Стерпор
Шрифт:
Серьгу я, кстати, купил на ярмарке, когда мне было всего пятнадцать. Мой самый старший брат Дартруг – тот еще упрямец, абсолютный маньяк, скажу я вам, – полез на высокий ярмарочный столб за сапогами, а хозяин ярмарки, узнав, что это один из принцев Вейньет и что он желает именно ЕГО сапоги, стоял внизу и яростно аплодировал. Его хвалебные крики разносились над толпой звучно и одиноко. Граждане Центрального королевства наблюдали за истеричной овацией хозяина ярмарки молча. Хозяин продолжал аплодировать и кричать до тех пор, пока Дартруг не спустился и не ударил его в глаз, – он всегда был очень вспыльчив и нередко пускал в ход кулаки. Затем мой старший брат принялся орать на несчастного, что тот испортил ему все удовольствие от лазанья по столбу. Хозяин
С тех пор серьга украшает мое левое ухо и со временем превратилась для меня в почти священный предмет, фетиш – не представляю себе, чтобы я когда-нибудь с ней расстался. Я отдам ее кому-нибудь, если только этот кто-то заберет ее вместе с ухом, но, надеюсь, этого никогда не произойдет – все же ухо, а тем более левое, мне до чрезвычайности дорого…
Отец помнится, с большим неудовольствием отнесся к моей обновке. Он приказал мне немедленно снять «эту гадость», но, когда я выказал яростное неповиновение, он поразмыслил и решил, что серьга – это все же лучше, чем иные пагубные пристрастия его сыновей. Как я уже говорил, у братьев их было в избытке. Чтобы смириться с изменениями в моем облике, Бенедикт Вейньет вновь отправился на охоту, где подстрелил кабана, рябчика и, по случайности, одного из загонщиков. Смерть слуги вполне примирила отца с серебряной серьгой и вернула мне его расположение…
Если бы я только знал, к чему меня приведет расположение отца, я всеми силами старался бы заслужить его горячую ненависть. Здравое сознание порой покидает пожилых людей, несмотря на то что в зрелом возрасте они были вполне сообразительными. Впрочем, возможно, сейчас я несправедлив к отцу и в моих рассуждениях о дряхлении его рассудка сквозит жестокая обида…
Предавшись воспоминаниям, я совсем забыл о времени, а между тем следовало спешить. В этом отсталом королевстве стража законности работала весьма оперативно. Отчасти благодаря рвению и любви к своей профессии начальника королевской стражи Зильбера Ретца. Он, конечно, не в силах был раскрыть и предотвратить все преступления, совершавшиеся на столичных улицах, но за наградное золото стража старалась изо всех сил. Порой, если преступление не удавалось быстро раскрыть, хватали невиновных. Это случалось обычно, когда несчастье приключалось с одним из известных людей города и раскрытие преступления было необходимо для поддержания престижа власти. В Стерпоре стражу законности заслуженно называли «королевские псы». Они хватали и сажали, отправляли на рудники или чинили расправу на месте. Последнее особенно нравилось королю, потому что в этом случае преступник обходился казне почти бесплатно – содержать в тюрьме его было не нужно, а нужно только пригласить могильщиков, которые за несколько медных монет закопают бедолагу где-нибудь за городскими стенами. В общем и целом действия «королевских псов» зависели от обстоятельств. Обстоятельства сейчас явно складывались именно так. Впрочем, будем честными, они всегда складывались против меня.
Быть отправленным на рудники или нашинкованным алебардами, как квашеная капуста, я не хотел, а потому аккуратно вытер меч об одежды убитого и огляделся по сторонам – к счастью, поединка никто не видел, улица была пустынной. Значит, мне удастся уйти без шума, не преследуя свидетелей. Я убрал меч в ножны и стащил с мизинца «папаши» крупный серебряный перстень с черным квадратным камнем – забирать боевые трофеи никогда не казалось мне чем-то недостойным. Перстень я надел на безымянный палец левой руки – он пришелся точно впору, и торопливо зашагал вдоль ряда скособоченных деревянных домиков в поисках чего-нибудь хотя бы отдаленно напоминающего постоялый двор. Хороший перстень, строгий и элегантный. Должно быть, изготовлен
Дома в Стерпоре стояли плотно, стена к стене. Из-за того что земля была королевской собственностью и за нее надо было платить, а небо не облагалось налогом, все дома были многоэтажными, уродливыми, налепленными друг на друга в абсолютном беспорядке, второй этаж нередко разрастался и нависал над улицей болезненным, странным образованием. Были дома, первый этаж которых был сложен из камней, а второй напоминал дощатый сарай, между прибитыми в беспорядке досками торчали кучи сена, из некоторых особенно крупных дыр выглядывала коровья, лошадиная или ослиная задница, обильно сыпался прямо на мостовую бурый навоз, шлепали вонючие лепешки.
От засилья этого ужасающего архитектурного буйства складывалось впечатление, что строители в бывшем герцогстве Стерпор работали, только уже очень сильно приняв на грудь. Поддерживали надстройки небрежно обтесанные деревянные столбы. Вид у них был не самый надежный. С непривычки я даже стал опасаться, как бы меня не пристукнуло где-нибудь рухнувшим вторым этажом, и старался держаться поближе к центру улицы. Идти по центру было не только безопаснее, но и намного чище. Еще чего доброго ткнешься в какой-нибудь коровий зад, и он обдаст тебя свежей порцией экскрементов…
Завернув за угол, я внезапно наткнулся на какую-то девицу. Она прятала лицо, укутавшись с головой в капюшон, и шла, низко склонив голову. При таком способе перемещения она вряд ли что-нибудь различала впереди, так что в нашем столкновении я был повинен лишь отчасти. Поскольку поворачивал я стремительно, то врезался в нее со всего размаху. Она ткнулась склоненной головой мне в грудь, вскрикнула и подняла глаза. На меня глянуло совершенно очаровательное личико – вздернутый веснушчатый носик и огромные светло-зеленые глаза. Личико обрамляли пряди светлых волос, они немного выбились из-под капюшона, когда их обладательница взглянула на меня. Наверное, ее постигло какое-то горе, потому что плечи красавицы чуть подрагивали, а в прекрасных глазах стояли слезы. Может быть, именно поэтому ее грустный взгляд поразил меня в самое сердце.
– Прошу прощения, я вас не сильно ушиб? – спросил я и улыбнулся.
Она оказалась весьма неприветливой особой: вместо того чтобы ответить что-нибудь подходящее моменту, кивнула мне, принимая мои извинения, обошла меня и направилась дальше.
– Боже, какая красотка, – пробормотал я и хотел было пойти за ней, чтобы выведать, что у нее произошло, когда мысль о том, что сейчас, наверное, не самое подходящее время, чтобы ухаживать за дамочками, остановила меня. Я немного задержался, с сожалением поглядел ей вслед, потом развернулся и пошел дальше сквозь хитросплетение грязных улочек – искать местечко, где можно было бы отдохнуть после дальней дороги.
Проблуждав по Стерпору еще некоторое время, я, наконец, вышел к домику с надписью «Постоялый двор Руди Кремоншира». То, что нужно. Унылое, старое, плохо покрашенное здание не привлекало лишнего внимания. К тому же граничило оно с конюшней и кожевенной лавкой. Канава с нечистотами здесь расширялась и пересекала улицу. Вонь вокруг стояла невообразимая. И от конюшни, и от кожевенной лавки несло премерзко. Вряд ли кто-то захочет сюда сунуться: под сводами этого кошмарного места я могу чувствовать себя в полной безопасности.
К моему удивлению, оказалось, что «Постоялый двор Руди Кремоншира» – место весьма популярное и получить здесь комнату не так-то просто. Наверное, укрыться от постороннего внимания хотел не я один.
Я вошел внутрь, приблизился к стойке и позвонил в заржавленный колокольчик, на звук которого поспешно явился длинный хозяин в холщовых штанах и неоднократно латанной рубашке. У него было совершенно непонятное выражение лица, а светлые глаза казались безжизненными.
– Мне нужна комната. – Я смерил его суровым взглядом.