Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Михал боролся, не сдавался,
Победы жадно добивался И, наступая, не заметил,
Как лихо уж связало сети,
Чтоб на него накинуть разом.
Оно подкралось тихим часом,
Когда никто его не ждал:
Однажды осенью Михал В мокроте след увидел крови.
«Эге, брат! Надорвал здоровье! Пришел твой черный срок, Михась! Теперь ее, старухи, власть!»
И сердце, занемев, упало.
Настигла, подлая, нагнала!
Впилась! Не сладить с окаянной!.. Но нет! О смерти думать рано! Михала обдал ужас лютый,
Ему казалось в ту минуту,
Что никогда столь одиноким Он не был на земле широкой,
Как будто чья-то вражья сила Мир, полный света, разделила И встала темным грозным валом Меж всем живым и им — Михалом. Впервые перед ним возник Неотвратимый этот миг.
«Неужто все тут, боже милый? Сгнию в сыром песке могилы Ненужной шелухой земли?»
И тени страшные легли Ему на сердце и на душу,
Все спутав, разорвав, нарушив.
Чуть затуманенные мглою,
Пред ним поплыли чередою Томящей, неизбывно длинной Воспоминанья и картины.
И все, что было пережито,
Вставало, словно сон забытый. Глухая, смертная тоска,
Как тьмы незримая рука,
Его пригнула, придушила,
И стало горько все, немило.
Одно горело в нем стремленье — Упасть пред кем-то на колени И в чьих-то благостных объятьях Спастись от страшного проклятья. Из жизни вспомнил он былой Свой детский страх перед грозой.
О, как та ночь была страшна, Навеки памятна она!
Проснулся — стекла дребезжат,
За ними молнии горят Огнем слепящим, синеватым,
И вербы старые у хаты Стенают под дождем и гнутся И во все стороны мятутся.
А буря злая ветви крутит,
Ерошит с воем, баламутит И рвет их острыми зубами.
А гром тяжелыми клубами Как будто землю разбивает,
И стонет хатка их, рыдает,
Трясется, словно хворостина.
А он, малец, как лист осины,
Дрожит от страху, плачет, жмется. «Засни, мой мальчик! Гром уймется. Не бойся, милый! Ты со мною!»
И мать горячею рукою Его за шею обнимает;
И к матери он приникает,
И гром уж больше не пугает.
Он спрятан, не страшна напасть.
Ну, а к кому теперь припасть?
Кого просить? Кому молиться?
От смерти как оборониться?…
А может, это так, пустое?
Тревоги никакой не стоит?
Ведь он в груди не чует боли.
В конце концов, все в божьей воле!
И в нем надежда снова тлеет, Отводит страх и сердце греет,
Как солнце землю после бури.
Уж так у всех людей в натуре.
Да лихо это цепким было,
Оно с Михалом не шутило!
Сперва Михал перемогался,
Болезни злой не поддавался,
Потом лечиться начал сам,
Доверясь сельским знахарям,
Пил зелья разные и травы,
Но все ж здоровья не поправил. Зимою к доктору Михала Возили раза два в морозы,
А злая хворь свои занозы
Все глубже в тело запускала:
Ничто ему не помогало.
Лежит он, сумрачный и смутный, Глаза бесцветны стали, мутны,
И в глубину души глядят.
Печален и суров их взгляд.
И мучит горькое сознанье,
Что ты от жизни отрешен,
И, может, уж приговорен,
И близок с нею час прощанья.
Житье ж тащилось, как всегда:
В заботах, в тяготах труда,
То медленнее, то быстрей Тропой пробитою своей.
С порядком этим вечным в ногу Все в доме шли одной дорогой,
И только он под крышей хаты,
Как будто льдинами зажатый,
Один влачит часы свои,
Уж выбитый из колеи.
И то, что ранее, бывало,
Его так сильно волновало,
Теперь душе его недужной Казалось мелким и ненужным.
Над ним стоит судьба немая,
Своих завес не поднимая.
Но есть ли что-нибудь другое За этой темнотой немою?
Михалу жутко и тоскливо,
И сердце в нем стучит пугливо.
Ох, страшно смертное томленье!
Что ждет его? Могила, тленье!
Он хочет жить… Прочь, мрак и тьма! Там тяжело, там ночь сама…
И он погибнет в той пустыне?
О, нет же, нет! Кровь в жилах стынет! Как жизнь летуча, скоротечна!
Он разве жил?… О вечность, вечность! Кто обоймет тебя, измерит?
Кто даст ответ? Кому поверить? Волною потрясен угрюмой,
Михал не хочет дальше думать.
«Ну, что ты, мать? А ты б присела», — Жене он говорит несмело И ждет сочувствия, надежды.
«Дай руку, милая. Ну, где ж ты?»
И у нее в душе тоска.
Да, песня жизни коротка!
И как не вовремя стихает!
Но Ганна боль перемогает,
А в горле слезы комом, льются,
И давят, жгут, на волю рвутся! «Помру я, Ганна!.. Ой, как жарко!..
До дна свою я выпил чарку!..»
И удивляется Михал:
Не то сказал он, что желал,
Совсем не то… Ну, что ж, пускай!.. «Ты эти думы отгоняй!
Немало люди ведь болели,
Болели годы, не недели,
И сколько случаев таких!
А смерть не уносила их».
Михал с усмешкою кривою Качает тихо головою,
Устало, тяжело вздыхает,
И вновь душа его блуждает Вдали от жизни, а глаза Туманит горькая слеза.
Антоний шумно входит в хату И, сев на лавку возле брата,
Смеется, шутит разудало,