В голубой далекой спаленкеТвой ребенок опочил.Тихо вылез карлик маленькийИ часы остановил.Всё, как было. Только страннаяВоцарилась тишина.И в окне твоем — туманнаяТолько улица страшна.Словно что-то недосказано,Что всегда звучит, всегда…Нить какая-то развязана,Сочетавшая года.И прошла ты, сонно-белая,Вдоль по комнатам одна.Опустила, вся несмелая,Штору синего окна.И потом, едва заметная,Тонкий полог подняла.И, как время безрассветная,Шевелясь, поникла мгла.Стало тихо в дальней спаленке —Синий сумрак и покой,Оттого, что карлик маленькийДержит маятник рукой.
4 октября 1905
ЭХО
К зеленому лугу, взывая, внимая, Иду по шуршащей листве.И месяц холодный стоит, не сгорая, Зеленым серпом в синеве. Листва кружевная! Осеннее злато! Зову — и трикраты Мне издали звонкоОтветствует нимфа, ответствует Эхо,Как будто в поля золотого заката Гонимая богом-ребенком И полная смеха…Вот, богом настигнута, падает Эхо, И страстно круженье, и сладко паденье, И смех ее в длинном Звучит повтореньи Под небом невинным… И страсти и смерти, И смерти и страсти — Венчальные ветви Осенних убранств и запястий…Там — в синем раздольи — мой голос пророчитВозвратить, опрокинуть весь мир на меня!Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи, Томной свирелью вечернего дня Ускользнувшая нимфа хохочет.
4 октября 1905
* * *
«Вот Он — Христос — в цепях и розах…»
Евгению Иванову
Вот Он — Христос — в цепях и розах —За решеткой моей тюрьмы.Вот Агнец Кроткий в белых ризахПришел и смотрит в окно тюрьмы.В простом окладе синего небаЕго икона смотрит в окно.Убогий художник создал небо.Но Лик и синее небо — одно.Единый, Светлый, немного грустный —За Ним восходит хлебный злак,На пригорке лежит огород капустный,И березки и елки бегут в овраг.И всё так близко и так далёко,Что, стоя рядом, достичь нельзя,И не постигнешь синего Ока,Пока не станешь сам как стезя…Пока такой же нищий не будешь,Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,И не поблекнешь, как мертвый злак.
10 октября 1905
* * *
«Так. Неизменно всё, как было…»
Так. Неизменно всё, как было.Я в старом ласковом бреду.Ты для меня остановилаВремен живую череду.И я пришел, плющом венчанный,Как в юности, — к истокам рек.И над водой, за мглой туманной,—Мне улыбнулся тот же брег.И те же явственные звукиМеня зовут из камыша.И те же матовые рукиПровидит вещая душа.Как будто время позабылоИ ничего не унесло,И неизменным сохранилоПевучей юности русло.И так же вечен я и мирен,Как был давно, в годину сна.И тяжким золотом кумиренМоя душа убелена.
10 октября 1905
МИТИНГ
Он говорил умно и резко, И тусклые зрачкиМетали прямо и без блеска Слепые огоньки.А снизу устремлялись взоры От многих тысяч глаз,И он не чувствовал, что скоро Пробьет последний час.Его движенья были верны, И голос был суров,И борода качалась мерно В такт запыленных слов.И серый, как ночные своды, Он знал всему предел.Цепями тягостной свободы Уверенно гремел.Но те, внизу, не понимали Ни чисел, ни имен,И знаком долга и печали Никто не заклеймен.И тихий ропот поднял руку, И дрогнули огни.Пронесся шум, подобный звуку Упавшей головни.Как будто свет из мрака брызнул, Как будто был намек…Толпа проснулась. Дико взвизгнул Пронзительный свисток.И в звоны стекол перебитых Ворвался стон глухой,И человек упал на плиты С разбитой головой.Не знаю, кто ударом камня Убил его в толпе,И струйка крови, помню ясно, Осталась на столбе.Еще свистки ломали воздух, И крик еще стоял,А он уж лег на вечный отдых У входа в шумный зал…Но огонек блеснул у входа… Другие огоньки…И звонко брякнули у свода Взведенные курки.И промелькнуло в беглом свете, Как человек лежал,И как солдат ружье над мертвым Наперевес держал.Черты лица бледней казались От черной бороды,Солдаты, молча, собирались И строились в ряды.И в тишине, внезапно вставшей, Был светел круг лица,Был тихий ангел пролетавший, И радость — без конца.И были строги и спокойны Открытые зрачки,Над ними вытянулись стройно Блестящие штыки.Как будто, спрятанный у входа За черной пастью дул,Ночным дыханием свободы Уверенно вздохнул.
10 октября 1905
* * *
«Вися над городом всемирным…»
Вися над городом всемирным,В пыли прошедшей заточен,Еще монарха в утре лирномСамодержавный клонит сон.И предок царственно-чугунныйВсё так же бредит на змее,И голос черни многострунныйЕще не властен на Неве.Уже на домах веют флаги,Готовы новые птенцы,Но тихи струи невской влаги,И слепы темные дворцы.И если лик свободы явлен,То прежде явлен лик змеи,И ни один сустав не сдавленСверкнувших колец чешуи.
18 октября 1905
* * *
«Еще прекрасно серое небо…»
Еще прекрасно серое небо,Еще безнадежна серая даль.Еще несчастных, просящих хлеба,Никому не жаль, никому не жаль!И над заливами голос черниПропал, развеялся в невском сне.И дикие вопли: «Свергни! О, свергни!»Не будят жалости в сонной волне…И в небе сером холодные светыОдели Зимний дворец царя,И латник в черном [2] не даст ответа,Пока не застигнет его заря.Тогда, алея над водной бездной,Пусть он угрюмей опустит меч,Чтоб с дикой чернью в борьбе бесполезнойЗа древнюю сказку мертвым лечь…
2
Статуя на кровле Зимнего дворца.
18 октября 1905
* * *
«Ты проходишь без улыбки…»
Ты проходишь без улыбки,Опустившая ресницы,И во мраке над соборомЗолотятся купола.Как лицо твое похожеНа вечерних богородиц,Опускающих ресницы,Пропадающих во мгле…Но с тобой идет кудрявыйКроткий мальчик в белой шапке,Ты ведешь его за ручку,Не даешь ему упасть.Я стою в тени портала,Там, где дует резкий ветер,Застилающий слезамиНапряженные глаза.Я хочу внезапно выйтиИ воскликнуть: «Богоматерь!Для чего в мой черный городТы Младенца привела?»Но язык бессилен крикнуть.Ты проходишь. За тобоюНад священными следамиПочивает синий мрак.И смотрю я, вспоминая,Как опущены ресницы,Как твой мальчик в белой шапкеУлыбнулся на тебя.
29 октября 1905
ПЕРСТЕНЬ-СТРАДАНЬЕ
Шел я по улице, горем убитый.Юность моя, как печальная ночь,Бледным лучом упадала на плиты,Гасла, плелась и шарахалась прочь.Горькие думы — лохмотья печалей —Нагло просили на чай, на ночлег,И пропадали средь уличных далей,За вереницей зловонных телег.Господи боже! Уж утро клубится,Где, да и как этот день проживу?..Узкие окна. За ними — девица.Тонкие пальцы легли на канву.Локоны пали на нежные ткани —Верно, работала ночь напролет…Щеки бледны от бессонных мечтаний,И замирающий голос поет:«Что я сумела, когда полюбила?Бросила мать и ушла от отца…Вот я с тобою, мой милый, мой милый.Перстень-Страданье нам свяжет сердца.Что я могу? Своей алой кровьюНежность мою для тебя украшать…Верностью женской, вечной любовьюПерстень-Страданье тебе сковать».
30 октября 1905 (1915)
* * *
«Прискакала дикой степью…»
Прискакала дикой степьюНа вспененном скакуне.«Долго ль будешь лязгать цепью?Выходи плясать ко мне!»Рукавом в окно мне машет,Красным криком зажжена,Так и манит, так и пляшет,И ласкает скакуна.«А, не хочешь! Ну, так с богом!»Пыль клубами завилась…По тропам и по дорогамВ чистом поле понеслась…Не меня ты любишь. Млада,Дикой вольности сестра!Любишь краденые клады,Полуночный свист костра!И в степях, среди тумана,Ты страшна своей красой —Разметавшейся у станаРыжей спутанной косой.