Стезя и место
Шрифт:
Журавлевец под ним извивался, пытаясь вытащить руку из локтевого ремня, а Мишка, стоя левой ногой на щите, принялся, по примеру Фаддея Чумы, молотить каблуком правого сапога, стараясь попасть по голове. Неожиданно шлем журавлевца откатился в сторону, видимо слетел с головы, а сам он, высвободив, наконец, руку, рванулся вверх. Мишка только и успел, что выхватить из ножен кинжал, когда над водой поднялась голова с распяленным в жадном вдохе ртом. Туда-то, прямо в рот, и вошел клинок мишкиного кинжала. Журавлевец канул под воду, выпустив на поверхность цепочку пузырей, окрашенных
Мишка оглянулся в сторону брода, там стоял сплошной ор, и при взгляде снизу, почти от поверхности воды, мельтешило в глазах от водяных брызг, множества людей и лошадей, поднимающегося и опускающегося оружия. По всей видимости, ратнинские лучники, не соблазняясь близкой целью, несколько первых залпов сделали по задним рядам переправляющихся, целя не столько в людей, сколько в коней, и теперь отступающим журавлевцам предстояло сначала перелезть через конские трупы, которые не успело снести течением. Сделать это верхом было почти невозможно, а впереди еще бестолково толклись заводные кони, загораживая дорогу к спасительному левому берегу.
Чуть ближе к правому берегу творился сущий ад. Коню и так-то не просто развернуться на месте, а в толчее, когда вокруг тоже крутятся другие кони, и подавно. Кто-то из журавлевцев успел поворотить и оказался лицом к лицу с ехавшими позади, у кого-то конь встал поперек брода и мешал движению остальных. Давка была такая, что поднявшееся на дыбы испуганное животное уже не могло опуститься на передние ноги и молотило копытами людей и лошадей.
Ратнинцы давили сзади, заставляя задние ряды противника снова разворачиваться и принимать бой. Отроки Младшей стражи то заезжая сбоку, насколько позволял глубина, то поднимаясь на стременах (даже вставая ногами на седла) стреляли в противника из самострелов, выбирая, в первую очередь тех, кто пытался оказывать сопротивление наседающим ратнинцам. Часть стрелков осталась на берегу и била в эту кучу сверху — промахнуться было практически невозможно…
— Эй, водяной! — раздался над головой голос одного из ратников. — Давай-ка вылазь! Руки, руки давай, сам не выберешься.
Оказывается, всем отрокам уже помогли выбраться на берег, в воде, засмотревшись на происходящее, остался один Мишка. Ратники подхватили его и, крякнув, извлекли из воды. Ощутив под собой твердую землю, Мишка почувствовал, что с трудом не дает ногам подогнуться — общая тяжесть доспеха и пропитавшегося водой поддоспешника, наверняка превышал его собственный вес. Лило с него, что называется, в три ручья.
— Ну-ка, мальцы, — скомандовал ратник Арсений — вытряхивайтесь из доспехов! Вам в мокром и шагу не сделать, а нам еще тех искать, которые в лес свернуть успели. Не дай бог, вместе соберутся и нашим в спину ударят!
— А много их в лес свернуло? — спросил Мишка, сбрасывая с себя оружейный пояс и подставляя бок, чтобы помогли распустить ременную шнуровку кольчуги.
— Да, кто ж их знает? Ты, вот, скольких видел?
— Через нас трое или четверо проскочили, в одного я выстрелить успел… Ой, дядька Арсений! Там же Андрей Немой остался! Он своего коня к коноводам повел, а назад не вернулся… а те,
— Ну, Бог милостив, может, и обойдется… не дитя малое. — В голосе Арсения не чувствовалось уверенности. — Ну-ка, мальцы, вспоминайте: кого-то из наших еще видели?
У Мишки через голову как раз потащили кольчугу, поэтом отвечать взялся Демьян:
— Десятника Егора видели… вон там. Живой, только конем убитым придавило, сам, наверно, не выберется. Еще Фаддей Чума… он тоже в речке, может быть сходить, помочь вылезти?
— Ранен? — тревожно спросил Арсений.
— Не знаю, так, вроде бы, видно не было, но…
— Еще одного нашего конь на дорогу вытащил! — вспомнил Мишка. — Лица я не видел, а убит или только ранен, непонятно было.
— Андрон… убитый! — на полянку, громко чавкая мокрыми сапогами вышел Федей Чума. Без шлема, мокрый, с головы до ног облепленный не то травой, не то водорослями — натуральный утопленник. — Егора кто видал?
— Мальцы видели, говорят: живой, но конем…
Неожиданно один из журавлевцев, лежавший на земле, застонал и попытался подняться.
— А-а-а! — взревел Чума и кинулся к раненому, занося над головой секиру. — Коней рубить, гниды! Чалого моего!.. — Секира с хрустом врезалась в грудь раненого. — Чалого!.. — Еще одним ударом Чума почти отсек руку, видимо уже мертвого, журавлевца. — Я его с жеребят… — Фаддей продолжил кромсать секирой труп, во все стороны летели брызги крови и обломки кольчужных колец. На четвертом ударе секира застряла и Чума принялся пинать труп ногами, одновременно дергая за рукоять.
Мишка вопросительно глянул на Арсения, явно взявшего на себя обязанности лидера в отсутствие десятника, и качнул головой в сторону взбесившегося Фаддея — тот превращал в утиль ценнейшую добычу — доспех. Арсений в ответ отрицательно повел головой, потом махнул рукой и счел нужным пояснить:
— Пусть душу отведет, а то не угомонится. Потом из доли вычтем. Ты! — Арсений ткнул рукой в сторону Власия. — Ступай, покажи, где наш десятник лежит. Савелий, иди с ним, поможешь… эй, малец, ты что не слыхал?
Власий никак не отреагировал на приказ Арсения, лишь оглянулся на Мишку, как бы ожидая подтверждения. Подобное поведение просто не лезло ни в какие ворота — любой мальчишка в Ратном рад был бы выполнить поручение ратника, тем более в боевой обстановке — просто вопросов бы никаких не возникло! Арсений на секунду даже онемел от возмущения, а Мишка поторопился вмешаться:
— Отрок Власий! Поступаешь в подчинение ратнику Савелию. Приказ: отыскать и доставить сюда десятника Егора. Исполнять!
— Слушаюсь… боярич!
— Да вы что тут игрушки свои…
— Прости, дядька Арсений, — перебил Мишка — так уж мы приучены. Командир должен быть один. Если чего еще нужно от нас, говори мне.
— Устроили тут игрища… — Арсений оглянулся на своих ратников. — Савелий, пошел за десятником! Вы двое! Что, так и будете пешедралом таскаться? Пошли на дорогу коней ловить! Мальцы… э-э, Михайла, вы пошустрее, смотайтесь по кустам — наших двоих не хватает, может, раненые где-то лежат. Давайте, давайте, некогда!