Стезя и место
Шрифт:
— Кхе! Взять-то ты бы взял, да кто ж тебе даст? Михайла, а ну, подай голос! Цел? Пошевелись-ка.
— Цел, деда… господин сотник! К службе пригоден!
— Пригоден он… где тебя черти носили?
— Роська с крыши упал, я во двор забежал, а там… задержаться пришлось.
— Задержаться ему… Кхе! Все! Леха, Данила, по местам! Погостные уже по домам шарить пошли, шуганите-ка их. Глеб! Где Глеб?
— Здесь я!
— Младшую стражу в дозор вокруг села.
— Один десяток оставлю болты собрать?
— Хватит пятерых! Остальных по коням, быстро!
— Это…
— Скажу, скажу… я ему такое скажу… раззявы косорукие…
Мишка приложил руку к ноющему боку и наткнулся на какой-то острый угол. Опустив глаза, увидел, что малый подсумок разрублен наискось, и из него свисает запасная тетива и сыплются какие-то крупинки. Выходило, что ему, в очередной раз повезло: лезвие брошенного в него топора, разрубило жесткую, как фанера кожу подсумка, раздробило каменный брусок для выглаживания ствола самострела и дальше не пошло. Оставшуюся энергию удара приняли на себя: задняя стенка подсумка, оружейный пояс и доспех с поддоспешником.
«Гм, а может, зря вы, сэр Майкл, насчет оставшихся сорока лет засомневались? Такая пруха, причем, не первый раз…»
Искать самострел в одиночку, Немой Мишку, конечно же не отпустил, потащился следом. Сидя верхом на Звере, Мишка еще раз оглядел улицу, на которой и произошли главные события. Леха Рябой был совершенно прав — большинство стражников, действительно было убито самострельными болтами. Увидев Матвея, перевязывавшего голову ратнику Макару, Мишка остановился и спросил:
— Моть, как там наши? Убитые, раненые есть?
— Убитых нет. Раны тоже так — синяки царапины. Правда четверо, пока, не вояки.
— Кто?
— Ефрем, с крыши сверзился, руку вывихнул. Нифонту лошадь на ногу наступила. Тут пока не знаю, могла какая-нибудь косточка треснуть — в ступне их много, надо смотреть, пока пусть полежит. Исидору стрела в подбородок попала, вскользь, правда, но сломанное кольцо из бармицы ему почти до кости въехало. Я обломок вытащил, но рожа… пока борода не вырастет, отворотясь не насмотришься. Ну и Роська, конечно! И опять с задницей! На поленицу дров с крыши слетел, я из него одиннадцать заноз вынул! Неделю в седле не сидеть, самое меньшее!
— А ратники?
— Меня пока ни к кому не звали, но у наших, я слыхал, один убитый… имени не знаю, а у погостных аж пятеро покойников.
— Бараны, — прохрипел Макар — бабы лучше воюют.
— Ты, дядька Макар, громко не говори, а в Ратное вернешься — сразу к тетке Настене ступай. Что-то мне горло твое не нравится.
— Моть, там — Мишка махнул рукой, указывая направление — волхв убитый лежит. Ты посох его подбери, заверни во что-нибудь. Мы посох куньевского волхва Нинее отдали, наверно, и этот тоже надо ей отвезти.
Видно было, что поручение пришлось Матвею не по вкусу, но он согласно кивнул головой.
— Ладно, подберу.
Во дворе, где Мишка бился с тремя мужиками, стояли две телеги.
«Сволочи, блин, как воевать, так толку никакого, а как грабить, так первые. Старуху убили — не нужна… А сами-то вы, сэр… Молчать! Я с тобой еще за „мультик“ со Зверем Велеса не разобрался!»
Этот внутренний диалог, видимо настолько явственно отобразился на Мишкином лице, что молодой погостный ратник тревожно пошевелился за телегой и проблеял:
— Э-э, вы чего?..
— А-а, Михайла! — ратник Дорофей как раз вылез из погреба в обнимку с тяжеленной кадушкой. — Митяй, помнишь, я тебе про парня рассказывал, который беглеца не только отлупил, но еще и в дерьме вывалял? Так вот, это он и есть! — Дорофей поставил кадушку на землю, не дотащив до телеги, и поинтересовался: — Михайла, ты сюда с делом каким или просто так?
— Я тут самострел оставил и… ножи еще вон в тех мужиках были.
— А-а! Так это ты тут окаянствовал? Вас что, Корней сырым мясом кормит? Видал, Митяй, какие ребята в Ратном? Троих мужиков уложил, мало показалось, так еще и двум бабам морду на сторону свернул… это ж надо! Только зачем же товар-то портить? Хотя, конечно, бывает сгоряча. А самострельчик мы твой прибрали от греха… и ножички… что б не пропали. Мало ли, хозяин объявится? А он вот, как раз и объявился. Митяй, доставай — они там, в телеге.
Что-то Дорофей был слишком приветлив, да разговорчив. Скорее всего, он с напарником нарушал какую-то договоренность между Корнеем и Федором о распределении добычи, и сам это прекрасно понимал. Впрочем, Мишке было не до Дорофея. С одной стороны, аж щека зачесалась, его жег взгляд Немого, явно удивленного жестокостью воспитанника, ранее в грубости к женщинам незамеченного, с другой стороны горели ненавидящие глаза избитых женщин. Видимо они опознали обидчика лишь после слов Дорофея — бармица сейчас не закрывала Мишкино лицо, а от грязи Немой ему помог отчиститься.
Мишка только сейчас представил себе, как он выглядел, когда вломился в избу. Ничего не выражающая железная личина, кольчуга, вывалянная в перьях и курином помете, окровавленная рогатина в руках и звериное рычание… запросто можно было принять за нечистую силу.
Почувствовав, что краснеет, Мишка — наследственное качество Лисовинов — тот же разозлился. Указав большим пальцем себе за спину, он заявил:
— Тот вьюк тоже мой! Я за него тех троих уложил!
— А не много ли хоч… — Начал было Дорофей, но заткнулся на полуслове, впервые за весь разговор взглянув в неподвижное лицо Немого. — Э-э… забирай, раз уж ты за него… да… забирай, мы разве против?