Стихотворения 1823-1836

Пушкин Александр Сергеевич

* * *

Надеясь на мое презренье,Седой зоил меня ругал,И, потеряв уже терпенье,Я эпиграммой отвечал.Укушенный желаньем славы,Теперь, надеясь на ответ,Журнальный шут, холоп лукавый,Ругать бы также стал. — О нет!Пусть он, как бес перед обедней,Себе покоя не дает:Лакей, сиди себе в передней,А будет с барином расчет.

САПОЖНИК (ПРИТЧА)

Картину раз высматривал сапожникИ в обуви ошибку указал;Взяв тотчас кисть, исправился художник.Вот, подбочась, сапожник продолжал:"Мне кажется, лицо немного криво...А эта грудь не слишком ли нага?"...Тут Апеллес прервал нетерпеливо:«Суди, дружок, не свыше сапога!»Есть у меня приятель на примете:Не ведаю, в каком бы он предметеБыл знатоком, хоть строг он на словах,Но черт его несет судить о свете:Попробуй

он судить о сапогах!

ЭПИГРАММА

Седой Свистов! ты царствовал со славой;Пора, пора! сложи с себя венец:Питомец твой младой, цветущий, здравый,Тебя сменит, великий наш певец!Се: внемлет мне маститый собеседник,Свершается судьбины произвол,Является младой его наследник:Свистов II вступает на престол!

ЭПИГРАММА

Мальчишка Фебу гимн поднес."Охота есть, да мало мозгу.А сколько лет ему, вопрос?" -«Пятнадцать». — «Только-то? Эй, розгу!»За сим принес семинаристТетрадь лакейских диссертаций,И Фебу вслух прочел Гораций,Кусая губы, первый лист.Отяжелев, как от дурмана,Сердито Феб его прервалИ тотчас взрослого болванаПоставить в палки приказал.

СОБРАНИЕ НАСЕКОМЫХ

Какие крохотны коровки!Есть, право, менее булавочной головки.Крылов.Мое собранье насекомыхОткрыто для моих знакомых:Ну, что за пестрая семья!За ними где ни рылся я!Зато какая сортировка!Вот Глинка — божия коровка,Вот Каченовский — злой паук,Вот и Свиньин — российский жук,Вот Олин — черная мурашка,Вот Раич — мелкая букашка.Куда их много набралось!Опрятно за стеклом и в рамахОни, пронзенные насквозь,Рядком торчат на эпиграммах.

1830

ЦИКЛОП

Язык и ум теряя разом,Гляжу на вас единым глазом:Единый глаз в главе моей.Когда б судьбы того хотели,Когда б имел я сто очей,То все бы сто на вас глядели.

* * *

Что в имени тебе моем?Оно умрет, как шум печальныйВолны, плеснувшей в берег дальный,Как звук ночной в лесу глухом.Оно на памятном листкеОставит мертвый след, подобныйУзору надписи надгробнойНа непонятном языке.Что в нем? Забытое давноВ волненьях новых и мятежных,Твоей душе не даст оноВоспоминаний чистых, нежных.Но в день печали, в тишине,Произнеси его тоскуя;Скажи: есть память обо мне,Есть в мире сердце, где живу я...

ОТВЕТ

Я вас узнал, о мой оракул,Не по узорной пестротеСих неподписанных каракул,Но по веселой остроте,Но по приветствиям лукавым,Но по насмешливости злойИ по упрекам ... столь неправым,И этой прелести живой.С тоской невольной, с восхищеньемЯ перечитываю васИ восклицаю с нетерпеньем:Пора! в Москву, в Москву сейчас!Здесь город чопорный, унылый,Здесь речи — лед, сердца — гранит;Здесь нет ни ветрености милой,Ни муз, ни Пресни, ни харит.

* * *

В часы забав иль праздной скуки,Бывало, лире я моейВверял изнеженные звукиБезумства, лени и страстей.Но и тогда струны лукавойНевольно звон я прерывал,Когда твой голос величавыйМеня внезапно поражал.Я лил потоки слез нежданных,И ранам совести моейТвоих речей благоуханныхОтраден чистый был елей.И ныне с высоты духовнойМне руку простираешь ты,И силой кроткой и любовнойСмиряешь буйные мечты.Твоим огнем душа палимаОтвергла мрак земных сует,И внемлет арфе серафимаВ священном ужасе поэт.

СОНЕТ

Scorn not the sonnet, critic.Wordsworth.Суровый Дант не презирал сонета;В нем жар любви Петрарка изливал;Игру его любил творец Макбета;Им скорбну мысль Камоэнс облекал.И в наши дни пленяет он поэта:Вордсворт его орудием избрал,Когда вдали от суетного светаПрироды он рисует идеал.Под сенью гор Тавриды отдаленнойПевец Литвы в размер его стесненныйСвои мечты мгновенно заключал.У нас еще его не знали девы,Как для него уж Дельвиг забывалГекзаметра священные напевы.

К ВЕЛЬМОЖЕ

(Москва)От северных оков освобождая мир,Лишь только на

поля, струясь, дохнет зефир,Лишь только первая позеленеет липа,К тебе, приветливый потомок Аристиппа,К тебе явлюся я; увижу сей дворец,Где циркуль зодчего, палитра и резецУченой прихоти твоей повиновалисьИ вдохновенные в волшебстве состязались.Ты понял жизни цель: счастливый человек,Для жизни ты живешь. Свой долгий ясный векЕще ты смолоду умно разнообразил,Искал возможного, умеренно проказил;Чредою шли к тебе забавы и чины.Посланник молодой увенчанной жены,Явился ты в Ферней — и циник поседелый,Умов и моды вождь пронырливый и смелый,Свое владычество на Севере любя,Могильным голосом приветствовал тебя.С тобой веселости он расточал избыток,Ты лесть его вкусил, земных богов напиток.С Фернеем распростясь, увидел ты Версаль.Пророческих очей не простирая вдаль,Там ликовало все. Армида молодая,К веселью, роскоши знак первый подавая,Не ведая, чему судьбой обречена,Резвилась, ветреным двором окружена.Ты помнишь Трианон и шумные забавы?Но ты не изнемог от сладкой их отравы;Ученье делалось на время твой кумир:Уединялся ты. За твой суровый пирТо чтитель промысла, то скептик, то безбожник,Садился Дидерот на шаткий свой треножник,Бросал парик, глаза в восторге закрывалИ проповедывал. И скромно ты внималЗа чашей медленной афею иль деисту,Как любопытный скиф афинскому софисту.Но Лондон звал твое внимание. Твой взорПрилежно разобрал сей двойственный собор:Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый,Пружины смелые гражданственности новой.Скучая, может быть, над Темзою скупой,Ты думал дале плыть. Услужливый, живой,Подобный своему чудесному герою,Веселый Бомарше блеснул перед тобою.Он угадал тебя: в пленительных словахОн стал рассказывать о ножках, о глазах,О неге той страны, где небо вечно ясно,Где жизнь ленивая проходит сладострастно,Как пылкий отрока восторгов полный сон,Где жены вечером выходят на балкон,Глядят и, не страшась ревнивого испанца,С улыбкой слушают и манят иностранца.И ты, встревоженный, в Севиллу полетел.Благословенный край, пленительный предел!Там лавры зыблются, там апельсины зреют...О, расскажи ж ты мне, как жены там умеютС любовью набожность умильно сочетать,Из-под мантильи знак условный подавать;Скажи, как падает письмо из-за решетки,Как златом усыплен надзор угрюмой тетки;Скажи, как в двадцать лет любовник под окномТрепещет и кипит, окутанный плащом.Все изменилося. Ты видел вихорь бури,Падение всего, союз ума и фурий,Свободой грозною воздвигнутый закон,Под гильотиною Версаль и ТрианонИ мрачным ужасом смененные забавы.Преобразился мир при громах новой славы.Давно Ферней умолк. Приятель твой Вольтер,Превратности судеб разительный пример,Не успокоившись и в гробовом жилище,Доныне странствует с кладбища на кладбище.Барон д'Ольбах, Морле, Гальяни, Дидерот,Энциклопедии скептической причет,И колкий Бомарше, и твой безносый Касти,Все, все уже прошли. Их мненья, толки, страстиЗабыты для других. Смотри: вокруг тебяВсе новое кипит, былое истребя.Свидетелями быв вчерашнего паденья,Едва опомнились младые поколенья.Жестоких опытов сбирая поздний плод,Они торопятся с расходом свесть приход.Им некогда шутить, обедать у ТемирыИль спорить о стихах. Звук новой, чудной лиры,Звук лиры Байрона развлечь едва их мог.Один все тот же ты. Ступив за твой порог,Я вдруг переношусь во дни Екатерины.Книгохранилище, кумиры, и картины,И стройные сады свидетельствуют мне,Что благосклонствуешь ты музам в тишине,Что ими в праздности ты дышишь благородной.Я слушаю тебя: твой разговор свободныйИсполнен юности. Влиянье красотыТы живо чувствуешь. С восторгом ценишь тыИ блеск Алябьевой и прелесть Гончаровой.Беспечно окружась Корреджием, Кановой,Ты, не участвуя в волнениях мирских,Порой насмешливо в окно глядишь на нихИ видишь оборот во всем кругообразный.Так, вихорь дел забыв для муз и неги праздной,В тени порфирных бань и мраморных палат,Вельможи римские встречали свой закат.И к ним издалека то воин, то оратор,То консул молодой, то сумрачный диктаторЯвлялись день-другой роскошно отдохнуть,Вздохнуть о пристани и вновь пуститься в путь.

НОВОСЕЛЬЕ

Благословляю новоселье,Куда домашний свой кумирТы перенес — а с ним веселье,Свободный труд и сладкий мир.Ты счастлив: ты свой домик малый,Обычай мудрости храня,От злых забот и лени вялойЗастраховал, как от огня.

* * *

Когда в объятия моиТвой стройный стан я заключаюИ речи нежные любвиТебе с восторгом расточаю,Безмолвна, от стесненных рукОсвобождая стан свой гибкой,Ты отвечаешь, милый друг,Мне недоверчивой улыбкой;Прилежно в памяти храняИзмен печальные преданья,Ты без участья и вниманьяУныло слушаешь меня...Кляну коварные стараньяПреступной юности моейИ встреч условных ожиданьяВ садах, в безмолвии ночей.Кляну речей любовный шепот,Стихов таинственный напев,И ласки легковерных дев,И слезы их, и поздний ропот.