Стержень мрака (Атлантический дневник)
Шрифт:
Говоря об этих движениях, которые сегодня принято объединять в общую группу «зеленых», очень важно отметить, что они не являются выражением протеста с либеральных позиций и не имеют под собой никакой последовательной интеллектуальной платформы. Большинство их участников зачастую имеют очень туманное представление о том, против чего они выступают, будь то строительство атомной электростанции, прокладка шоссе или посевы генетически модифицированных культур. Атомные электростанции, как показал Чернобыль, могут быть весьма опасны, но оценка их реального вреда пока затруднительна. Между тем куда более традиционные электростанции, работающие на каменном угле, выпускают в атмосферу массу вредных веществ, жертвы которых менее наглядны, но поддаются статистическому
Ошибка Кристола заключается, на мой взгляд, в том, что он не счел нужным проанализировать характер экологических протестов: их участники не выдвигают против технологии обвинений специфически либерального характера, перед нами не гипотетический конфликт хорошего с плохим, а конфликт веры со знанием. Вспомним, что лозунг гуманизма, по крайней мере один из лозунгов, – «Знание – сила». На чьей же стороне правота?
Культовый характер экологических и других подобных протестов сегодня гораздо очевиднее, чем четверть века назад: значительная часть их участников исповедует целый спектр примитивных и необременительных в быту религий, от голливудского варианта буддизма до друидизма или ведьмовства. Все эти религии объединяет ненависть к технологии.
Чтобы не создалось впечатления, что я выступаю на стороне инженеров, приглядимся повнимательнее и к ним. Многие из них сегодня разделяют опасения, высказанные когда-то Эрвингом Кристолом, относительно небывалой концентрации власти, которую технология позволяет даже отдельному человеку, и некоторые наиболее отчаявшиеся требуют безотлагательной реформы общества по тоталитарной модели. Незачем говорить, что это – совсем не тот компромисс, к какому призывал Кристол четверть века назад.
Существуют, однако, тенденции, которые в этом прошлом еще не были различимы. За последние пару десятилетий в научных кругах приобрел большую популярность так называемый ультрадарвинизм, именуемый также культурным дарвинизмом. Один из ведущих представителей этого течения – американский философ Дэниэл Деннет, развивающий идеи известного биолога и популяризатора науки Ричарда Докинса.
Деннет считает, что поле действия дарвиновского естественного отбора не ограничено чистой биологией. С возникновением человека и созданием культурно-информационной среды центр тяжести эволюции перемещается именно в эту среду, и если раньше носителями и агентами эволюции были исключительно гены, то теперь ими становятся идеи, подверженные размножению и изменению. По аналогии с геном такая элементарная частица информационной эволюции именуется «мем».
По словам Деннета, речь идет не просто о сходном типе движения, который можно образно уподобить биологическому, а о непрерывном едином потоке: эволюция – алгоритм, автоматический процесс, который не зависит от своего носителя. Считаем ли мы стулья или яблоки, результат вычисления будет одним и тем же. Точно так же эволюция не меняет своей природы в зависимости от того, лежат ли в ее основе гены, единицы биологической информации, или мемы, единицы информации культурной.
В результате все пространство жизни включается в общее пространство организованной информации. Это, по мысли Деннета и его сторонников, позволяет объединить естественные и гуманитарные науки в единую общую дисциплину, «меметику», магистральную отрасль человеческого знания.
Человеческая мораль не является исключением, поскольку она, как и вся человеческая культура, представляет собой результат «меметической» эволюции, некоторую фазу в процессе развития, и вовсе
Культурный дарвинизм сегодня – далеко не общепринятая доктрина среди ученых и вызывает ожесточенные протесты и возражения со стороны многих биологов и философов. Но он хорошо иллюстрирует возможные результаты сплава этики и науки, и эти результаты бесконечно далеки от тех, к которым призывал в свое время Эрвинг Кристол.
Эволюционная мораль, даже когда она не отличается заметным образом от общепринятой, в основе имеет с ней мало общего, потому что предполагает непрерывную цепь изменений в будущем, тогда как традиционная мораль принципиально неподвижна, по крайней мере в своем центре. Кроме того, эволюционная мораль – функция культуры в целом, тогда как либеральная мораль Кристола адресована прежде всего отдельному человеку, индивиду.
Если оглянуться назад, легко убедиться, что гуманистическая мораль, утверждение ценности и приоритета человеческой личности, была уникальным продуктом истории, сплавом нравственных прозрений античности, принципов христианства и поправок Реформации. Китай, отвергший технологию, отверг и либерализм, о чем Кристол забывает упомянуть, видимо полагая этот факт несущественным для своего аргумента.
Но это великое наследие западной цивилизации, может быть более великое, чем сама технология, лишено в современном обществе корней и дрейфует, как подтаявший айсберг. Либерализм, несмотря на всю обязательную риторику западных правительств, все чаще выглядит пережитком, в буквальном смысле «пережитком капитализма», в схватке яйцеголовых приверженцев «меметики», инженеров космических кораблей и человеческих душ, и их торжествующе безграмотных противников, «древолюбов», воздвигающих бобровую плотину в русле всеобщей эволюции. Кому из этих провидцев мы рискнем поручить преподавание научной этики и каковы будут результаты? Инженеры испытывают презрение к противостоящей толпе, а толпа отвечает им ненавистью – где здесь пространство для спасительного компромисса?
Трагедия будущего, если оно простирается дальше чем на четверть века, состоит в том, что оно обречено оставаться неизвестным. Эрвинг Кристол, конечно, понял это раньше и лучше меня, и он заведомо не дает никаких гарантий, а лишь выражает надежду. Подобно мне, он считает любовь к ближнему важнейшим достижением если не эволюции, то истории. Он может лишь предостеречь, но не в состоянии дать рецепта. Либерализм отличается от строительства коммунизма тем, что сегодняшний человек волнует его больше, чем грядущее поколение. Есть ценности, которые нельзя защищать коллективом, и опасности, которым можно противостоять только в одиночку. Впрочем, сам Кристол – лучшее тому доказательство.
СЛИШКОМ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ
Давным-давно, кажется в последнем классе школы, я довольно успешно изображал из себя вундеркинда и в результате сумел получить абонемент в областной научной библиотеке. Там я впервые познакомился с любопытным и мимолетным литературным жанром: книгами со специальным грифом «Для научных библиотек». Объясню для тех, чья память не восходит к седой старине: это были переводы западных авторов, которых советская власть считала слишком подрывными для массовых тиражей, но к которым полагала возможным допустить некоторых идеологически зрелых и морально безупречных людей, то есть доцентов марксизма.
Не знаю, сколько всего книг вышло в этой серии, – думаю, что не больше десятка. Но меня особенно тогда поразила «История западной философии» Бертрана Рассела. До тех пор мое знакомство с этим непростым предметом ограничивалось философским словарем Юдина и Розенталя, памятником тоталитарной критической мысли, где философы разделялись на две группы: «ярых врагов» и «непримиримых противников». На первых автоматически опрокидывался ушат помоев, а вторым отпускались комплименты, причем самые восторженные приберегались для членов политбюро, которые все до единого были причислены к асам диалектики.