Степной найденыш
Шрифт:
– Ну вот что, – сказал он, – ты хорошенько гляди в ту сторону, а я в эту, и мы их живо найдем.
Эта мысль ей как будто понравилась. Несколько секунд Кларенс шел спотыкаясь, в молчании, потом она спросила:
– Ты видишь чего-нибудь, Клаленс?
– Ничего.
– И я ничего.
Такое равенство между ними, очевидно, ее успокоило. Вскоре девочка поникла у него на руках. Она заснула.
Солнце садилось; вон оно уже коснулось края горизонта и светило теперь ему прямо в усталые глаза. Иногда оно совсем слепило его, мешало смотреть. Горизонт подернулся дымкой, среди которой плавали черные пятна, и от однообразной поверхности прерии отсвечивали круги, словно двойники солнца. Тогда он решил не смотреть вперед, пока не сосчитает до пятидесяти, потом до ста, но результат был все тот же – он снова видел лишь пустынную, безбрежную прерию, солнечный диск, который, опускаясь за горизонт, становился все багровее, да зарево, которое занималось от этого диска, и больше ничего.
Шатаясь под тяжестью своей ноши, он пробовал отвлечься, воображая, как будет обнаружено их отсутствие. Он словно услышал угрюмые, недовольные голоса, спорящие, как всегда по вечерам, о месте ночлега. Услышал недовольный голос Джона Силсби, когда тот остановился возле их фургона и сказал: «Ну-ка вылазьте оба, да поживей!» Услышал, как он строго повторил свой приказ. Увидел раздражение на пропыленном, обросшем щетиной лице Силсби, когда он быстро заглянул в пустой фургон. Услышал возглас: «И куда только подевались эти чертенята?» – который летит от фургона к фургону. Услышал ругательства, высокий, визгливый голос миссис Силсби, проклятия по своему адресу, и вот Силсби хмуро и поспешно отправляется на поиски с одним из наемных работников, а там пойдут крики, попреки. Попреки всегда достаются ему, старшему, который должен «быть умнее». Легкий испуг, пожалуй, но ни жалости, ни сочувствия с их стороны он не мог себе представить. Возможно, мысль эта укрепила в нем чувство гордости; если б его ждало сочувствие, он, наверное, не выдержал бы.
Он споткнулся и вынужден был остановиться, чтобы не упасть ничком. Идти дальше он не мог; он задыхался; пот катил с него градом; ноги подкашивались, в ушах стоял гул; багровые пятна расплескались вокруг него, как пятна крови. Справа от тропы оказался пригорок, где можно было присесть отдохнуть, не переставая бдительно следить за горизонтом. Но, дойдя до пригорка, он увидел, что это лишь заросли высокой травы, и вошел в них со своей ношей. Трава хоть мешала ему видеть прерию, все же оказалась удобным ложем для Сюзи, которая спала как ни в чем не бывало, словно просто прилегла вздремнуть, она кое-как защищала девочку от холодного ветра, подувшего с запада. Измученный вконец, но боясь поддаться сковывающему его оцепенению, Кларенс не то присел, не то опустился на колени рядом с ней, упираясь одной рукой в землю, и, полускрытый высокой травой, напряженно смотрел на пустую тропу.
Багровый диск опускался все ниже. Его жадное пламя, казалось, уже поглотило часть расстояния. Когда солнце опустилось совсем низко, оно метнуло длинные сверкающие лучи, веером рассыпавшиеся по прерии, и взволнованному мальчику почудилось, будто оно тоже ищет заблудившихся детей. Когда один длинный луч задержался над их убежищем, он подумал даже, что этот луч может указать дорогу Силсби и его спутникам, и, с трудом встав на ноги, выпрямился, чтобы на него падал свет. Но луч вскоре угас, и тогда Кларенс снова присел, борясь со сном. Он знал, что до темноты еще добрый час, и когда исчезает таинственное великолепие заката, все вокруг видно еще ясней и отчетливей. Теперь, когда огненный меч, который рассекал пространство между ними и исчезнувшим караваном, был наконец-то вложен в ножны, глаза мальчика почувствовали желанное облегчение.
Глава III
Когда солнце зашло, воцарилась зловещая тишина. Кларенс прислушивался к тихому дыханию Сюзи, и ему казалось даже, что он слышит среди этого гнетущего безмолвия всей природы удары собственного сердца. Ведь днем караван всегда двигался под монотонный скрип колес и осей, и даже тишину ночлега так или иначе нарушали люди, беспокойно ворочавшиеся в фургонах, или сопение быков. Здесь же – ни шороха, ни шевеления. Болтовня Сюзи или даже звук его собственного голоса разрушили бы томительную тишину, но теперь он в своем самоотречении боялся тревожить девочку даже шепотом. Быть может, она и так скоро проснется от голода и жажды, и тогда что ему делать? Ах, если бы долгожданная помощь подоспела вот сейчас, пока она спит! Его мальчишеское воображение говорило ему, что, если он сможет вернуть ее родителям спящей, уберечь от страха и страданий, он хоть отчасти искупит свою вину, а она скорее забудет о случившемся. А если помощь не придет… Нет, он не хотел об этом думать! Если Сюзи тем временем захочет пить, что ж, может быть, пойдет дождь, и к тому же по утрам всегда выпадает роса, которую они так часто, забавляясь, стряхивали с травы; он снимет с себя рубашку и соберет в нее дождевые капли, как моряк, потерпевший кораблекрушение. Это будет смешно, и она развеселится. Но он сам смеяться не будет; он чувствовал, что среди этого одиночества становится совсем взрослым.
Темнеет. Сейчас они, наверное, уже шарят по фургонам. И тут его начали одолевать новые сомнения. Может быть, теперь, когда он отдохнул немного, а ночная тьма еще не сгустилась, воспользоваться тем, что заря на западе еще не догорела и может послужить ему ориентиром? Но он боялся разбудить Сюзи! Что ее ждет? Страх снова оказаться один на один с ее страхом, не иметь возможности успокоить ее побудил его остаться на месте. И все же он тихонько выполз из травы и на пыльной тропе обозначил четыре стороны света, пока еще можно было определить их по закату, отметив запад большой печатной буквой З. Мальчик был очень горд этой своей выдумкой. А будь у него под рукой еще шест, палка или хотя бы сук, он привязал бы к нему носовой платок и поднял этот флаг над травой, как опознавательный знак, на случай, если его одолеет усталость или сморит сон, и тогда был бы совсем счастлив. Но вокруг него не было ни деревца, ни кустика; и он даже не подозревал, что именно это, а также укромность их убежища спасет их от грозной опасности.
Конец ознакомительного фрагмента.