Стёртые буквы
Шрифт:
Однако брат Рависсы был намного старше ее, да к тому же слабого здоровья и умер, когда она была еще совсем маленькой, не оставив потомства. Рависсе помогали немного дети ее дяди, но у тех была своя большая семья, поэтому женщина старалась по возможности прокормить и обеспечить себя сама, чтобы не быть нахлебницей. Керви тут же предложил ей располагать и им самим, и Дреки, и Рависса осталась этим очень довольна. Поначалу Керви боялся, не придется ли ему брать еще одну сияющую жену и тайком поделился своими опасениями с Ксантой, а та при случае осторожно спросила у Рависсы, как надлежит поступить Керви. Но женщина только рассмеялась:
— Не было у меня никогда мужа, как от матери отошла, так не знала, какова человеческая кожа, что к другой коже
Действительно, Дреки недолго демонстрировал столь несвойственное ему благоразумие и решил всерьез приударить за одной из болотных красавиц. Девушку звали Аркасса, она жила вместе с младшей сестрой. Аркасса по здешним меркам также считалась одинокой: у нее не было брата и она сама заботилась о себе, о своей сестренке, матери и бабушке, которые уже не спускались на болота. В доме Аркассы жил Дюмос, Дреки часто ходил к нему в гости, и там положил глаз на девушку. Ксанта хорошо его понимала: девица, как она успела заметить, и в самом деле была под стать Дреки — живая, ловкая, острая на язык, неглупая, а главное, привыкшая жить своим умом. Местных парней, как водится, это слегка отпугивало, кроме того, они хорошо сознавали, что жену, не имеющую брата, придется кормить и обеспечивать, да еще впридачу и ее детей и, возможно, детей ее сестры. Для Дреки же все эти соображения не имели большого значения — Аркасса пару раз довольно ловко его отбрила, и он прикипел всерьез. Так что Ксанта решила послушаться совета Равис-сы и поговорить с сыном.
— Послушай, милый, а ты подумал, что будешь делать, если своего добьешься? — при случае спросила она Дреки.
— Ага, добьешься тут, — отмахнулся он. — Это же кремень, а не девка.
— Боюсь, что не девка, а мужняя жена, — порадовала сына Ксанта. — Видел, у нее серьги деревянные в ноздрях. По-моему, здесь такие только замужние женщины носят.
— Правда? — изумился Дреки. — А где ж тогда ее муж? Не Дюмос ведь? Я же знаю, он на окраине, у Лаукассы ночует.
— Ну, уж не знаю. Только одно могу сказать: не зная броду, не суйся в воду. А то твоя кремневая красавица решит, что ты так к ее младшей сестре клинья подбиваешь.
— К Лакмассе?! — так и подскочил Дреки. — Ну ты скажешь! А что, правда, может подумать? — спросил он с тревогой.
— Может, может. Лакмасса вот-вот заневестится.
— Вот ведь как бывает-то… — задумчиво пробормотал Дреки. Женитьба на десятилетней Лакмассе и в самом деле не входила в его
планы, поэтому он поумерил пыл, и Ксанта вздохнула спокойно — кажется, все недоразумения были улажены.
День в поселке начинался незадолго до рассвета — с традиционной чашки горького травяного чая и традиционного вопроса Рависсы:
— Что вы сегодня видели во сне?
Ксанта до сих пор не могла понять, что этот вопрос означает, поэтому она говорила, что видела во сне болота и сбор тростника или сына.
Керви быстро уловил эту ее методу и тоже говорил, что видел во сне болота или родной дом. Рависса оставалась вполне довольна ответами и говорила что-то вроде:
— Это значит, что здешние покровители приветствуют вас, но и прежние защитники те, что были у вас дома, о вас не забывают. Это хорошие сны, они предвещают счастье всему тухету.А ты что видишь во сне?'— Рависса повернулась к Дреки. — Я слышу, что ты иногда просыпаешься ночью.
— Будто падаю со скалы, — ответил тот. — Извините, если я вас разбудил.
Ксанта внутренне напряглась — что если Рависса сочтет это дурным предзнаменованием? Что она тогда будет делать? Ксанта уже поняла, что Болотные Люди придают снам очень большое значение. Как они поступают с теми, кто видит плохие сны?
Но Рависса сказала как ни в чем не бывало:
— Это хороший сон, это горные покровители увидели тебя и хотят научить летать. Потерпи немного, мы вернемся в лес, там они будут ближе и смогут говорить с тобою яснее.
— А что, они уже кого-то научили летать? — Дреки скептически поднял бровь, но в глазах вспыхнул знакомый Ксанте огонек жгучего любопытства и готовности к проказам.
— Всяко бывает, — не моргнув глазом, ответила Рависса. — Ты не беспокойся за меня, я уже старая, сплю мало. Так что, если ты проснешься лишний раз, мне ничуть не помешаешь. И все-таки ты попробуй в следующий раз досмотреть его до конца. Вдруг полетишь? И ты не беспокойся, — сказала хозяйка Ксанте. — Твой сын здоровый, сильный, нрава доброго, глаза и уши у него открыты, так что его тут все полюбят.
Дреки и Ксанта покраснели и засмущались.
Покончив со снами, Рависса отправлялась кормить «похоронную свинью» — огромное, серое, заплывшее жиром ленивое существо, которое жило, лежа, во дворе, у стены дома. Свинья была привязана за одну ногу к вкопанному в землю колышку, но это, скорее, было данью традиции — никуда она убегать не собиралась. Рависса почесывала свинье широченную спину, отвислые щеки, глядела в бессмысленные оловянные глазки и приговаривала: «Ты как в дальний путь на высокие земли пойдешь, ты все по правде, как есть, расскажи — сколько мы чего собрали, сколько мы тебе скормили»… Свинья внимала. Такие уже не ходячие мясные горы жили здесь в каждом дворе. Иногда держали еще коз и со бак,но собак, в основном, охотники, а коз — матери с маленькими детьми. Рависса говорила, что охотники посвящают часть своих собак «помощникам с верхней земли», а часть — «греющимся у очага» и когда потом кормят свою свору, пища считается принесенной в дар тем или иным невидимым спутникам людей. Если же один мужчина чем-то обижает другого — например, отзывается о нем дурным словом, портит его утварь, обижает его родичей или соблазняет его жену, то обидчик должен дать обиженному одну, двух или трех «искупительных» собак в зависимости от тяжести обиды. Еще одну «искупительную» собаку он должен дать старшему в своем тухете,чтобы искупить позор, который он своим поведением навел на всю семью.
— Тогда у него совсем мало защитников остается, и он будет совсем один в лесу, — говорила Рависса.
— А если женщину обижают, или женщина кому-нибудь обиду наносит? — заинтересовался Керви.
И Рависса принялась рассказывать. Рассказы она очень любила, и почти на все вопросы своих гостей отвечала подробно и с удовольствием. Повседневную речь все трое уже худо-бедно понимали (Ксанта чуть получше, мужчины чуть похуже), но понять с первого раза длинную историю для них было еще сложновато, поэтому Рависса говорила нарочито просто. В самых же трудных случаях Ксанта обычно посылала Дреки просить помощи у Дюмоса.
— За женщин братья дерутся, — рассказывала Рависса. — Вот, например, дадут женщину какому-то мужчине в жены, а тот начнет ее ревновать и бить. Из дома не выпускает, со света сживает. Ну, женщина и говорит ему: «Давно уж я отца-матери не видела, уж и лица их совсем забывать стала, давай поедем к ним». Поедут. Ночью женщина придет к своему брату и говорит: «Вот как мне тяжело у мужа-то живется. Вот смотри, что он со мной делает». И раны свои ему покажет. Тот скажет: «Ну, тогда оставайся здесь, не надо тебе к мужу возвращаться», а родителям скажет, чтобы мужа только накормили и выгнали. Если тот с женой очень жестоко обращался, то и убить могут. Тогда родня того человека, кого выгнали или убили, собирается и идет мстить. Приходят в то селение, где женщина спряталась, и начинают с мужчинами биться. Потом их старики помирят, враги раны друг другу перевяжут, обменяются искупительными собаками и дальше живут. А женщину другому мужу отдают. А если в семье молодую жену младшая сестра брата обижает, то брат невестки тоже за нее заступается, идет к своему зятю и говорит: