Стерва. Подвид: Королевская
Шрифт:
– Ты нужна мне, - вдруг прошептал Равеяр, - и я не знаю почему. Никогда и ни к кому я не испытывал подобных чувств, эмоций, желаний. Твои глаза как расплавленное золото выжигают меня, Зеля. Посмотри на меня, женщина, я не молод! Я не юноша, мечтающий о первой женщине, я мужчина утративший разум в желании обладать женщиной, что уже принадлежит другому… другим… Сколько их было в твоей жизни, Зелея? Я готов мучительно убивать каждого!
Капли дождя упали на мое лицо и ручейками слез устремились вниз.
– Нет слов, чтобы выразить каких трудов мне стоило сдержаться и не убить Саерея в то утро! Его запах был на тебе! Его прикосновения ты воспринимала, как преданный пес воспринимает прикосновения хозяина - с радостью. И я видел это! Я видел все и даже немного больше…
– Не надо… - то утро в клане и я не могла забыть, - не нужно обвинять меня в желании принадлежать ему! Да, я провела ту ночь в его объятиях! И после той ночи, было еще так много ночей, в которые мы сплетали наши тела, потому что Саер все для меня. И этот разговор ни к чему не приведет…
Дождь усиливался. Костер шипел и хрипел, умирая под лавиной небесных слез. Вспыхнула молния, на мгновение осветив наши сплетенные тела, убогую обстановку разрушенной крепости и окаменевшее от услышанного лицо мужчины, который сжал сильнее. Рывок и я вскрикнула, почувствовав его внутри. Это ощущение нашего единства, было почти болезненным, но пальцы уже сжимали сильные плечи, тело изогнулось, в желании ощутить его полнее, сильнее, резче. А дождь падал на лицо, стекал по груди, животу, словно пытался погасить это безумие так же, как погасил уже мертвый костер. И когда мои крики стали громче разбушевавшейся грозы, я услышала тихий голос лигейца:
– Ты… забудешь обо всех! Только я. Только со мной и… - сияние, то самое, которому не было места в природе, голубоватым мерцанием окружило нас, - в твоих детях будет течь моя кровь…
Я не слышала остального, я слушала грозу, слушала, как потоки воды устремляются вниз, как гудят оползни, срывая со скал редкие деревья… Я прислушивалась к ветру, словно ставшему исполинским великаном и пытающемуся разрушить наше убежище ударами, от которых сотрясались полуразрушенные стены… Я внимала стихии, этой удивительной силе, что заставляла дрожать величественные горы… Впервые в жизни я ощущала себя частью стихии, отдаваясь ее силе и мощи, растворяясь в ней без остатка, забывая обо всем, не ощущая собственного тела…
Дождь прекратился на рассвете… Ночь унесла с собой безумство природы, и отголоски грозы были исчезающим напоминанием о непогоде…
– С тобой невозможно спать, - простонал Лорд-каратель прижимаясь сильнее.
Я тяжело дышала, ощущая, как медленно отпускает упоительное чувство, от которого сладко ныло все тело. Мне было так хорошо, и одновременно так плохо…
– Ненавижу тебя, - это был почти стон.
– За что?- губы, что сводят с ума, начали ласкать обнаженные плечи.
– За то, что люблю? За то, что не могу без тебя? За то, что готов на все, чтобы быть рядом? За то, что в моих руках ты вспоминаешь как это быть женщиной, а не… чиновником? За что, Зелея?
Неподалеку раздался крик совы. Я так хотела услышать его, я так ждала его, а сейчас…
– Нужно спускаться, - я села, обняв руками колени.
– Нет, - Равеяр лежал на спине, положив руки за голову, и с улыбкой смотрел на меня, - я слишком устал сейчас… чуть позже.
Красивый, сильный, расслабленный и такой желанный. Глядя в его теплые карие глаза, я понимала, что он стал первым мужчиной, чьи ласки с каждым разом были все желаннее. И разум отступал, едва наши тела сливались… сливались в столь упоительном совершенстве, словно лигейца создали для меня…
– Я люблю тебя, женщина с янтарными глазами, - произнес Лорд-каратель.
– А ты не равнодушна ко мне, Зелея.
– Так уверен?
– Твое тело говорит больше, чем тысячи слов, - он потянулся, и уложит в меняна свою грудь, прошептал, касаясь губами виска.
– Я подарю тебе весь мир, моя златоглазая рысь. Я буду любить тебя сильнее, чем когда-либо мужчина любил женщину. И я буду верен тебе и нашим детям до последнего вздоха, разве тебе этого мало?
– Нет, - я обняла его, понимая, что это в последний раз.
– Правда?
– Нет…
– Не веришь?
– Было бы глупо верить обещанию, данному уставшим после ночи любви мужчиной. Сейчас ты готов подарить весь мир, но что будет завтра…
Снаружи раздался едва слышный шум. Равеяр напрягся, приподнялся и начал прислушиваться к звукам. Шум не повторился, и, расслабившись вновь, лигеец осторожно переложил меня на куртку, каким-то чудом оставшуюся сухой после ночного потопа.
– Ты не понимаешь, Зелея, - ласковые губы коснулись моих опухших после страсти, - я не разбрасываюсь словами. Все сказанное мной - клятва. Клятва, данная моей женщине. И каждое слово - правда! Каждое данное тебе обещание - станет правдой!
– его глаза словно затмили весь мир.
– Люблю тебя, - прошептал Равеяр, - и буду любить всегда.
Мир вновь растворился в его прикосновениях… чтобы разбиться повторным криком совы. Настойчивым, требовательным криком.
– Я, - торопливо отвернувшись, - я… мне нужно выйти… я быстро.
– Там скользко, - но отпустил, позволил подняться. Поднялся и сам, осторожно надев на меня куртку.
– И мне не понравился шум, возможно, бродит горный лев.
– Утром?
– я скептически взглянула на лигейца.
– Это Араве, здесь нет крупных хищников.
Обойдя его, направилась к выходу, торопливо всовывая ладони в широкие рукава. Но подойти к зияющему пролому в стене, Равеяр не позволил. Догнал, задвинул за спину и замер, напряженно прислушиваясь.
Там, за искореженной стеной птичьим разноголосием звенело утро, слышался шум ветра, заставляющего скрипеть сосны, вдали еще были слышны отголоски грома. Но среди птичьего хора отчетливо прозвучал крик вороны.
– Мне очень нужно, - я попыталась обойти лигейца.
– Нет, - он продолжал стоять не двигаясь, - там кто-то есть.
– Я не думаю что…
Меня не слушали. Более того, Равеяр вернулся к нашему ложу, и когда вновь подошел к проходу, в его руке был охотничий нож. Бесшумно двинулся Непобедимый к выходу, вот только я не могла позволить ему этого.