Стихотворения и поэмы
Шрифт:
А все же глянуть интересно,
Какой на все там сверху вид?»
И дядя стражу говорит:
«А за билет возьмешь ты сколько? Один разор тут в Вильне только!» «Всего шесть грошей. Заплатите, — Тогда, пожалуйста, идите».
«Где наше, брат, не пропадало, Терпи, лиха беда — начало!» Друзья, смирясь, билеты взяли И бодро в гору зашагали.
«Ого, гора, как печь крутая,
С того и тропка винтовая По самой кромке кверху вьется, Полезь-ка прямо — дух займется!» «Ну,
Они наверх горы забрались, Едва-едва там отдышались, Невмочь уж шевельнуть ногами. Зато и вид перед друзьями Открылся славный с этой вышки! Залюбовались дядя с Гришкой! Огромный город, плотно сбитый, Полдневным солнышком залитый, Все занял, как ни глянь, кругом Строенья жались — к дому дом,
То вдоль, то поперек — рядами,
То закрывались вдруг садами,
А то пригорком крутобоким. Кой-где надменно, одиноко, Стеснив лачуги, как овец, Вельможей высился дворец. Лачуги толпами стояли,
Как бы друг другу помогали В несчастье горьком и в трудах,^. Казалось, их тиранил страх.
А меж громад, как между грядок, Держа особый свой порядок, Вились проулки так и этак Г устою тканью темных клеток.
С холмов, высоко над домами, Позолоченными крестами Блестели церкви и костелы,
И говор звонниц их веселых Носился в небе ярко-синем И замирал здесь на вершине. Налево в берегах высоких,
Среди камней, кустов, осоки,
В русле песчаном, словно змейка, Бежала шустрая Вилейка И, закрутившись вдруг петлею, Терялась сразу за горою.
А справа, ринувшись с размаху, Вилась другая речка шляхом,
Под солнцем радостно блестя -
То Вилия, Литвы дитя.
Она катилась меж обрывов,
Чаруя красотой извивов,-
Как серебро живое, волны Играли на просторе вольном.
Так майским днем дрожит листами, Облитый знойными лучами,
Зеленый клен, шумя, сверкая,
В огне листву свою купая.
А за рекою, как шнурок,
Деревьев виден был рядок,
Как бы по мерке — ровный, строгий, Ну, словно на бумаге строки.
Дома — кирпичные громады,
Дворцы и пышные посады,
Крутые горы с желтым скатом, Песком и глиною богатым,
Весь правый берег обступали,
И в речке тени их дрожали.
А там, за городом далеко,
Приветно, радостно для ока Холмы желтели в синей дали.
По их отложистым извивам Гуляли ветерки по нивам И тихо жито колыхали,
Как мать, склоненная над зыбкой, Ребенка пестует с улыбкой.
Друзьям послышались живые Напевы сердцу дорогие.
Там их душа, и там их думы,
Им дальше хочется от шума Трескучих улиц, переулков,
От пыли, смрада закоулков.
Но здесь дышалось
Далекий шум чужого мира,
Где было им так смутно, сиро.
Гора спокойная молчала,-
Казалось, тайну сохраняла.
«Ну, что, Антось, уж надивился?» — От дум вдруг Верес пробудился. — Пора давно в трактир податься,
А то кишки поют, признаться». «Пойдем. Смотри хоть до полночи,
А все, брат, не насытишь очи!»
Друзья еще чуть постояли И вниз обратно зашагали.
«Постой! А там что?» — «Пушка это!» «А что ж при ней солдата нету? — Промолвил дядя. — Иль худая?
Или фальшивая какая?
Давай посмотрим, что за диво!» Друзья свернули торопливо,
У старой пушки важно встали И долго-долго размышляли.
Глядели сзади и с боков,
Сказали много разных слов.
А дядя глаз не отрывает,
Все ближе, ближе подступает,
Хотел ее уже погладить.
«Не тронь, не тронь, а то рассадит! Пускай она уж лучше сгинет — Зацепишь, дуру, так, брат, двинет И очи выхлестнет и кишки,
Забросит к бесу на Лукишки.
Уж я-то знаю эти штуки!»
В испуге, словно от гадюки,
Рванул от пушки дядя руки,
А Гришка ну вовсю смеяться: «Пойдем, брат, лучше угощаться!»
XXX. СМЕРТЬ МИХАЛА
Конец!.. Простое это слово!
Но как глубоко, вечно ново! Как часто мы под гнетом муки,
В тоске воздев глаза и руки,
Зовем освобожденья миг!
Счастливый миг! Уж никаких Нет на тебе цепей и пут.
Конец — и некий круг замкнут,
В небытии он исчезает,
Другому место уступает.
Конец!.. Как много размышленья И неизбывного томленья В простом и страшном этом слове,
Что нашей жизни прекословит,
Когда последнею межою Ложится грань между тобою И тем, что дорого и мило,
Что душу грело, веселило,
И пело сердца глубиною,
Как гимн в устах ручья весною,
Когда раскованной водой,
Где солнце тешится собой,
Шумит он, вольный и смятенный,
Громкоголосый, белопенный,
И ты, мое повествованье,
Ты, отблеск жизни и страданья,
Ты, след далекой бедной доли,
Ты, отзвук правды, отклик воли,
Уже подходишь к окончанью.
Утихнет лиры звон тоскливый,-
Закат твой близок молчаливый, Последний шаг твоих скитаний.
И грустно мне: я жил с тобою Одною думою, душою,
Носил тебя, как носит мать Пред тем, как жизнь ребенку дать. Рождалось ты на свет бурливый В срок многотрудный, несчастливый — Еще далекою весной,