Стезя и место
Шрифт:
— Почему? Ты о чем, баба Нинея?
— Да что ж такое-то? — Нинея возмущенно всплеснула руками. — Сами голову в петлю суют, а потом еще и удивляются! Лечили вместе? Силу она в тебя вливала?
— Да было… и без лечения тоже, просто так… сливались. А что?
— И он еще спрашивает! Радость от этого чувствовал? Еще и еще того же желал? Готов просить ее, чтобы опять это повторить?
— Радость чувствовал, а больше ничего такого не было.
— Ну, твое счастье. И запомни: если хочешь и впредь самому себе хозяином оставаться, ни разу, ни под каким видом, этого не повторять! Радуйся, что Людмила
— Ну уж нет! Никуда я не потащусь и никакие сапоги лизать не буду! — ощетинился Мишка. — Я сильнее ее, когда мы сливаемся вместе, я управляю, она со мной бороться не может!
— Это ты сейчас сильнее, пока Людмила еще сама своей силы не понимает. И не спорь! — Нинея пристукнула костяшками пальцев по столу. — Не родился еще муж, способный в таком деле женщину перебороть, хоть бы и девку сопливую. Переломит тебя, как соломинку, даже и сама не заметит!
«Это что же, на ментальный контакт можно, как на наркотик „подсесть“? И Юлька будет меня, как наркошу на коротком поводке держать? Не верю! Пусть я необъективен, пусть втюрился в девчонку (в моем-то возрасте?), пусть Юлька „сдвинута“ на медицине, пусть… да, что угодно! Не верю, и все тут! Не может она так поступить! Нинея могла бы, возможно и творила нечто подобное, а Юлька — нет. Не такая она, не так ее Настена воспитала. И Макошь — не Велес, Макошь такого не позволит!
Господи, а это-то откуда? Еще не хватало язычником заделаться. А, в общем-то, все правильно — поклонение одному из персонажей языческого пантеона детерминирует, соответствующим образом, нравственные императивы. Если я правильно понимаю разницу между Велесом и Макошью, Нинее разрешено то, что напрочь запрещено Настене и Юльке. И что же, Нинея этого не понимает? Судит по себе?»
— Не боится! — констатировала вслух Нинея. — Все понял, паршивец, и не боится! Да что ж это за дети такие пошли? Оружие, силы ведовские, лезут туда, куда и умудренному старцу заказано, и хоть бы что! Или не поверил мне, Мишаня?
— Ну почему? Поверил. Только, знаешь, баба Нинея, — Мишка на секунду задумался, пытаясь сформулировать свою мысль — я, в последнее время, как-то перестал понимать: чего надо бояться, а чего не надо.
— Врешь! — уверенно заявила волхва. — Тот, кто не понимает, чего надо бояться — боится всего, ты же, наоборот, ничего не страшишься. А слыхал ли ты Мишаня такую мудрость: «Ничего не боятся только полные дураки»? От незнания твое бесстрашие, от молодости и глупости!
«Угу, точно подмечено, особенно несчет молодости».
— Ну, ты, баба Нинея, и сказанула! Да со времен Ад… Одинца и Девы, дня не проходило, чтобы кто-нибудь из стариков не проворчал: «Ох уж эта нынешняя молодежь!» И про тебя так когда-то говорили, и я когда-нибудь
— Ну что с тобой поделаешь? — Было заметно, что Нинея хочет выглядеть сердито, но не может сдержать улыбку. — Иногда гляну на тебя, и покажется, что с ровесником разговариваю.
— Гляди, боярыня, вот возьму и посватаюсь!
— Ой! — Нинея в притворном ужасе прижала ладони к щекам. — Да Красава, как узнает, мне все глаза выцарапает!
— Неужто так грозна?
— Еще как грозна! Так, бывает, осерчает, так сердцем разгорится, что… пока веник об нее не обломаешь, и не успокоится.
— Да-а, Нинея Всеславна, не та нынче молодежь пошла, не та. — Мишка сделал постное лицо и сложил руки на выпяченном животе. — Мы со старшими почтительнее были.
— И не говори, Михайла Фролыч! — Нинея покивала головой и преувеличенно горестно вздохнула. — Разве ж в наше время такое дозволялось?
— Истинно сказываешь, матушка, истинно! — подхватил Мишка. — Вот, как сейчас помню, две тысячи лет назад… э-э о чем это я? А! Про молодежь! Ты знаешь, Нинеюшка, девки теперь такие бедовые пошли, ну прямо огонь!
— Ага! Тебе бы только девки! Все вы, кобели, одинаковые, только об одном и думаете!
Первым не выдержал и улыбнулся Мишка, вслед за ним засмеялась Нинея.
— Давненько я так приятно не беседовала! Ты, соседушка, почаще заглядывай, еще поболтаем, я тебе медку стоялого чарочку поднесу. Больно уж ты мудр, да велеречив, просто сердце радуется.
— Благодарствую, Нинея Всеславна, всенепременно загляну намедни… опять же медок…
Нинея, продолжая посмеиваться поднялась с лавки и направилась за занавеску.
— Погоди, Мишаня, я сейчас.
— Уж не за медком ли собралась, соседушка?
— Сиди уж. — В тоне волхвы не осталось и намека на недавнее веселье. — Не медок тебе нужен.
Мишке показалось, что за занавеской открылась и закрылась дверь, и он только сейчас задумался, что нигде, кроме этой горницы, в доме Нинеи не бывал. А дом был большим, в нем, наверняка, было еще несколько помещений. Преодолевая любопытство, так и тянувшее заглянуть за занавеску, Мишка налил себе квасу и принялся терпеливо ожидать возвращения волхвы.
Отсутствовала Нинея довольно долго, но вернулась с довольным видом, у Мишки возникло ощущение, что она искала какую-то вещь, про которую неожиданно вспомнила во время их разговора. Предположение его тут же и подтвердилось — старуха развернула тряпицу и на ладони у нее оказалась маленькая бронзовая статуэтка — поднявшийся на дыбы матерый медведь. Чеканка была настолько искусной, что у небольшой — размером с кулак взрослого мужчины — фигурки, были отчетливо видны зубы, когти и завитки шерсти.
«Опаньки! Такой же, как лис, которого мне Илья подарил. Одна рука, чувствуется!»
— Смотри, Мишаня, этот зверь самим Велесом отмечен. Он от многих бед защитить может, и если ты почувствуешь, что Людмила тебя под себя подминать начинает…
— Баба Нинея, у меня такой же есть!
— Что? Что ты сказал?
— У меня такой же зверь есть, вернее так же сделанный, только не медведь, а лис. — Мишка вытащил из малого подсумка фигурку и поставил ее на стол. — Смотри: наверно один мастер делал, очень уж похоже.