Стихотворения 1823-1836

Пушкин Александр Сергеевич

ИЗ А. ШЕНЬЕ

Покров, упитанный язвительною кровью,Кентавра мстящий дар, ревнивою любовьюАлкиду передан. Алкид его приял.В божественной крови яд быстрый побежал.Се — ярый мученик, в ночи скитаясь, воет;Стопами тяжкими вершину Эты роет;Гнет, ломит древеса; исторженные пниВысоко громоздит; его рукой ониВ костер навалены; он их зажег; он всходит;Недвижим на костре он в небо взор возводит;Под мышцей палица; в ногах немейский левРазостлан. Дунул ветр; поднялся свист и рев;Треща горит костер; и вскоре пламя, воя,Уносит к небесам бессмертный дух героя.

* * *

I.На Испанию роднуюПризвал мавра Юлиан.Граф за личную обидуМстить решился королю.Дочь его Родрик похитил,Обесчестил древний род;Вот за что отчизну предалРаздраженный Юлиан.Мавры хлынули потокомНа испанские брега.Царство готфов миновалось,И с престола пал Родрик.Готфы пали не бесславно:Храбро билися они,Долго

мавры сомневались,Одолеет кто кого.Восемь дней сраженье длилось;Спор решен был наконец:Был на поле битвы пойманКонь любимый короля;Шлем и меч его тяжелыйБыли найдены в пыли.Короля почли убитым,И никто не пожалел.Но Родрик в живых остался,Бился он все восемь дней -Он сперва хотел победы,Там уж смерти лишь алкал.И кругом свистали стрелы,Не касаяся его,Мимо дротики летали,Шлема меч не рассекал.Напоследок, утомившись,Соскочил с коня Родрик,Меч с запекшеюся кровьюОт ладони отклеил,Бросил об земь шлем пернатыйИ блестящую броню.И спасенный мраком ночиС поля битвы он ушел.II.От полей кровавой битвыУдаляется Родрик;Короля опередилаВесть о гибели его.Стариков и бедных женщинНа распутьях видит он;Все толпой бегут от мавровК укрепленным городам.Все, рыдая, молят богаО спасенье христиан,Все Родрика проклинают;И проклятья слышит он.И с поникшею главоюМимо их пройти спешит,И не смеет даже молвить:Помолитесь за него.Наконец на берег моряВ третий день приходит он,Видит темную пещеруНа пустынном берегу.В той пещере он находитКрест и заступ — а в углуТруп отшельника и яму,Им изрытую давно.Тленье трупу не коснулось,Он лежит, окостенев,Ожидая погребеньяИ молитвы христиан.Труп отшельника с молитвойСхоронил корольИ в пещере поселилсяНад могилою его.Он питаться стал плодамиИ водою ключевой;И себе могилу вырыл,Как предшественник его.Короля в уединеньеСтал лукавый искушать,И виденьями ночнымиКраткий сон его мутить.Он проснется с содроганьем,Полон страха и стыда;Упоение соблазнаСокрушает дух его.Хочет он молиться богуИ не может. Бес емуШепчет в уши звуки битвыИли страстные слова.Он в унынии проводитДни и ночи недвижим,Устремив глаза на море,Поминая старину.III.Но отшельник, чьи останкиОн усердно схоронил,За него перед всевышнимЗаступился в небесах.В сновиденье благодатномОн явился королю,Белой ризою одеянИ сияньем окружен.И король, объятый страхом,Ниц повергся перед ним,И вещал ему угодник:"Встань — и миру вновь явись.Ты венец утратил царский,Но господь руке твоейДаст победу над врагами,А душе твоей покой".Пробудясь, господню волюСердцем он уразумел,И, с пустынею расставшись,В путь отправился король.

* * *

Кто из богов мне возвратилТого, с кем первые походыИ браней ужас я делил,Когда за призраком свободыНас Брут отчаянный водил?С кем я тревоги боевыеВ шатре за чашей забывалИ кудри, плющем увитые,Сирийским мирром умащал?Ты помнишь час ужасный битвы,Когда я, трепетный квирит,Бежал, нечестно брося щит,Творя обеты и молитвы?Как я боялся! как бежал!Но Эрмий сам незапной тучейМеня покрыл и вдаль умчалИ спас от смерти неминучей.А ты, любимец первый мой,Ты снова в битвах очутился...И ныне в Рим ты возвратилсяВ мой домик темный и простой.Садись под сень моих пенатов.Давайте чаши. Не жалейНи вин моих, ни ароматов.Венки готовы. Мальчик! лей.Теперь некстати воздержанье:Как дикий скиф хочу я пить.Я с другом праздную свиданье,Я рад рассудок утопить.

СТРАННИК

I

Однажды странствуя среди долины дикой,Незапно был объят я скорбию великойИ тяжким бременем подавлен и согбен,Как тот, кто на суде в убийстве уличен.Потупя голову, в тоске ломая руки,Я в воплях изливал души пронзенной мукиИ горько повторял, метаясь как больной:«Что делать буду я? Что станется со мной?»

II

И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно.Уныние мое всем было непонятно.При детях и жене сначала я был тихИ мысли мрачные хотел таить от них;Но скорбь час от часу меня стесняла боле;И сердце наконец раскрыл я поневоле."О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена!
– Сказал я, — ведайте: моя душа полнаТоской и ужасом, мучительное бремяТягчит меня. Идет! уж близко, близко время:Наш город пламени и ветрам обречен;Он в угли и золу вдруг будет обращен,И мы погибнем все, коль не успеем вскореОбресть убежище; а где? о горе, горе!"

III

Мои домашние в смущение пришлиИ здравый ум во мне расстроенным почли.Но думали, что ночь и сна покой целебныйОхолодят во мне болезни жар враждебный.Я

лег, но во всю ночь все плакал и вздыхалИ ни на миг очей тяжелых не смыкал.Поутру я один сидел, оставя ложе.Они пришли ко мне; на их вопрос я то же,Что прежде, говорил. Тут ближние мои,Не доверяя мне, за должное почлиПрибегнуть к строгости. Они с ожесточеньемМеня на правый путь и бранью и презреньемСтарались обратить. Но я, не внемля им,Все плакал и вздыхал, унынием тесним.И наконец они от крика утомилисьИ от меня, махнув рукою, отступились,Как от безумного, чья речь и дикий плачДокучны и кому суровый нужен врач.

IV

Пошел я вновь бродить, уныньем изнываяИ взоры вкруг себя со страхом обращая,Как узник, из тюрьмы замысливший побег,Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.Духовный труженик — влача свою веригу,Я встретил юношу, читающего книгу.Он тихо поднял взор — и вопросил меня,О чем, бродя один, так горько плачу я?И я в ответ ему: "Познай мой жребий злобный:Я осужден на смерть и позван в суд загробный -И вот о чем крушусь: к суду я не готов,И смерть меня страшит"."Коль жребий твой таков, -Он возразил, — и ты так жалок в самом деле,Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?"И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?»Тогда: «Не видишь ли, скажи, чего-нибудь», -Сказал мне юноша, даль указуя перстом.Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,Как от бельма врачом избавленный слепец.«Я вижу некий свет», — сказал я наконец."Иди ж, — он продолжал, — держись сего ты света;Пусть будет он тебе единственная мета,Пока ты тесных врат спасенья не достиг,Ступай!" — И я бежать пустился в тот же миг.

V

Побег мой произвел в семье моей тревогу,И дети и жена кричали мне с порогу,Чтоб воротился я скорее. Крики ихНа площадь привлекли приятелей моих;Один бранил меня, другой моей супругеСоветы подавал, иной жалел о друге,Кто поносил меня, кто на смех подымал,Кто силой воротить соседям предлагал;Иные уж за мной гнались; но я тем болеСпешил перебежать городовое поле,Дабы скорей узреть — оставя те места,Спасенья верный путь и тесные врата.

* * *

...Вновь я посетилТот уголок земли, где я провелИзгнанником два года незаметных.Уж десять лет ушло с тех пор — и многоПеременилось в жизни для меня,И сам, покорный общему закону,Переменился я — но здесь опятьМинувшее меня объемлет живо,И, кажется, вечор еще бродилЯ в этих рощах.Вот опальный домик,Где жил я с бедной нянею моей.Уже старушки нет — уж за стеноюНе слышу я шагов ее тяжелых,Ни кропотливого ее дозора.Вот холм лесистый, над которым частоЯ сиживал недвижим — и гляделНа озеро, воспоминая с грустьюИные берега, иные волны...Меж нив златых и пажитей зеленыхОно, синея, стелется широко;Через его неведомые водыПлывет рыбак и тянет за собойУбогий невод. По брегам отлогимРассеяны деревни — там за нимиСкривилась мельница, насилу крыльяВорочая при ветре...На границеВладений дедовских, на месте том,Где в гору подымается дорога,Изрытая дождями, три сосныСтоят — одна поодаль, две другиеДруг к дружке близко, — здесь, когда их мимоЯ проезжал верхом при свете лунном,Знакомым шумом шорох их вершинМеня приветствовал. По той дорогеТеперь поехал я и пред собоюУвидел их опять. Они все те же,Все тот же их, знакомый уху шорох -Но около корней их устарелых(Где некогда все было пусто, голо)Теперь младая роща разрослась,Зеленая семья; кусты теснятсяПод сенью их как дети. А вдалиСтоит один угрюмый их товарищ,Как старый холостяк, и вкруг негоПо-прежнему все пусто.Здравствуй, племяМладое, незнакомое! не яУвижу твой могучий поздний возраст,Когда перерастешь моих знакомцевИ старую главу их заслонишьОт глаз прохожего. Но пусть мой внукУслышит ваш приветный шум, когда,С приятельской беседы возвращаясь,Веселых и приятных мыслей полон,Пройдет он мимо вас во мраке ночиИ обо мне вспомянет.

* * *

Я думал, сердце позабылоСпособность легкую страдать,Я говорил: тому, что было,Уж не бывать! уж не бывать!Прошли восторги, и печали,И легковерные мечты...Но вот опять затрепеталиПред мощной властью красоты.

НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЛУКУЛЛА. ПОДРАЖАНИЕ ЛАТИНСКОМУ.

Ты угасал, богач младой!Ты слышал плач друзей печальных.Уж смерть являлась за тобойВ дверях сеней твоих хрустальных.Она, как втершийся с утраЗаимодавец терпеливый,Торча в передней молчаливой,Не трогалась с ковра.В померкшей комнате твоейВрачи угрюмые шептались.Твоих нахлебников, цирцейСмущеньем лица омрачались;Вздыхали верные рабыИ за тебя богов молили,Не зная в страхе, что сулилиИм тайные судьбы.А между тем наследник твой,Как ворон к мертвечине падкий,Бледнел и трясся над тобой,Знобим стяжанья лихорадкой.Уже скупой его сургучПятнал замки твоей конторы;И мнил загресть он злата горыВ пыли бумажных куч.Он мнил: "Теперь уж у вельможНе стану няньчить ребятишек;Я сам вельможа буду тож;В подвалах, благо, есть излишек.Теперь мне честность — трын-трава!Жену обсчитывать не буду,И воровать уже забудуКазенные дрова!"Но ты воскрес. Твои друзья,В ладони хлопая, ликуют;Рабы, как добрая семья,Друг друга в радости целуют;Бодрится врач, подняв очки;Гробовый мастер взоры клонит;А вместе с ним приказчик гонитНаследника в толчки.Так жизнь тебе возвращенаСо всею прелестью своею;Смотри: бесценный дар она;Умей же пользоваться ею;Укрась ее; года летят,Пора! Введи в свои чертогиЖену красавицу — и богиВаш брак благословят.