Контрольную пишут детиВ школе 72.В классе бесстыдный гвалт.Последний урок на свете(просто четверг).Гуляют ответы.Болит у звонка голова.В школе 72Училки пьют в кабинете.Физичка и алгебраичка.В лабораторной комнате.Два стареющих личикаИ некто в сером:– Вы помните? Вы помните?– Лида, может, споёмте?– Вы помните? Вы всё помните!– Вы скоро, скоро умрёте!Физичка пускает рукуВ знакомый ящик стола.В руку ложится синяя «Умка».Как хорошо, что «Умка» цела.Она поделит конфетуНе по законам наук.Бледных губ полукруг(Выпил
стакан помаду).– Лида, съешь сама, мне не надо.В углу темнеет паук.И повторит, поборов испуг,Уже в пустоту:– Не надо.А те всё кружат,Летают по комнате:– Вы помните, помните?– Мы знаем, что помните!Звонок. Лида сгребёт помытьСпасительный инвентарь её,Подумает, что ж поделать, мыНе какие-то гуманитарии.А впрочем, жизнь над всеми права.Не ясно зачем, но чего-то радиПойдёт собирать у детей тетрадиС контрольными в школе 72.
«Сидит на подоконнике ребёнок…»
Сидит на подоконнике ребёнокИ смотрит в немигающую высь.Сидит на ветке жёлтый воробьёнокИ мальчику чирикает «держись!».А по ветру, разматываясь мыслью,Летит звезда из пуха тополей.И маленькие пальчики зависли,Нелепо растопыренные к ней.И кажется ребёнку, что на светеЛюбая досягаема звезда.И превратились пустота и ветерВ воздушные пути и поезда.Того, что нам отмерено по праву,Не стыдно и не страшно захотеть.И видела пустующая рама,Как радостно взмывают над дубравойРебёнок, воробьёнок и ораваПушинок – звёзд всех птиц и всех детей.
Главред
У мальчишки, жившего в нашем дворе,Был отец – районки нашей главред.Обижать мальчишку – себе во вред.Это все в округе ребята знали.И худого, щуплого его отцаВсе боялись больше, чем парня-борца,Чем больного скитальцаИ мента-пловца.А ведь он рукаст и носил медали!«А мой папа напишет, что ты дебил!А мой папа напишет, что ты водку пил!Что в башке крокодил, а ещё я снабдилЕго снимком, где ты на горшке краснеешь!»Я жила с тем мальчишкой в одном дворе.Я влюбилась в отца его. О главред!Я красива, за 20 – каков дуэт,Повелитель мнений села Панеева!Эта любовь моя не удалась.Я не стала женой главреда.Но отодвину ящик столаИ достану его газету,Где красива, за 20, лукавый взгляд,Платье синее, локоны, плечи горятИ на стёртой бумаге буквы гласят:«Лучше всех в Панеевке – Света!»
«Девочка зашла из нашего отдела…»
Девочка зашла из нашего отделаВ кабинет к директору. Ты чего хотела?Девочка хотела, чтобы было счастье,Только вот к кому за счастьем обращаться?Девочка хотела, чтобы у ребёнкаВ этот Новый год праздник был и ёлка.Девочка хотела, чтобы говорилиС нею о душе. А с ней не говорили.Да а впрочем ладно, пусть не говорите,Только возвращайтесь, вешайте в прихожейЧёрное пальто и глаз не отводите.Вслух она сказала:– Канцелярский ножик.Он ответил ей, от дел не отвлекаясь:– Этими вопросами я не занимаюсь.
Колыбельная для мальчика
Колыбельная для мальчикаВ Коктебеле, сам из Нальчика.На белёсо-серой наволочкеВ ночь глядит его лицо.В темноте всё неразборчиво:Что-то было и закончилось.Не мешай ты, не ворочайся —Обхватил себя кольцом.Он не глупый – да вот молодость.Сознавал, старался – молодость.Чист, умён – да только молодость.Ну прости ты мир, малыш:Колыбельные обманчивы,Коктебели вас не прячут, выКак резиновые мячики —Оттолкнулся и летишь.Не скажу тебе я дельного.Я такая ж, только девочка.Я сильней, да вот поделенаНа две тысячи частей.Колыбельная для девочки —Это выстрелы у темечка,Это марш, и свыклись стеночкиС горькой поступью моей.Наши стены не кончаются,Щёки горячи, как чайники,Ты лежишь сейчас, отчаявшись,Под бедой, как под свинцом.Ты прости нас, что заплакали.Над тобою мы заплакали.А в трубе застряло, в раковине,Обручальное кольцо.
«Уже потеплело, и девочки наперевес…»
Уже потеплело, и девочки наперевесНесли вчера куртки, щурясь и улыбаясь.И мысли тянулись гусиным семейством в лес,И жизнь легко наматывалась на палец.Уже потеплело, и девочки наперебойЗадумывались о том, как сбежать с уроков.И я даже снова решила, что есть любовь,Но следующим утром снова над головойСерое небо, молчание и тревога.Но девочки не сдаются: они ужеВ открытую говорят о счастливой жизни.Природа против голых девчачьих шейЧуть-чуть постоит – и сдастся на рубежеКлючиц. Она любит таких, как сама, капризных.Сестра моя купит ещё одну новую вещьИ станет ещё быстрее сбегать из школы,И я уже слышу музыку в голове,И нет ничего, чем это старьё, новей.И мало что есть прекрасней и бестолковей.
Зимний день рождения
Беспокоясь за зиму,В тёплый январский четвергМаму из магазинаПятилетний ждалЧеловек.Он казался седым,Снегом припорошённый.Шапка под капюшономЦвета летящей звезды.Цвета песочной горстиВязаные ладони.Надо бы унестиЗиму, а то прогонят —Папа читал емуЭто из детской книжки.Нужно сказать мальчишкам.Есть во дворе Тимур,Старше на целый палец,Красный катал «Камаз».Если б они не спали,Всё бы успели враз.Жгло снегопадом тьму,Месяц болел, пылая.Думают почемуВсе, что зима злая?– Добрая! – закричалМальчик от нетерпенья. —У меня день рождения! —И весь мир замолчал.
«Мы спускались ниже, ниже…»
Мы спускались ниже, ниже,У меня был новый фонарик.– Оля, что там?Мы с сестрой и Миша.Он испугался, у двери следил за нами.– Здесь есть слизняк, – говорит, отступая,Оля. Почти к стене прижалась.Стена, как рассыпчатое молоко, ейОтпечаталась на пижаме.– Девчонки, пойдёмте лучше назад, —Мише прохладно, он топчется, мнётсяНа месте. Сегодня будет гроза,А нам и хочется, и живётся.Мы вошли в приоткрытую тьму,И тьма приняла нас, сомкнулась за спинами.Наверное, именно потомуМиша жив, а мы уже сгинули.
Почему ты плачешь, Аркадий Юрьевич?
Звоночек
Мне перестало везти с автобусом.Он не приходит за мной, не приходит.А я всё делаю привычным образом.Прихожу, становлюсь, жду его – верно же вроде?Тучи по-прежнему были синими,Люди водой запивали икоту —Всё так, но автобус не шёл везти меня.И я перестала ходить на работу.Виктор Петрович носил платочек в верхнемКармане затёртой рубашки розовой.Коровы так радостно рожали на ферме,Тучи семь раз разрешились грозами.Что же мне делать, люди добрые?В киоске крутится, крутится вертел.Беды-подружки смеются: дома яСпать перестала, верьте не верьте.В тяжёлой дремоте явились мне люди.Я узнала: это спасители, ангелы ночи.Говорят: всё потому, что сердце твоё не любит.Беги, беги отсюда, это был первый звоночек.Звенит, звенит мой первый звоночекЗвенит Вагнером, а потом Мандельштамом.Беги, потому что ни одна жизнь не хочетТого, кому и бежать невмочь, иНе успокоиться под одеялом.
Дашенька-журналистка
Уже бывшая замужемВ девятнадцать-двадцать,Неудачно,Будет теперь только себеСтараться,Будет себе батрачитьДашенька-журналистка.Мне она кажетсяДевочкой-переростком,Девочкой-гермафродитом,Кучно застывшим воскомПосле свечи. Поди тыЕй расскажи стишок.Подумает – не мужчина.А вот когда приходитВ клуб она на тусовку,Кажется всем, что можетБыть и любовь высокой,Как эта Даша. Нежной,Как её пальцы, вьющиесяУ стакана.Мало мне перекрестийВ мире и в человекеЛиний плавных и резких.А Даше хочется в пекло,Мало ей подноготнойБедной суровой ночи.За полночь Даша в «Скорой»Едет с дежурным. ХочетДаша писать про пьяных.Хочет смотреть им в лица.– Дашенька, просыпайся! —Снится ей в «Скорой» голос.Снится какой-то майскийВетер, и бывший, холост,Будит её на пару.Вот за кого бы замужВ платье и под гитару.Даша проснулась. «Да уж, —Думает, – ну и приснится же всякое».
