Стихотворения (1929)

Маяковский Владимир Владимирович

ЗАСТРЕЛЬЩИКИ

Довольно ползало время-гад, копалось время-крот! Рабочий напор ударных бригад время рвани вперед. По-новому перестраивай жизнь — будни и праздники выровняй. День ко дню как цепочка нижись, непрерывней и дисциплинированней. Коммуна — дело годов, не веков — больше к машинам выставь квалифицированных кадровиков шахтеров, токарей, мотористов. Обещаем мы, слесаря и резчики: вынесем — любая работа взвались. Мы — зачинатели, мы — застрельщики новой пятилетки боев за социализм. Давай на тракторе, в авто и вагоне на пятилетнем перегоне заносчивых американцев догоним, догоним — и перегоним. В стройке, в ковке, в кипеньи литья, всею силой бригадовой по пятилетнему плану идя, шагом год выгадывай.

АМЕРИКАНЦЫ УДИВЛЯЮТСЯ

Обмерев, с далекого берега СССР глазами выев, привстав на цыпочки, смотрит Америка, не мигая,

в очки роговые. Что это за люди породы редкой копошатся стройкой там, поодаль? Пофантазировали с какой-то пятилеткой… А теперь выполняют в 4 года! К таким не подойдешь с американской меркою. Их не соблазняют ни долларом, ни гривною, и они во всю человечью энергию круглую неделю дуют в непрерывную. Что это за люди? Какая закалка! Кто их так в работу вклинил? Их не гонит никакая палка — а они сжимаются в стальной дисциплине! Мистеры, у вас практикуется исстари деньгой окупать строительный норов. Вы не поймете, пухлые мистеры, корни рвения наших коммунаров. Буржуи, дивитесь коммунистическому берегу — на работе, в аэроплане, в вагоне вашу быстроногую знаменитую Америку мы и догоним и перегоним.

ДВА ОПИУМА

Вливали в Россию цари вино да молебны,— чтоб вместо класса была дурацкая паства, чтоб заливать борьбу красноголовым да хлебным, чтоб заливать борьбу пожарной кишкой пьянства. Искрестившийся народ за бутылками орет. В пляс — последняя копейка. Пей-ка, лей-ка в глотку водку. Пей, пока у кабака ляжешь отдохнуть от драк, расфонаренный дурак. С этаким ли винолизом выстроить социализм? Справиться ли пьяным с пятилетним планом? Этим ли сжать себя в дисциплине? Им не пройти и по ровной линии! Рабочий ответ — нет! В жизнь вонзи, строитель-класс, трезвую волю и трезвый глаз. Мы были убогими, были хромыми, в покорных молитвах горбились в храме. Октябрь эту рухлядь и вымыл, и вымел, и выдал нам землю у зелени в раме. Не сгубим отдых в пьяной запарке, не водку в глотку, а в лодку на водах! Смотри — для нас расчищаются парки, и с флагов сияет «Культура и отдых». Рабочий класс колонны вывел в олимпиады и на стадионы. Заменим звоном шагов в коллективе колоколов идиотские звоны. Мы пафосом новым упьемся допьяна, вином своих не ослабим воль. Долой из жизни два опиума — бога и алкоголь!

НАДО БОРОТЬСЯ

У хитрого бога лазеек — много. Нахально и прямо гнусавит из храма. С иконы глядится Христос сладколицый. В присказках, в пословицах господь славословится, имя богово на губе у убогова. Галдят и доныне родители наши о божьем сыне, о божьей мамаше. Про этого самого хитрого бога поются поэтами разные песни. Окутает песня дурманом, растрогав, зовя от жизни лететь поднебесней. Хоть вешай замок на церковные туши, хоть все иконы из хаты выставь. Вранье про бога в уши и в души пролезет от сладкогласых баптистов. Баптисту замок повесь на уста, а бог обернется похабством хлыста. А к тем, кого не поймать на бабца, господь проберется в пищаньи скопца. Чего мы ждем? Или выждать хочется пока и церковь не орабочится?! Религиозная гудит ерундистика, десятки тысяч детей перепортив. Не справимся с богом газетным листиком — несметную силу выставим против. Райской бредней, загробным чаяньем ловят в молитвы душевных уродцев. Бога нельзя обходить молчанием — с богом пронырливым надо бороться!

СМЕНА УБЕЖДЕНИЙ

Он шел, держась за прутья перил, сбивался впотьмах косоного. Он шел и орал и материл и в душу, и в звезды, и в бога. Вошел — и в комнате водочный дух от пьяной перенагрузки, назвал мимоходом «жидами» двух самых отъявленных русских. Прогромыхав в ночной тишине, встряхнув семейное ложе, миролюбивой и тихой жене скулу на скулу перемножил. В буфете посуду успев истолочь (помериться силами не с кем!), пошел хлестать любимую дочь галстуком пионерским. Свою мебелишку затейливо спутав в колонну из стульев и кресел, коптилку- лампадку достав из-под спуда, под матерь, под божью подвесил. Со всей обстановкой в ударной вражде, со страстью льва холостого сорвал со стены портреты вождей и кстати портрет Толстого. Билет профсоюзный изодран в клочки, ногою бушующей попран, и в печку с размаха летят значки Осоавиахима и МОПРа. Уселся, смирив возбужденный дух,— небитой не явится личности ли? Потом свалился, вымолвив: «Ух, проклятые черти, вычистили!!!»

ПРИМЕР, НЕ ДОСТОЙНЫЙ ПОДРАЖАНИЯ

Тем, кто поговорили и бросили

Все — в ораторском таланте. Пьянке — смерть без колебания. Это заседает анти- алкогольная компания. Кулаком наотмашь в грудь бьют себя часами кряду. «Чтобы я? да как-нибудь? да выпил бы такого яду?!» Пиво — сгинь, и водка сгинь! Будет сей порок излечен. Уменьшает он мозги, увеличивая печень. Обсудив и вглубь и вдоль, вырешили всё до толики: де — ужасен алкоголь, и — ужасны алкоголики. Испершив речами глотки, сделали из прений вывод, что ужасный вред от водки и ужасный вред от пива… Успокоившись на том, выпив чаю 10 порций, бодро вылезли гуртом яростные водкоборцы. Фонарей горят шары, в галдеже кабачный улей, и для тени от жары водкоборцы завернули… Алкоголики,— воспряньте! Неуместна ваша паника! гляньте — пиво хлещет анти- алкогольная компанийка.

ПЕРВЫЙ ИЗ ПЯТИ

Разиньте шире глаза раскаленные, в газету вонзайте зрачков резцы. Стройтесь в ряды! Вперед, колонны первой армии контрольных цифр. Цифры выполнения, вбивайте клинья, цифры повышений, выстраивайтесь, стройны! Выше взбирайся, генеральная линия индустриализации Советской страны! Множьтесь, единицы, в грабли и вилы. Перед нулями станьте на-караул. Где вы, неверы, нытики-скулилы — Ау?.. Множим колес маховой оборот. Пустыри тракторами слизываем! Радуйтесь шагу великих работ, строящие социализм! Сзади оставляя праздников вышки, речку времени взрезая вброд,— непрерывно, без передышки вперед! Расчерчивайся на душе у пашен, расчерчивайся на грудище города, гори на всем трудящемся мире, лозунг: «Пятилетка — в 4 года!» В четыре! В четыре! В четыре!

В 12 ЧАСОВ ПО НОЧАМ

Прочел: «Почила в бозе…» Прочел и сел в задумчивой позе. Неприятностей этих потрясающее количество. Сердце тоской ободрано. А тут еще почила императрица, государыня Мария Феодоровна. Париж печалью ранен… Идут князья и дворяне в храм на «рю Дарю». Старухи… наружность жалка… Из бывших фрейлин мегеры встают, волоча шелка… За ними в мешках-пиджаках из гроба встают камергеры. Где ваши ленты андреевские? На помочи лент отрезки пошли, штаны волоча… Скрываясь от ламп от резких, в одном лишь лысинном блеске, в двенадцать ч а с о в ПО НОЧАМ из гроба, тише, чем мыши, мундиры пропив и прожив, из гроба выходят «бывшие» сенаторы и пажи. Наморщенные, как сычи, встают казаки-усачи, а свыше блики упали на лики их вышибальи. Ссыпая песок и пыль, из общей могилы братской выходят чины и столпы России императорской… Смотрю на скопище это. Явились… сомнений нет, они с того света… или я на тот свет. На кладбищах не пляшут лихо… Но не буду печаль корчить. Королевы и королихи, становитесь в очередь.

ПОМНИТЕ!

Плохая погодка у нас на Ламанше. У нас океан рукавом как замашет — пойдет взбухать водяная квашня. Людям — плохо. Люди — тошнят. Люди — скисли. И осатанели. Люди изобретают тоннели. Из Франции в Англию корректно, парадно ходите пешком туда и обратно. Идешь под ручку — невеста и ты, а над тобой проплывают киты. Кафе. Оркестр фокстротит игру. А сверху рыбки мечут икру. Над аркой, где свет электрический множится, лежит, отдыхая, мать-осьминожица. Пялятся в планы предприниматели,— каждый смотрит, глазаст и внимателен. Говорит англичанин: «Напрасный труд — к нам войной французы попрут». Говорит француз: «Напрасный труд — к нам войной англичане попрут». И оба решили, идею кроша: «На этот план не дадим ни гроша». И изобретатель был похоронен. Он не подумал об их обороне. Изобретатели, бросьте бредни о беспартийности изобретений. Даешь — изобретения, даешь — науку, вооружающие пролетарскую руку.

ПТИЧКА БОЖИЯ

Он вошел, склонясь учтиво. Руку жму. — Товарищ — сядьте! Что вам дать? Автограф? Чтиво? — Нет. Мерси вас. Я — писатель. — Вы? Писатель? Извините. Думал — вы пижон. А вы… Что ж, прочтите, зазвените грозным маршем боевым. Вихрь идей у вас, должно быть. Новостей у вас вагон. Что ж, пожалте в уха в оба. Рад товарищу.— А он: — Я писатель. Не прозаик. Нет. Я с музами в связи.— Слог изыскан, как борзая. Сконапель ля поэзи. На затылок нежным жестом он кудрей закинул шелк, стал барашком златошерстым и заблеял, и пошел. Что луна, мол, над долиной, мчит ручей, мол, по ущелью. Тинтидликал мандолиной, дундудел виолончелью. Нимб обвил волосьев копны. Лоб горел от благородства. Я терпел, терпел и лопнул и ударил лапой об стол. — Попрошу вас покороче. Бросьте вы поэта корчить! Посмотрю с лица ли, сзади ль, вы тюльпан, а не писатель. Вы, над облаками рея, птица в человечий рост. Вы, мусье, из канареек, чижик вы, мусье, и дрозд. В испытанье битв и бед с вами, што ли, мы полезем? В наше время тот — поэт, тот — писатель, кто полезен. Уберите этот торт! Стих даешь — хлебов подвозу. В наши дни писатель тот, кто напишет марш и лозунг!