Стихи. (В переводах разных авторов)
Шрифт:
Him who trembles before the flame and the flood,
And the winds that blow through the starry ways,
Let the starry winds and the flame and the flood
Cover over and hide, for he has no part
With the lonely, majestical multitude.
Мечтавший о Cтране эльфов
Когда стоял он средь толпы в селенье Дромахар, [14]
Душа его влеклась к шелкам девического платья,
И прежде чем земля взяла его в свои объятья,
14
Дромахар (Dromahair) —
Успел познать он вздох любви и страстной ласки жар.
Но как-то раз на берегу он встретил рыбака -
И серебристая форель в его руках пропела
О сокровенных островах неведомых пределов
В тумане утра золотом, в вечерних облаках,
Где на мерцающем песке, под вечный шум морской,
Под древней кровлею ветвей, навек переплетенных,
Ни Смерть, ни Время, ни Печаль не разлучат влюбленных;
И он услышал эту песнь — и потерял покой.
Когда скитался он в песках округи Лиссадел, [15]
15
Лиссадел (Lissadell) — приморский район в графстве Слайго, на северном побережье залива Драмклифф. В Лиссаделе находился дом семейства Гор-Бут, из которого происходили подруги Йейтса Констанс (1868–1927) и Ева (1870–1926).
Душа его была полна мирских забот и страхов,
И прежде чем он под холмом истлел могильным прахом,
В трудах и счетах много лет истратить он успел.
Но как-то раз он проходил вдоль кромки синих вод,
И жирный червь прошелестел вдогонку ртом землистым,
Что есть под небом золотым, под небом серебристым
Счастливый, нежный, как цветы, восторженный народ,
Где не иссякнет никогда танцора алчный пыл:
Луна и солнце на ладонь к нему с небес ложатся,
И стопы легче ветерка без устали кружатся;
И он, услышав эту речь, о мудрости забыл.
Когда сидел он над водой колодца Сканавин, [16]
Душа его рвалась от мук, мечтая об отмщенье,
И прежде чем в земной ночи он растворился тенью,
Успел отмыть он грязь обид во вражеской крови.
Но как-то раз в недобрый час у тихого пруда
Жестокосердно вслед ему шепнул спорыш ползучий
О том, как тишина веков бессмертных счастью учит,
Пока без умолку шумит и плещется вода
На север, запад иль на юг от бренных берегов
16
Колодец Сканавин (Tubber Scanavin — "Ястребиный источник") — источник в графстве Слайго, близ селения Кулани (Coolaney). В его честь Йейтс дал название своей пьесе "У ястребиного источника".
В сиянье серебристых бурь и полдней золоченых,
Где полночь, как лебяжий пух, окутает влюбленных;
И он, услышав те слова, забыл своих врагов.
Когда уснул он под холмом в лощине Лугнагалл, [17]
Он мог познать бы наконец спокойствие могилы -
Теперь, когда земля его навеки поглотила,
Над мертвой плотью вознеся сырой, холодный вал, -
Когда б не черви, что вились вокруг его костей,
Без умолку твердя одно с неутолимым стоном:
17
Лугнагалл (Lug na nGall — "Чужакова Круча") — местность при въезде в долину Глен-Кар (Слайго).
О том, что Бог Свои персты простер над небосклоном,
Струя с высот полдневный зной томлений и страстей
Туда, где кружится танцор у неусыпных вод
И спят влюбленные во мгле, не зная расставанья,
Покуда Бог не опалит вселенную лобзаньем…
И под землею он вовек покоя не найдет.
He stood among a crowd at Dromahair;
His heart hung all upon a silken dress,
And he had known at last some tenderness,
Before earth took him to her stony care;
But when a man poured fish into a pile,
It seemed they raised their little silver heads,
And sang what gold morning or evening sheds
Upon a woven world-forgotten isle
Where people love beside the ravelled seas;
That Time can never mar a lover's vows
Under that woven changeless roof of boughs:
The singing shook him out of his new ease.
He wandered by the sands of Lissadell;
His mind ran all on money cares and fears,
And he had known at last some prudent years
Before they heaped his grave under the hill;
But while he passed before a plashy place,
A lug-worm with its grey and muddy mouth
Sang that somewhere to north or west or south
There dwelt a gay, exulting, gentle race
Under the golden or the silver skies;
That if a dancer stayed his hungry foot
It seemed the sun and moon were in the fruit:
And at that singing he was no more wise.
He mused beside the well of Scanavin,
He mused upon his mockers: without fail
His sudden vengeance were a country tale,
When earthy night had drunk his body in;
But one small knot-grass growing by the pool
Sang where — unnecessary cruel voice -
Old silence bids its chosen race rejoice,
Whatever ravelled waters rise and fall
Or stormy silver fret the gold of day,
And midnight there enfold them like a fleece
And lover there by lover be at peace.
The tale drove his fine angry mood away.
He slept under the hill of Lugnagall;
And might have known at last unhaunted sleep
Under that cold and vapour-turbaned steep,
Now that the earth had taken man and all:
Did not the worms that spired about his bones
Proclaim with that unwearied, reedy cry
That God has laid His fingers on the sky,
That from those fingers glittering summer runs
Upon the dancer by the dreamless wave.
Why should those lovers that no lovers miss
Dream, until God burn Nature with a kiss?
The man has found no comfort in the grave.