Стихотворения 1823-1836

Пушкин Александр Сергеевич

Под хладом старости угрюмо угасалЕдиный из седых орлов Екатерины.В крылах отяжелев, он небо забывалИ Пинда острые вершины.В то время ты вставал: твой луч его согрел,Он поднял к небесам и крылья и зеницыИ с шумной радостью взыграл и полетелВо сретенье твоей денницы.Мордвинов, не вотще Петров тебя любил,Тобой гордится он и на брегах Коцита:Ты лиру оправдал, ты ввек не изменилНадеждам вещего пиита.Как славно ты сдержал пророчество его!Сияя доблестью, и славой, и наукой,В советах недвижим у места своего,Стоишь ты, новый Долгорукой.Так, в пенистый поток с вершины гор скатясь,Стоит

седой утес, вотще брега трепещут,Вотще грохочет гром и волны, вкруг мутясь,И увиваются и плещут.Один, на рамена поднявши мощный труд,Ты зорко бодрствуешь над царскою казною,Вдовицы бедный лепт и дань сибирских рудРавно священны пред тобою.

ЗОЛОТО И БУЛАТ

«Все мое», — сказало злато;«Все мое», — сказал булат.«Все куплю», — сказало злато;«Все возьму», — сказал булат.

1827

* * *

Во глубине сибирских рудХраните гордое терпенье,Не пропадет ваш скорбный трудИ дум высокое стремленье.Несчастью верная сестра,Надежда в мрачном подземельеРазбудит бодрость и веселье,Придет желанная пора:Любовь и дружество до васДойдут сквозь мрачные затворы,Как в ваши каторжные норыДоходит мой свободный глас.Оковы тяжкие падут,Темницы рухнут — и свободаВас примет радостно у входа,И братья меч вам отдадут.

СОЛОВЕЙ И РОЗА

В безмолвии садов, весной, во мгле ночей,Поет над розою восточный соловей.Но роза милая не чувствует, не внемлет,И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.Не так ли ты поешь для хладной красоты?Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты?Она не слушает, не чувствует поэта;Глядишь — она цветет; взываешь — нет ответа.

* * *

Есть роза дивная: онаПред изумленною КиферойЦветет, румяна и пышна,Благословенная Венерой.Вотще Киферу и ПафосМертвит дыхание мороза -Блестит между минутных розНеувядаемая роза...

Eк. H. УШАКОВОЙ

Когда, бывало, в старинуЯвлялся дух иль привиденье,То прогоняло сатануПростое это изреченье:«Аминь, аминь, рассыпься!» В наши дниГораздо менее бесов и привидений;Бог ведает, куда девалися они.Но ты, мой злой иль добрый гений,Когда я вижу пред собойТвой профиль, и глаза, и кудри золотые,Когда я слышу голос твойИ речи резвые, живые -Я очарован, я горюИ содрогаюсь пред тобою,И сердцу, полному мечтою,«Аминь, аминь, рассыпься!» — говорю.

КНЯГИНЕ З. А. ВОЛКОНСКОЙ.

Среди рассеянной Москвы,При толках виста и бостона,При бальном лепете молвыТы любишь игры Аполлона.Царица муз и красоты,Рукою нежной держишь тыВолшебный скипетр вдохновений,И над задумчивым челом,Двойным увенчанным венком,И вьется и пылает гений.Певца, плененного тобой,Не отвергай смиренной дани,Внемли с улыбкой голос мой,Как мимоездом КаталаниЦыганке внемлет кочевой.

Ек. Н. УШАКОВОЙ

В отдалении от васС вами буду неразлучен,Томных уст и томных глазБуду памятью размучен;Изнывая в тишине,Не хочу я быть утешен, -Вы ж вздохнете ль обо мне,Если буду я повешен?

* * *

В степи мирской, печальной и безбрежной,Таинственно пробились три ключа:Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,Кипит, бежит, сверкая и журча.Кастальский ключ волною вдохновеньяВ степи мирской изгнанников поит.Последний ключ — холодный ключ забвенья,Он слаще всех жар сердца утолит.

АРИОН

Нас было много на челне;Иные парус напрягали,Другие дружно упиралиВ глубь мощны веслы. В тишинеНа руль склонясь, наш кормщик умныйВ молчанье правил грузный челн;А я — беспечной веры полн, -Пловцам я пел... Вдруг лоно волнИзмял с налету вихорь шумный...Погиб и кормщик и пловец!
– Лишь я, таинственный певец,На берег выброшен грозою,Я гимны прежние поюИ ризу влажную моюСушу на солнце под скалою.

АНГЕЛ

В дверях эдема ангел нежныйГлавой поникшею сиял,А демон мрачный и мятежныйНад адской бездною летал.Дух отрицанья, дух сомненьяНа духа чистого взиралИ жар невольный умиленьяВпервые смутно познавал."Прости, — он рек, — тебя я видел,И ты недаром мне сиял:Не все я в небе ненавидел,Не все я в мире презирал".

* * *

Какая ночь! Мороз трескучий,На небе ни единой тучи;Как шитый полог, синий сводПестреет частыми звездами.В домах все темно. У воротЗатворы с тяжкими замками.Везде покоится народ;Утих и шум, и крик торговый;Лишь только лает страж дворовыйДа цепью звонкою гремит.И вся Москва покойно спит,Забыв волнение боязни.А площадь в сумраке ночномСтоит, полна вчерашней казни.Мучений свежий след кругом:Где труп, разрубленный с размаха,Где столп, где вилы; там котлы,Остывшей полные смолы;Здесь опрокинутая плаха;Торчат железные зубцы,С костями груды пепла тлеют,На кольях, скорчась, мертвецыОцепенелые чернеют...Недавно кровь со всех сторонСтруею тощей снег багрила,И подымался томный стон,Но смерть коснулась к ним как сон,Свою добычу захватила.Кто там? Чей конь во весь опорПо грозной площади несется?Чей свист, чей громкий разговорВо мраке ночи раздается?Кто сей? — Кромешник удалой.Спешит, летит он на свиданье,В его груди кипит желанье.Он говорит: "Мой конь лихой,Мой верный конь! лети стрелой!Скорей, скорей!.." Но конь ретивыйВдруг размахнул плетеной гривойИ стал. Во мгле между столповНа перекладине дубовойКачался труп. Ездок суровыйПод ним промчаться был готов,Но борзый конь под плетью бьется,Храпит, и фыркает, и рветсяНазад. "Куда? мой конь лихой!Чего боишься? Что с тобой?Не мы ли здесь вчера скакали,Не мы ли яростно топтали,Усердной местию горя,Лихих изменников царя?Не их ли кровию омытыТвои булатные копыты!Теперь ужель их не узнал?Мой борзый конь, мой конь удалый,Несись, лети!.." И конь усталыйВ столбы ……. проскакал.

КИПРЕНСКОМУ

Любимец моды легкокрылой,Хоть не британец, не француз,Ты вновь создал, волшебник милый,Меня, питомца чистых муз, -И я смеюся над могилой,Ушед навек от смертных уз.Себя как в зеркале я вижу,Но это зеркало мне льстит.Оно гласит, что не унижуПристрастья важных аонид.Так Риму, Дрездену, ПарижуИзвестен впредь мой будет вид.