Степные разбойники
Шрифт:
У команчей допускается многоженство. Каждый вождь имеет от шести до восьми жен. Но у этого племени брачный договор не состоит из ласковых слов и подарков: команчский воин получает более верный и, главное, более торжественный залог любви.
Вот как он поступает, если желает вступить в брак. Убедившись в благосклонности к нему какой-либо женщины, он тотчас убивает одну из своих лошадей, вынимает из ее груди сердце и прибивает это сердце к двери той женщины, которая ему нравится.
Молодая девушка берет это сердце и жарит его; после этого она делит его на две части, сама съедает одну, другую дает съесть своему возлюбленному, и брак считается состоявшимся.
До сих пор никому не удалось покорить этого племени, наводящего ужас на обитателей американо-мексиканской границы.
Теперь мы можем возвратиться к нашему рассказу. Ранним утром донья Клара была разбужена звуками дудок и других индейских инструментов, к которым беспрерывно примешивался лай бесчисленного множества собак, которые всюду сопутствуют краснокожим. На восходе солнца Черный Кот вошел в хижину, в которой находилась пленница, и поклонившись ей и окинув ее быстрым взглядом своих узких глаз, сказал ей голосом, сладким как мед, что намерен приступить к великому колдовству для того чтобы Владыка Жизни передал ему в руки врага. Он добавил при этом, что если она, вместо того, чтобы грустить в одиночестве, пожелает присутствовать при этой церемонии, то ей разрешено будет следовать за ними. Молодая мексиканка, не дав заметить вождю, какой радостью наполнилось ее сердце, притворилась, что не принимает предложения, а только с покорностью следует ему. Все обитатели селения были в большом волнении: женщины и дети бегали взад-вперед, испуская оглушительные крики. Даже воины и старики как будто расстались со своей индейской невозмутимостью. В несколько минут селение опустело, все обитатели его поспешили выйти на большую поляну, находившуюся у берега Рио-Хилы, — место, где должен был происходить индейский религиозный обряд.
Как ни был хитер Черный Кот, он был обманут кажущейся слабостью пленницы и ее убитым видом. Бросив на нее проницательный взгляд с намерением убедиться, что она не лукавит с ним, он сделал ей знак выйти из хижины и присоединиться к пожилым женщинам, которые также желали присутствовать при церемонии. После этого он удалился, совершенно ничего не подозревая.
Донья Клара стала под деревом, густые ветви которого свешивались в реку, и там с тревожно бьющимся сердцем ожидала часа своего освобождения.
Индейцы соорудили из бизоньих шкур маленький вигвам с низким и узким входом. К этому вигваму была проложена тропинка. Вдоль нее было расставлено сорок пар мокасин, одна пара позади другой. Возле вигвама горел костер, на который были положены плоские камни.
Все население индейской деревушки, за исключением уже упомянутых нами старух, преклонный возраст которых не позволял им присутствовать при церемонии, разместилось по обеим сторонам тропинки. Перед каждым из сидевших стояло множество плошек с вареным маисом, горохом и жареной говядиной. Главный шаман сидел на охапке сена напротив самого вигвама. Внезапно он встал и направился к вигваму, стараясь попадать ногами в расставленную на пути обувь. У входа хижины стоял Черный Кот, обнаженный до пояса.
Проведя некоторое время в вигваме, шаман вышел оттуда, держа в руках нож. Он молча подошел к Черному Коту, который при его приближении протянул ему левую руку со словами:
— С радостью даю первый сустав моего большого пальца Владыке Жизни, если он взамен отдаст мне в руки моего врага, чтобы я мог оскальпировать его.
— Владыка Жизни услышал тебя, он принимает твое предложение, — коротко ответил шаман.
Одним махом он отрубил сустав пальца руки Черного Кота и, швырнув его за спину, произнес таинственные слова, тогда как Черный Кот, оставшись внешне нечувствительным к своему физическому страданию, продолжал молиться. Окончив эту процедуру, колдун взял в руку связку прутьев, перевязанную волчьим хвостом, и принялся макать ее во все расставленные блюда. Сделав это, он покропил ей на все четыре стороны света, призывая творца жизни, огня, воды и воздуха.
После этого блюда были разделены между всеми присутствовавшими и почти мгновенно ими съедены (до этих пор никто не дотрагивался до кушаний). После этой церемонии индейцы стали петь, кружась около вигвама под аккомпанемент дудок, трещоток и свистков. В это время Черный Кот положил на охапку сена, находившуюся возле самого вигвама, голову бизона — мордой вверх, — взял длинную жердь, на которой висело совершенно новое красное шерстяное одеяло и вместе со своими родными и друзьями поднес это одеяло в дар Владыке Жизни. Он воткнул шест с одеялом перед входом в священный вигвам, и жертва была таким образом принесена. Пение и пляска убыстрились. Индейцы пришли в экстаз, и даже те старухи, которые до этого времени оставались спокойными зрительницами этой церемонии, бросились бежать к вигваму и смешались с толпой певших и плясавших индейцев. Донья Клара осталась одна возле дерева, росшего на самом берегу реки. Никто не обращал на нее внимания, о ней, казалось, совершенно забыли. Она бросала вокруг себя беспокойные взгляды, инстинктивно чувствуя, что помощь, которую она ждет, должна явиться к ней со стороны реки. Через несколько минут она тихими шагами, небрежно наклоняясь, чтобы сорвать то здесь то там цветок, медленно приблизилась к воде. Вдруг она почувствовала, что кто-то потянул ее за платье. Она вздрогнула от ужаса. Но в то же самое время, как таинственная рука прикоснулась к ее платью, голос, тихий как вздох, произнес слова:
— Направо и нагнитесь!
Девушка скорее угадала, чем расслышала эти слова. Она не колеблясь повиновалась и две минуты спустя, идя по тропинке вдоль берега, очутилась позади огромной скалы, находившейся также у самой воды. Там стояли две оседланные по-индейски лошади. По знаку, поданному ей Орлиным Пером, она вскочила на одну из них, тогда как сам он сел на другую.
— Отлично! — сказал он ей своим приятным голосом. — Смелое сердце! А теперь вперед — с быстротой вихря!
Мустангов подняли в галоп, и они помчались быстрее ветра, разбрасывая копытами на бегу мелкие камешки и речной песок.
Тем временем утро давно уже сменилось днем. Перед беглецами тянулась бесконечная гладь прерии, а всего в нескольких сотнях шагов от них все население индейской деревни собралось на религиозную церемонию, и не могло быть сомнения в том, что оно не преминет заметить их. А потому положение их было в высшей степени критическим. Беглецы должны были собрать все свое мужество, чтобы преодолеть опасность.
Вдруг долгий яростный крик огласил окрестность.
— Смелей! — воскликнул сашем.
— Я не боюсь! — ответила девушка сквозь стиснутые зубы и стала погонять лошадь. — Они схватят меня только мертвой!
Отправляясь на религиозную церемонию, апачи, конечно, не взяли с собой оружия; лошади их также остались в стойлах. Благодаря этому обстоятельству беглецы выигрывали не менее часа времени. Как только индейцы заметили бегство молодой мексиканки, они тотчас же прервали церемонию и толпой бросились в сторону селения, громко требуя свое оружие и лошадей. Не прошло и нескольких минут, как самые проворные из них уже были в седлах и мчались по прерии в погоне за беглецами. Самые знаменитые наездники Европы даже представить себе не могут скачки индейцев, когда они кого-нибудь преследуют. Индейцы — лучшие наездники на свете. На бешеном скаку они точно сливаются с лошадью, которую они как бы наэлектризовывают пылающей в них самих страстью, и тогда скалы, пропасти, реки, ограды — ничто не служит им препятствием в их безумной скачке. Они подобно урагану проносятся по прерии, окутанные облаком пыли.
Не более тысячи ярдов отделяло беглецов от их преследователей.
Черный Кот, взбешенный тем, что его провела женщина, скакал во главе отряда в семь или восемь человек, оставивших далеко позади остальных индейцев.
Орлиное Перо обернулся. Четверо апачей были уже в ста шагах от него.
— Вперед! — воскликнул он, обращаясь к девушке и ударяя хлыстом по крупу ее лошади, которая, взвизгнув от боли, рванула с удвоенной скоростью. Сам он между тем развернулся лицом к неприятелю и выстрелил. Один из апачей упал мертвым. После этого он убил прикладом еще одного индейца и, перескочив с быстротою молнии со своей лошади, начавшей шататься от усталости, на лошадь убитого им индейца, помчался вперед, оставив позади себя апачей, до ужаса пораженных этой неслыханной отвагой. Десять минут спустя он присоединился к донье Кларе, которая со страхом и восхищением наблюдала за геройским поступком своего защитника.