Шли на приступ. Прямо в грудьШтык наточенный направлен.Кто-то крикнул: «Будь прославлен.»Кто-то шепчет: «Не забудь!»Рядом пал, всплеснув руками,И над ним сомкнулась рать.Кто-то бьется под ногами,Кто — не время вспоминать…Только в памяти веселойГде-то вспыхнула свеча.И прошли, стопой тяжелойТело теплое топча…Ведь никто не встретит старость —Смерть летит из уст в уста…Высоко пылает ярость,Даль кровавая пуста…Что же! громче будет скрежет,Слаще боль и ярче смерть!И потом — земля разнежитПерепуганную твердь.
Январь 1905
* * *
«Улица, улица…»
Улица, улица…Тени беззвучно спешащихТело продать,И забвенье купить,И опять погрузитьсяВ сонное озеро города — зимнего холода.Спите. Забудьте слова лучезарных.О, если б не было в окнахСветов мерцающих!Штор и пунцовых цветочков!Лиц, наклоненных над скудной работой!Всё тихо.Луна поднялась.И облачных перьев рядыРазбежались далёко.
Январь 1905
БОЛОТНЫЕ ЧЕРТЕНЯТКИ
А. М. Ремизову
Я прогнал тебя кнутомВ полдень сквозь кусты,Чтоб дождаться здесь вдвоемТихой пустоты.Вот — сидим с тобой на мхуПосреди болот.Третий — месяц наверху —Искривил свой рот.Я, как ты, дитя дубрав,Лик мой также стерт.Тише вод и ниже трав —Захудалый черт.На дурацком колпакеБубенец разлук.За плечами — вдалеке —Сеть речных излук…И сидим мы, дурачки,—Нежить, немочь вод.Зеленеют колпачкиЗадом наперед.Зачумленный сон воды,Ржавчина волны…Мы — забытые следыЧьей-то глубины…
Январь 1905
* * *
«Я живу в отдаленном скиту…»
Я живу в отдаленном скитуВ дни, когда опадают листы.Выхожу — и стою на мосту,И смотрю на речные цветы.Вот — предчувствие белой зимы:Тишина колокольных высот…Та, что нынче читала псалмы,—Та монахиня, верно, умрет.Безначально свободная ширь,Слишком радостной вестью дыша,Подошла — и покрыла Псалтирь,И в страницах осталась душа.Как свеча, догорала она,Вкруг лица улыбалась печаль.Долетали слова от окна,Но сквозила за окнами даль…Уплывали два белых цветка —Эта легкая матовость рук…Мне прозрачная дева близкаВ золотистую осень разлук…Но живу я в далеком скитуИ не знаю для счастья границ.Тишиной провожаю мечту.И мечта воздвигает Царицу.
Январь 1905
ПОВЕСТЬ
Г. Чулкову
В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,Темный профиль женщины наклонился вниз.Серые прохожие усердно проносилиГруз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.Прямо перед окнами — светлый и упорный —Каждому прохожему бросал лучи фонарь.И в дождливой сети — не белой, не черной —Каждый скрывался — не молод и не стар.Были как виденья неживой столицы —Случайно, нечаянно вступающие в луч.Исчезали спины, возникали лица,Робкие, покорные унынью низких туч.И — нежданно резко — раздались проклятья,Будто рассекая полосу дождя:С головой открытой — кто-то в красном платьеПоднимал на воздух малое дитя…Светлый и упорный, луч упал бессменный —И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,Бешено ударилась головой о стену,С криком исступленья, уронив ребенка в ночь…И столпились серые виденья мокрой скуки.Кто-то громко ахал, качая головой.А она лежала на спине, раскинув руки,В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.Но из глаз открытых — взор упорно-дерзкийВсё искал кого-то в верхних этажах…И нашел — и встретился в окне у занавескиС взором темной женщины в узорных кружевах.Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,И мгновенье длилось… Улица ждала…Но через мгновенье наверху упали шторы,А внизу — в глазах открытых — сила умерла.Умерла — и вновь в дождливой сети тонкойЗычные, нестройные звучали голоса.Кто-то поднял на руки кричащего ребенкаИ, крестясь, украдкой утирал глаза…Но вверху сомнительно молчали стекла окон.Плотно-белый занавес пустел в сетях дождяКто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.Уходил тихонько. И плакал, уходя.
Золотисты лица купальниц.Их стебель влажен.Это вышли молчальницыПоступью важнойВ лесные душистые скважины.Там, где проталины,Молчать повелено,И весной непомерной взлелеяныПоседелых туманов развалины.Окрестности мхами завалены.Волосы ночи натянуты туго на срубыИ пни.Мы в листве и в тениИздали начинаем вникать в отдаленные грубыПриближаются новые дни.Но пока мы одни,И молчаливо открыты бескровные губы Чуда! о, чуда! Тихонько дым Поднимается с пруда… Мы еще помолчим.Утро сонной тропою пустило стрелу,Но одна — на руке, опрокинутой в высь,Ладонью в стволистую мглу —Светляка подняла… Оглянись:Где ты скроешь зеленого света ночную иглу? Нет, светись,Светлячок, молчаливой понятный! Кусочек света, Клочочек рассвета…Будет вам день беззакатный! С ночкой вы не радели — Вот и всё ушло… Ночку вы не жалели — И становится слишком светло.Будете маяться, каяться,И кусаться, и лаяться,Вы, зеленые, крепкие, малые,Твари милые, небывалые.Туман клубится, проносится По седым прудам.Скоро каждый чертик запросится Ко Святым Местам.
1
«Детское» (нем.).
19 февраля 1905
* * *
«Иду — и всё мимолетно…»
Иду — и всё мимолетно.Вечереет — и газ зажгли.Музыка ведет бесповоротно,Куда глядят глаза мои.Они глядят в подворотни,Где шарманщик вздыхал над тенью своей.Не встречу ли оборотня?Не увижу ли красной подруги моей?Смотрю и смотрю внимательно,Может быть, слишком упорно еще…И — внезапно — тенью гадательной —Вольная дева в огненном плаще!..В огненном! Выйди за поворот:На глазах твоих повязка лежит еще…И она тебя кольцом неразлучным сожметВ змеином логовище.
9 марта 1905
ПЕСЕНКА
Она поет в печной трубе.Ее веселый голос тонок.Мгла опочила на тебе.За дверью плачет твой ребенок.Весна, весна! Как воздух пуст!Как вечер непомерно скуден!Вон — тощей вербы голый куст —Унылый призрак долгих буден.Вот вечер кутает окноСплошными белыми тенями.Мое лицо освещеноТвоими страшными глазами.Но не боюсь смотреть в упор,В душе — бездумность и беспечность!Там — вихрем разметен костер,Но искры улетели в вечность…Глаза горят, как две свечи.О чем она тоскует звонко?Поймем. Не то пронзят ребенкаБезумных глаз твоих мечи.
9 апреля 1905
ЛЕГЕНДА
Господь, ты слышишь? Господь, простишь ли?—Весна плыла высоко в синеве.На глухую улицу в полночь вышлиВеселые девушки. Было — две.Но Третий за ними — за ними следомМелькал, неслышный, в луче фонаря.Он был неведом… одной неведом:Ей казалось… казалось, близка заря.Но синей и синее полночь мерцала,Тая, млея, сгорая полношумной весной.И одна сказала… «Ты слышишь? — сказала. —О, как страшно, подруга… быть с тобой»И была эта девушка в белом… в белом,А другая — в черном… Твоя ли дочь?И одна — дрожала слабеньким телом,А другая — смеялась, бежала в ночь…Ты слышишь, господи? Сжалься! О, сжалься!Другая, смеясь, убежала прочь…И на улице мертвой, пустынной остались.Остались… Третий, она и ночь.Но, казалось, близко… Казалось, близкоТрепетно бродит, чуть белеет заря…Но синий полог упал так низкоИ задернул последний свет фонаря.Был синий полог. Был сумрак долог.И ночь прошла мимо них, пьяна.И когда в траве заблестел осколок,Она осталась совсем одна.И первых лучей протянулись нити,И слабые руки схватили нить…Но уж город, гудя чредою событий,Где-то там, далеко, начал жить…Был любовный напиток — в красной пачке кредитокИ заря испугалась. Но рукою СудьбыКто-то городу дал непомерный избыток,И отравленной пыли полетели столбы.Подходили соседи и шептались докучно.Дымно-сизый старик оперся на костыль —И кругом стало душно… А в полях однозвучноХохотал Невидимка — и разбрасывал пыльВ этом огненном смерче обняла она крепчеПыльно-грязной земли раскаленную печь…Боже правый! Соделай, чтобы твердь стала легче!Отврати твой разящий и карающий меч!И откликнулось небо: среди пыли и давкиПоявился архангел с убеленной рукой:Всем казалось — он вышел из маленькой лавки,И казалось, что был он — перепачкан мукой…Но уж твердь разрывало. И земля отдыхала.под дождем умолкала песня дальних колес…И толпа грохотала. И гроза хохотала.Ангел белую девушку в дом свой унес.
5 апреля 1905
* * *
«Ты в поля отошла без возврата…»
Ты в поля отошла без возврата.Да святится Имя Твое!Снова красные копья закатаПротянули ко мне острие.Лишь к Твоей золотой свирелиВ черный день устами прильну.Если все мольбы отзвенели,Угнетенный, в поле усну.Ты пройдешь в золотой порфире —Уж не мне глаза разомкнуть.Дай вздохнуть в этом сонном мире,Целовать излучённый путь…О, исторгни ржавую душу!Со святыми меня упокой,Ты, Держащая море и сушуНеподвижно тонкой Рукой!
