Стихи и сказки

Жуковский Василий Андреевич

Разрушив Трою, греческие воины направились домой, в Грецию. Однако неожиданные препятствия и приключения на многие годы задержали их в пути.

Только через десять лет Одиссей — главный герой поэмы, отважный путешественник, моряк и неутомимый искатель приключений — попал в Итаку, в родной свой дом.

Где только не побывал Одиссей за эти годы! Он посетил Фракию — страну, населённую мстительными киконами. Приплыл он и в Страну Пожирателей Лотоса, замечательную тем, что в ней росли «сладкомедвяные» лотосы, отведав которых человек тотчас терял память и проникался лишь одним желанием: навсегда остаться в этой стране и вкушать «сладкомедвяные» цветы. Силою пришлось Одиссею притащить своих спутников, не желавших покидать страну лотосов, на корабль и крепко привязать их к корабельным скамьям, для того чтобы они не сбежали обратно на землю.

Побывал Одиссей и на острове Эола — повелителя ветров. Эол подарил Одиссею стянутый серебряной нитью мешок, заключавший в себе буреносные ветры. Когда корабли, на которых плыли Одиссей и его спутники, уже приближались к берегам родного острова Итаки, любопытные спутники Одиссея захотели узнать содержимое кожаного мешка и, развязав его, нечаянно выпустили из него ветры. Ветры тотчас подняли на море жестокую бурю, занёсшую корабли Одиссея вновь в неведомое море.

И начался для Одиссея и его спутников новый круг испытаний и приключений.

Морские волны прибивают их остроносые корабли к земле свирепых великанов-людоедов — лестригонов. Немало кораблей и спутников Одиссея погибло у берегов этой земли.

Однажды пристали они к острову злой волшебницы Цирцеи. Цирцея превратила спутников Одиссея в стадо хрюкающих свиней. Однако избегнувший колдовства Одиссей добился того, что она сняла с них свои чары и вновь вернула им человеческий облик.

Побывали Одиссей и его спутники и на самом краю света, в мрачной области Аида, где, по верованиям греков, жили тени умерших героев.

Каких только опасностей и препятствий не встречали они на многодневном своём и трудном пути в родную Грецию!

Неизбежной, казалось, гибелью грозил путешественникам Остров Сирен. Сирены чарующим своим пением завлекали моряков в морские глубины и на прибрежные скалы. Только благодаря предусмотрительности Одиссея им удалось избежать неминуемой смерти: он велел всем своим спутникам плотно залепить себе уши воском, а самого себя крепко привязать канатами к мачте ещё задолго до того, как они поравнялись с Островом Сирен.

Разнообразны и занимательны приключения Одиссея и его спутников, рассказанные в поэме Гомера «Одиссея». Её с увлечением читают миллионы людей: «Одиссея» давно уже переведена на большинство языков мира.

На русский язык поэма была впервые переведена В. А. Жуковским.

«Одиссея» не только занимательная, рассказывающая о сказочно-фантастических приключениях повесть — она знакомит нас и с событиями из истории Древней Греции, с чудесными древнегреческими преданиями, с обычаями и нравами тогдашних людей.

Ниже вы прочтёте отрывок из девятой песни «Одиссеи» (всего в ней двадцать четыре песни). В нём рассказывается о приключениях Одиссея и двенадцати его спутников на острове свирепых одноглазых великанов-циклопов.

* * *

Далее

поплыли мы, сокрушённые сердцем, и в землю Прибыли сильных, свирепых, не знающих правды циклопов. Там беззаботно они, под защитой бессмертных [30] имея Всё, ни руками не сеют, ни плугом не пашут; земля там Тучная щедро сама без паханья и сева даёт им Рожь, и пшено, и ячмень, и роскошных кистей винограда Полные лозы, и сам их Кронион [31] дождём оплождает. Нет между ними ни сходбищ народных, ни общих советов; В тёмных пещерах они иль на горных вершинах высоких Вольно живут; над женой и детьми безотчётно там каждый Властвует, зная себя одного, о других не заботясь. Есть островок там пустынный и дикий; лежит он на тёмном Лоне морском, ни далёко, ни близко от брега циклопов, Лесом покрытый; в великом там множестве дикие козы Водятся; их никогда не тревожил шагов человека Шум; никогда не заглядывал к ним звероловец, за — дичью С тяжким трудом по горам крутобоким со псами бродящий; Там не пасутся стада и земли не касаются плуги; Там ни в какие дни года ни сеют, ни пашут; людей там Нет; без боязни там ходят одни тонконогие козы, Ибо циклопы ещё кораблей красногрудых не знают; Нет между ними искусников, опытных в хитром строенье Крепких судов, из которых бы каждый, моря обтекая, Разных народов страны посещал, как бывает, что ходят По морю люди, с другими людьми дружелюбно знакомясь. Дикий тот остров могли обратить бы в цветущий циклопы; Он не бесплоден; там всё бы роскошно рождалося к сроку; Сходят широкой отлогостью к морю луга там густые, Влажные, мягкие; много б везде разрослось винограда; Плугу легко покоряся, поля бы покрылись высокой Рожью и жатва была бы на тучной земле изобильна. Есть там надёжная пристань, в которой не нужно ни тяжкий Якорь бросать, ни канатом привязывать шаткое судно; Может оно простоять безопасно там, сколько захочет Плаватель сам иль пока не подымется ветер попутный. В самой вершине залива прозрачно ввергается в море Ключ, из пещеры бегущий под сепию тополей чёрных. В эту мы пристань вошли с кораблями; в ночной темноте нам Путь указал благодетельный демон: был остров невидим; Влажный туман окружал корабли: не светила Селена [32] С неба высокого; тучи его покрывали густые: Острова было нельзя различить нам глазами во мраке; Видеть и длинных, широко на берег отлогий бегущих Волн не могли мы, пока корабли не коснулися брега. Но лишь коснулися брега они, паруса мы свернули; Сами же, вышед на брег, поражаемый шумно волнами, Сну предались в ожиданье восхода на небо денницы. Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос [33] ; Весь обошли с удивленьем великим мы остров пустынный; Нимфы [34] же, дочери Зевса-эгидодержавца [35] , пригнали Коз, обвеваемых ветрами гор для богатой нам пищи; Гибкие луки, охотничьи лёгкие копья немедля Взяли с своих кораблей мы и, на три толпы разделяся, Начали битву; и бог благосклонный великой добычей Нас наградил: все двенадцать моих кораблей запасли мы; Девять на каждый досталось по жеребью коз; для себя же Выбрал я десять. И целый мы день до вечернего мрака Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались, Ибо ещё на моих кораблях золотого довольно Было вина: мы наполнили много скудельных сосудов Сладким напитком, разрушивши город священный киконов [36] . С острова ж в области близкой циклонов нам ясно был виден Дым; голоса их, блеянье их коз и баранов могли мы Слышать. Тем временем солнце померкло и тьма наступила. Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег. Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос; Верных товарищей я на совет пригласил и сказал им: «Все вы, товарищи верные, здесь без меня оставайтесь; Я же, с моим кораблём и моими людьми удаляся, Сведать о том попытаюсь, какой там народ обитает: Дикий ли, нравом свирепый, не знающий веры и правды Или приветливый, богобоязненный, гостеприимный». Так я сказал и, вступив на корабль, повелел, чтоб за мною Люди мои на него все взошли и канат отвязали; Люди взошли на корабль и, севши на лавках у вёсел, Разом могучими вёслами вспенили — тёмные воды. К берегу близкому скоро пристав с кораблём, мы открыли В крайнем, у самого моря стоявшем утёсе пещеру, Густо одетую лавром, пространную, где собирался Мелкий во множестве скот; там высокой стеной из огромных, Грубо набросанных камней был двор обведён, и стояли Частым забором вокруг черноглавые дубы и сосны. Муж великанского роста в пещере той жил; одиноко Пас он баранов и коз и ни с кем из других не водился; Был нелюдим он, свиреп, никакого не ведал закона; Видом и ростом чудовищным в страх приводя, он несходен Был с человеком, вкушающим хлеб, и казался лесистой. Дикой вершиной горы, над другими воздвигшейся грозно. Спутникам верным моим повелел я остаться на бреге Близ корабля и его сторожить неусыпно; с собой же Взявши двенадцать надёжных и самых отважных, пошёл я С ними; и мы запаслися вина драгоценного полным мехом… Если когда тем пурпурно-медвяным вином насладиться В ком пробуждалось желанье, то, в чашу его нацедивши, В двадцать раз боле воды подбавляли, и запах из чаши Был несказанный: не мог тут никто от питья воздержаться. Взял я с собой тем напитком наполненный мех и съестного Полный кошель: говорило мне вещее сердце, что встречу Страшного мужа чудовищной силы, свирепого нравом, Чуждого добрым обычаям, чуждого вере и правде. Шагом поспешным к пещере приблизились мы, но его в ней Не было; коз и баранов он нас на лугу недалёком. Начали всё мы в пещере пространной осматривать; много Было сыров в тростниковых корзинах, в отдельных закутах Заперты были козлята, барашки, по возрастам разным в порядке Там размещённые: старшие с старшими, средние подле Средних и с младшими младшие; вёдра и чаши Были до самых краёв налиты простоквашей густою. Спутники стали меня убеждать, чтоб, запасшись сырами, Боле я в страшной пещере не медлил, чтоб все мы скорее, Взявши в закутах отборных козлят и барашков, с добычей Нашей на быстрый корабль убежали и в море пустились. Я, на беду, отказался полезный совет их исполнить; Видеть его мне хотелось в надежде, что, нас угостивши, Даст нам подарок; но встретиться с ним не на радость нам было. Яркий огонь разложив, совершили мы жертву; добывши Сыру потом и насытив свой голод, остались в пещере Ждать, чтоб со стадом в неё возвратился хозяин. И скоро С ношею дров, для варенья вечерния пищи, явился Он и со стуком на землю дрова перед входом пещеры Бросил; объятые страхом, мы спрятались в угол; пригнавши Стадо откормленных коз и волнистых баранов к пещере, Маток в неё он впустил, а самцов, и козлов и баранов, Прежде от них отделив, на дворе перед входом оставил. Кончив, чтоб вход заградить, несказанно великий с земли он Камень, который и двадцать два воза четыреколёсных С места б не сдвинули, поднял: подобен скале необъятной Был он; его подхвативши и вход им пещеры задвинув, Сел он и маток доить принялся надлежащим порядком, Коз и овец; подоив же, под каждую матку её он Клал сосуна. Половину отлив молока в плетеницы, В них он оставил его, чтоб оно огустело для сыра; Всё ж молоко остальное разлил но сосудам, чтоб после Пить по утрам иль за ужином, с пажити стадо пригнавши. Кончив с заботливым спехом работу свою, наконец он Яркий огонь разложил, нас увидел и грубо сказал нам: «Странники, кто вы? Откуда пришли водяною дорогой? Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду, Взад и вперёд по морям, как добычники вольные, мчася, Жизнью играя своей и беды приключая народам?» Так он сказал нам; у каждого замерло милое сердце: Голос гремящий и образ чудовища в трепет привёл нас.

30

Бессмертные. — Бессмертными греки называли своих богов.

31

Кронион — один из богов у древних греков.

32

Селена — богиня луны у древних греков.

33

Эос — богиня утренней зари. «Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос» — то есть появилась утренняя заря, начался рассвет.

34

Нимфы — богини леса, рек, моря у древних греков.

35

Зевс-эгидодержавец — могущественнейший из богов древних греков.

36

Киконы — жители Фракии.

Но, ободрясь, напоследок ответствовал так я циклопу: «Все мы ахейцы [37] ; плывём от далёкия Трои; сюда же Бурею нас принесло по волнам беспредельного моря. В милую землю отцов возвращаясь, с прямого пути мы Сбились; так было, конечно, угодно могучему Зевсу. Ныне к коленам припавши твоим, мы тебя умоляем Нас, бесприютных, к себе дружелюбно принять и подарок Дать нам, каким завсегда на прощанье гостей наделяют. Ты же убойся богов; мы пришельцы, мы ищем покрова; Мстит за пришельцев отверженных строго небесный Кронион, Бог-гостелюбец, священного странника вождь и заступник». Так я сказал; с неописанной злостью циклоп отвечал мне: «Видно, что ты издалёка иль вовсе безумен, пришелец, Если мог вздумать, что я побоюсь иль уважу бессмертных. Нам, циклопам, нет нужды ни в боге Зевесе, ни в прочих Ваших блаженных богах; мы породой их всех знаменитей; Страх громовержца Зевеса разгневать, меня, не принудит Вас пощадить; поступлю я, как мне самому то угодно. Ты же теперь мне скажи, где корабль, на котором пришли вы К нам? Далеко ли иль близко отсюда стоит он? То ведать Должен я». — Так, искушая, он хитро спросил. Остерёгшись, Хитрыми сам я словами ответствовал злому циклопу: «Бог Посидон [38] , колебатель земли, мой корабль уничтожил, Бросив его недалёко от здешнего брега на камни Мыса крутого, и бурное море обломки умчало. Мне ж и со мною немногим от смерти спастись удалося». Так я сказал, и, ответа не дав никакого, он быстро Прянул, как бешеный зверь, и, огромные вытянув руки, Разом меж нами двоих, как щенят, подхватил и ударил Оземь; их череп разбился; обрызгало мозгом пещеру. Он же, обоих рассекши на части, из них свой ужасный Ужин состряпал и жадно, как лев, разъяряемый гладом, Съел их, ни кости, ни мяса куска, ни утроб не оставив. Мы, святотатного дела свидетели, руки со стоном К Дию отцу подымали; наш ум помутился от скорби. Чрево наполнив своё человеческим мясом и свежим Страшную пищу запив молоком, людоед беззаботно Между козлов и баранов на голой земле растянулся. Тут подошёл я к нему с дерзновенным намереньем сердца, Острый свой меч обнаживши, чудовищу мстящею медью Тело в том месте пронзить, где под грудью находится печень. Меч мой уж был занесён; но иное на мысли пришло мне: С ним неизбежно и нас бы постигнула верная гибель: Все совокупно мы были б не в силах от входа пещеры Слабою нашей рукою тяжёлой скалы отодвинуть. С трепетом сердца мы ждали явленья божественной Эос: Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Встал он; огонь разложил и доить принялся по порядку Коз и овец; подоив же, под каждую матку её он Клал сосуна; окончив с заботливым спехом работу, Снова из нас он похитил двоих на ужасную пищу. Съев их, он выгнал шумящее стадо из тёмной пещеры. Мощной рукой оттолкнувши утёс приворотный, им двери Снова он запер, как лёгкою кровлей колчан запирают. С свистом погнал он на горное пастбище тучное стадо. Я ж, в заключенье оставленный, начал выдумывать средство, Как бы врагу отомстить, и молил о защите Палладу [39] . Вот что, размыслив, нашёл наконец я удобным и верным: В козьей закуте стояла дубина циклопова, свежий Ствол им обрубленной маслины дикой; его он, очистив, Сохнуть поставил в закуту, чтоб после гулять с ним; подобен Нам показался он мачте, какая на многовесельном, С грузом товаров моря обтекающем судне бывает; Был он, конечно, как мачта длиной, толщиною и весом. Взявши тот ствол и мечом от него отрубивши три локтя [40] , Выгладить чисто отрубок велел я товарищам; скоро Выглажен был он; своею рукою его заострил я; После, обжегши на угольях острый конец, мы поспешно Кол, приготовленный к делу, зарыли в навозе, который Кучей огромной набросан был в смрадной пещере циклопа. Кончив, своих пригласил я сопутников жеребий кинуть, Кто между ними колом обожжённым поможет пронзить мне Глаз людоеду, как скоро глубокому сну он предастся. Жеребий дал четырёх мне и самых надёжных, которых Сам бы я выбрал, и к ним я пристал не по жеребью пятый. Вечером, жирное стадо гоня, людоед возвратился; Но, отворивши пещеру, в неё он уж полное стадо Ввёл, не оставив на внешнем дворе ни козла, ни барана (Было ли в нём подозренье иль демон его надоумил). Снова пещеру задвинув скалой необъятно тяжёлой, Сел он и маток доить принялся надлежащим порядком, Коз и овец; подоив же, под каждую матку её он Клал сосуна. И, окончив работу, рукой беспощадной Снова двоих он из нас подхватил и по-прежнему съел их. Тут подошёл я отважно и речь обратил к людоеду, Полную чашу вина золотого ему предлагая: «Выпей, циклоп, золотого вина, человечьим насытясь Мясом; узнаешь, какой драгоценный напиток на нашем Был корабле; для тебя я его сохранил, уповая Милость в тебе обрести: но свирепствуешь ты нестерпимо. Кто же вперёд, беспощадный, тебя посетит из живущих Многих людей, о твоих беззаконных поступках услышав?» Так говорил я; взяв чашу, её осушил он, и вкусным Крепкий напиток ему показался; другой попросил он Чаши. «Налей мне, — сказал он, — ещё и своё назови мне Имя, чтоб мог приготовить тебе я приличный подарок. Есть и у нас, у циклопов, роскошных кистей винограда Полные лозы, и сам их Кронион дождём оплождает; Твой же напиток — амврозия [41] чистая с нектаром [42] сладким». Так он сказал, и другую я чашу вином искромётным Налил. Ещё попросил он, и третью безумцу я подал. Стало шуметь огневое вино в голове людоеда. Я обратился к нему с обольстительно сладкою речью: «Славное имя моё ты, циклоп, любопытствуешь сведать, С тем чтоб, меня угостив, и обычный мне сделать подарок? Я называюсь Никто: мне такое название дали Мать и отец, и товарищи так все меня величают». С злобной насмешкою мне отвечал людоед зверонравный: «Знай же, Никто мой любезный, что будешь ты самый последний Съеден, когда я разделаюсь с прочими; вот мой подарок». Тут повалился он навзничь, совсем опьянелый; и набок Свисла могучая шея и всепобеждающей силой Сон овладел им; вино и куски человечьего мяса Выбросил он из разинутой пасти, не в меру напившись. Кол свой достав, мы его остриём на огонь положили; Тотчас зардел он; тогда я, товарищей выбранных кликнув, Их ободрил, чтоб со мною решительны были в опасном Деле. Уже начинал положённый на уголья кол наш Пламя давать, разгоревшись, хотя и сырой был; поспешно Вынул его из огня я; товарищи смело с обоих Стали боков — божество в них, конечно, вложило отважность; Кол обхватили они и его остриём раскалённым Втиснули спящему в глаз… Дико завыл людоед — застонала от воя пещера. В страхе мы кинулись прочь; с несказанной свирепостью вырвав Кол из пронзённого глаза, облитый кипучею кровью, Сильной рукой от себя он его отшвырнул; в исступленье Начал он криком циклопов сзывать, обитавших в глубоких Гротах окрест и на горных, лобзаемых ветром вершинах. Громкие вопли услышав, отвсюду сбежались циклопы; Вход обступили пещеры они и спросили: «Зачем ты Созвал нас всех, Полифем? Что случилось? На что ты Сладкий наш сон и спокойствие ночи божественной прервал? Коз ли твоих и баранов кто дерзко похитил? Иль сам ты Гибнешь? Но кто же тебя здесь обманом иль силою губит?» Им отвечал он из тёмной пещеры отчаянно диким Рёвом: «Никто! Но своей я оплошностью гибну; Никто бы Силой не мог повредить мне». В сердцах закричали циклопы: «Если никто, для чего же один так ревёшь ты? Но если Болен, то воля на это Зевеса, её не избегнешь. В помощь отца своего призови Посидона-владыку». Так говорили они удаляясь. Во мне же смеялось Сердце, что вымыслом имени всех мне спасти удалося. Охая тяжко, с кряхтеньем и стоном ошарив руками Стены, циклоп отодвинул от входа скалу, перед нею Сел и огромные вытянул руки, надеясь, что в стаде, Мимо его проходящем, нас всех переловит; конечно, Думал свирепый глупец, что и я был, как он, без рассудка. Я ж осторожным умом вымышлял и обдумывал средство, Как бы себя и товарищей бодрых избавить от верной Гибели; многие хитрости, разные способы тщетно Мыслям моим представлялись, а бедствие было уж близко. Вот что, по думанье долгом, удобнейшим мне показалось: Были бараны большие, покрытые длинною шерстью, Жирные, мощные, в стаде; руно их, как шёлк, волновалось. Я потихоньку сплетёнными крепкими лыками, вырвав Их из рогожи, служившей постелью злому циклопу, По три барана связал; человек был подвязан под каждым Средним, другими двумя по бокам защищённый; на каждых Трёх был один из товарищей наших; а сам я?.. Дебелый, Рослый, с роскошною шерстью был в стаде баран; обхвативши Мягкую спину его, я повис на руках под шершавым Брюхом; а руки (в руно несказанно густое впустив их) Длинною шерстью обвил и на ней терпеливо держался. С трепетом сердца мы ждали явленья божественной Эос. Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос: К выходу все побежали самцы, и козлы и бараны; Матки ж, ещё не доённые, жалко блеяли в закутах, Брызжа из длинных сосцов молоком; господин их, от боли Охая, щупал руками у всех, пробегающих мимо, Пышные спины; но, глупый, он был угадать неспособен, Что у иных под волнистой скрывалося грудью; последний Шёл мой баран; и медлительным шагом он шёл, отягчённый Длинною шерстью и мной, размышлявшим в то время о многом. Спину ощупав его, с ним циклоп разговаривать начал: «Ты ль, мой прекрасный любимец? Зачем же пещеру последний Ныне покинул? Ты прежде ленив и медлителен не был.  Первый всегда, величаво ступая, на луг выходил ты Сладкоцветущей травою питаться; ты в полдень к потоку Первый бежал; и у всех впереди возвращался в — пещеру Вечером: Ныне ж идёшь ты последний; знать, чувствуешь сам ты, Бедный, что око моё за тобой уж не смотрит; лишён я Светлого зренья гнусным бродягою; здесь он вином мне Ум отуманил; его называют Никто; но ещё он Власти моей не избегнул! Когда бы, мой друг, говорить ты Мог, ты сказал бы, где спрятался враг ненавистный; я череп Вмиг раздробил бы ему и разбрызгал бы мозг по пещере, Оземь ударив его и на части раздёрнув; отомстил бы Я за обиду, какую Никто, злоковарный разбойник, Здесь мне нанёс». Так сказав, он барана пустил на свободу. Я ж, недалёко от входа пещеры и внешней ограды Первый став на ноги, путников всех отвязал и немедля С ними всё стадо козлов тонконогих и жирных баранов Собрал; обходами многими их мы погнали на взморье К нашему судну. И сладко товарищам было нас встретить, Гибели верной избегших; хотели о милых погибших Плакать они; но, мигнув им глазами, чтоб плач удержали, Стадо козлов и баранов взвести на корабль наш немедля Я повелел: отойти мне от берега в море хотелось. Люди мои собралися и, севши на лавках у вёсел, Разом могучими вёслами вспенили тёмные волны… Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых Мёртвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.

37

Ахейцы — греки.

38

Посидон, или Посейдон, — бог моря у древних греков.

39

Паллада, или Афина Паллада, — богиня войны и науки у древних греков.

40

Локоть — греческая мера длины; равна длине локтевой кости.

41

Амврозия, или амброзия, — по верованиям древних греков, пища богов, дающая им бессмертие.

42

Нектар — по верованиям древних греков, чудесный напиток богов, дающий им бессмертие.