Стихи, не вошедшие в основные сборники
Шрифт:
Нежно в овес опрокинусь лицом
Теневым.
В легких волнах проплыву и овес зацелую,
Лаская.
Встану,
Паду я пронизан копьем
Золотым.
Солнце, ты новую рану
Наносишь.
Много веков, как ты грудь мне прожгло.
Бархат порфиры сорвешь и разбросишь
С плеч моих черных
Десницею злой.
Солнце, не надо плескаться
Томительно
Яркими блеснами,
Злыми червонцами.
Лиру старинную,
Только ее подниму я стремительно,
Чтоб насмехаться
Над солнцами
Струнными всплесками,
Песенью мстительной.
<1907>
«Пусть в верху холодно-резком…»
Пусть в верху холодно-резком,
Где лежит хрусталь прошедших бурь,
Дерева бездумным плеском
Проливают золото в лазурь.
Крутятся, крутятся блеском,
Шепчут невнятно
Над перелеском
Листьев обвеянных ярко блеснувшие пятна.
На пороге обветшалом
Я сижу один.
Вижу: в блеске грустно-алом
Бег вечерних льдин.
И не рад, что ясным воском
Купола покрыл закат.
Пусть тревожно бьет по доскам
Льдяной дробью белый град.
Осень холодная выпала.
Сколько на небе холодного льду.
Облако градом обсыпало
И отразилось в пруду.
<1908>
СВЕТЛАЯ СМЕРТЬ
Тяжелый, сверкающий кубок
Я выпил: земля убежала —
Все рухнуло вниз: под ногами
Пространство холодное, воздух.
Остался в старинном пространстве
Мой кубок сверкающий — Солнце.
Гляжу: под ногами моими
Ручьи, и леса, и долины
Уходят далеко, глубоко,
А облако в очи туманом
Пахнуло и вниз убегает
Своей кисеей позлащенной…
Полдневная гаснет окрестность;
Полдневные звезды мне в душу
Глядятся, и каждая «Здравствуй»
Беззвучно сверкает лучами:
«Вернулся от долгих скитаний —
Проснулся на родине: здравствуй!..»
Часы за часами проходят,
Проходят века: улыбаясь,
Подъемлю в старинном пространстве
Мой кубок сверкающий Солнце.
<1909>
В АЛЬБОМ В. К. ИВАНОВОЙ
О том, как буду я с тоскою
Дни в Петербурге вспоминать,
Позвольте робкою рукою
В альбоме Вашем начертать.
(О Петербург! О Всадник Медный!
Кузмин! О, песни Кузмина!
Г***, аполлоновец победный!)
О Вера Константинов-на,
Час пятый… Самовар в гостиной
Еще не выпит… По стенам
Нас тени вереницей длинной
Уносят к дальним берегам:
Мы — в облаке… И все в нем тонет —
Гравюры, стены, стол, часы;
А ветер с горизонта гонит
Разлив весенней бирюзы;
И Вячеслав уже в дремоте
Меланхолически вздохнет:
«Михаил Алексеич, спойте!..»
Рояль раскрыт: Кузмин поет.
Проходит ночь… И день встает,
В окно влетает бледной птицей…
Нам кажется, незримый друг
Своей магической десницей
Вокруг очерчивает крут:
Ковер — уж не ковер, а луг —
Цветут цветы, сверкают долы;
Прислушайтесь, — лепечет лес,
И бирюзовые глаголы
К нам ниспадающих небес.
______
Все это вспомню я, вздыхая,
Что рок меня от вас умчал,
По мокрым стогнам отъезжая
На Николаевский вокзал.
<1910>
ЛЮДСКИЕ ПРЕДРАССУДКИ
Зрю пафосские розы… Мне говорят: «Это — жабы».
От сладковеющих роз прочь с омерзеньем бегу.
Зрю — безобразная жаба сидит под луной на дороге.
«Роза», — мне говорят: жабу прижал я к груди.
<1915>
ПОСВЯЩЕНИЕ
Я попросил у вас хлеба — расплавленный камень мне дали,
И, пропаленная, вмиг, смрадно дымится ладонь…
Вот и костер растрещался, и пламень танцует под небо.
Мне говорят: «Пурпур». В него облеклись на костре.
Пляшущий пурпур прилип, сдирая и кожу, и мясо:
Вмиг до ушей разорвался черный, осклабленный рот.
Тут воскликнули вы: «Он просветленно смеется…»
И густолиственный лавр страшный череп покрыл.
1915
«Пришла… И в нечаемый час…»
Пришла… И в нечаемый час
Мне будишь, взметая напасти,
Огнями блистательных глаз
Алмазные, ясные страсти.
Глаза золотые твои
Во мне огневеют, как свечи…
Люблю: — изныванья мои,
Твои поцелуйные плечи.
1916
«Цветок струит росу…»
Цветок струит росу.
Живой хрусталь в пруду.
Так жизнь, мою росу,
В живой хрусталь снесу…
С улыбкой в смерть пройду.
Июль 1916
Дорнах