Стихи о себе

Кнорринг Ирина Николаевна

VII. «Не километры разделяют нас…»

Не километры разделяют нас, Не темные парижские предместья. Страшнее блеск полузакрытых глаз, И то, что никогда не будем вместе. Ты на меня ни капли не похож. Ты весь другой и жизнь твоя другая. Ты что-то думаешь, чего-то ждешь. Тоскуешь, может быть, — а я не знаю. Какой же силой в сердце удержать То нежное, что ускользает мимо? Я не могу тебя поцеловать. Я даже не могу назвать любимым.

VIII. «Переполнено сердце мое…»

Переполнено сердце мое Песней звонкой, неудержимой. Мы

не будем больше вдвоем, Веселый, нежный, любимый. Буду письма твои беречь. Буду в сердце накапливать жалость. Это все, что теперь осталось От коротких осенних встреч. Будут мглистые, зимние дни, В окнах — дождик, ленивый, частый. Как мне радость свою сохранить? Я ведь знаю, что буду несчастна. Вот теперь — тебе нечего ждать, Будет каждый вечер, как вечер. Вот теперь я тебе отвечу На вопрос, — к кому ревновать. Звонким камнем лечу в неизбежность, Яркий свет на моем пути. — Ну а ты не сердись и прости, Что я не умела быть нежной.

IX. Эпилог («Так просто? Будто я была чужая?..»)

Так просто? Будто я была чужая? Не опустела без меня земля? А женщины, мой милый, не прощают Вот эту легкость, этот светлый взгляд. Ты знаешь все, и мне смешно лукавить. Ты знаешь то, чего не знала я… Все можно было удержать, поправить. Ты не хотел? Так Бог тебе судья!

1926 Севр

ВЕРСАЛЬ

Мы миновали все каналы, Большой и Малый Трианон. Над нами солнце трепетало И озаряло небосклон. Мы отходили, уходили Под сводом сросшихся аллей, Не слышали автомобилей, Не видели толпы людей. И там в глуши, у статуй строгих, Под взглядом их незрячих глаз, Мы потеряли все дороги. Забыли год, и день, и час. Мы заблудились в старом парке — В тени аллей, в тени веков. И только счастье стало ярким, Когда рванулось из оков.

1928

«Приходят школьники. Стучат сабо…»

Приходят школьники. Стучат сабо, Бормочат незатейливые шутки. А я одна опять сама с собой С химерами и ярмарочной уткой. И с мыслью о тебе. И это — все. Я — самая последняя из нищих. И легкий ветер в щепы разнесет Построенное на песке жилище. И легкий ветер — разнесет мой дом — Мои стихи и темный взгляд химеры, и мутный день, который за окном Печально стелется туманом серым. Но дорог мне вот этот зыбкий свет, Вечернее отсвечиванье стекол, И эти дни, нежней которых нет, Без мудрости, без цели и без срока. Когда-нибудь найду душе приют В пустой и жуткой тишине тумана… Но никогда любить не перестану Тебя, стихи и молодость мою.

1927

«Я накопила приметы…»

Я накопила приметы, Много тревожных примет: Будет холодное лето, Матовый облачный свет. Будут задорные блески В землю опущенных глаз. Ветер запутает дерзко Смысл недослышанных фраз. Неповторимые встречи, Неутаенная грусть. Слабые, узкие плечи, Примут непрошеный груз. В новой, приниженной жизни, В неумолимой борьбе, Будут рассказы о ближних И иногда — о себе. Длинные, цепкие руки Сдавят до боли виски. Мир потускнеет от скуки И небывалой тоски. Встанут забытые лица, Кто — и зачем — не пойму. Дом, где так трудно забыться, Станет похож на тюрьму. Будут бессонные ночи, — Много тревожных ночей, — И неразборчивый почерк При осторожной свече… В полдень томленья и лени, Как и в былые года, Вдаль от парижских строений Будут скользить поезда. И на поляне в Медоне, У белоствольных берез, Сердце впервые застонет От накопившихся слез. Горечь — обиды — и цепи — Кто их сумеет нести? И неуслышанный лепет: «Было. Не будет. Прости!».

1928

«Всегда все то же, что и прежде…»

Всегда все то же, что и прежде, И пестрота больших витрин, И кукольные лица женщин, И жадные глаза мужчин. Под сеткой золоченой пыли, На тихом берегу реки Скользящие автомобили Швыряют наглые ревки. Вдоль стен, расхлябанной походкой, С улыбкой лживой и ничьей, Проходит медленно кокотка В венце из солнечных лучей. И в головном уборе клином Монашка — Божья сирота — С ключами на цепочке длинной Влачит распятого Христа. А я хочу — до боли — жить, Чтоб не кляня, не хмуря брови, Весь этот подлый мир любить Слегка кощунственной любовью.

1927

«За мутный день у мутного окна…»

За мутный день у мутного окна — Огромный день неумолимой скуки, За эту грусть («опять одна, одна…»), За слабые уроненные руки. Неужто никогда в своем уме Ты не отыщешь слов — простых и нужных? Ведь трудно жить в неозаренной тьме И быть сухой и сдержанной наружно. Потом — усталость, чтобы не грустя, По мелочам больную жизнь растратить. Стихи о скуке («так себе, пустяк…»), О ветре, о разлуке, об утрате. О мутном дне, непоправимом дне У мокрого окна (на раме — плесень). И никогда ты не придешь ко мне Ни с тихим словом, ни с веселой песней.

1929

«Молчанья ничто не нарушит…»

Молчанья ничто не нарушит — Я сделала жизнь простой. Ввела я и тело и душу В давно желанный покой. Без мыслей, без слов и проклятий Огромные дни скользят, И синий больничный халатик Удобней, чем всякий наряд. А руки висят, как плети. Я будто совсем не жива. И нечего мне ответить На ласковые слова.

1929

ДВУМ ЮРИЯМ

Вы строите большие храмы, Вы кораблю даете ход, Вы равномерными стихами Изображаете полет. И с безрассудным постоянством Из непомерной пустоты В междупланетные пространства Вы устремляете мечты. И я для вас чужда, — не тем ли, Что умной правды не молю, Что я люблю простую землю, До боли огненной люблю. Под пламенные разговоры О вечности и божестве Я вижу — ветер лижет шторы И солнце плещется в траве. И вижу я, как жизнь играет, И несравненно хороша Моя несложная, пустая, Обыкновенная душа.