Чтение онлайн

на главную

Жанры

Стихотворения и поэмы
Шрифт:

‹8 октября 1945 г.›

ЛЕСАМ БЕЛОРУССИИ

Мне смолоду любы леса — Таинственный шорох в зеленых хоромах, Косматые дебри, а в них буреломы, Где вихри кружились и рушились громы, Где ливнем хлестала гроза. Учил меня лес понимать Великие песни и думы природы, Весенних пернатых пиры, хороводы, Криниц потаенных прозрачные воды, Рожденных, чтоб край умывать. Ой, лес, белорусский наш лес! Я песен сложил о красе твоей много, И в мир сквозь тебя мне лежала дорога, Ты нянчил меня, но и в старости строгой Даруешь не меньше чудес. Тебя я всем сердцем пою. Прими же спасибо за добрые встречи, За тихие думы, за ясные речи, Что ты напевал мне, прекрасен и вечен, Спасибо за ласку твою! Хвалу тебе все воздают. И в мирные годы, и в годы лихие Кормили, хранили нас чащи лесные: Давали нам щедро стволы смоляные, И мед вересковый, и трут. Гляжу на отеческий край — Промчались здесь смерчи, кровавые грозы, Дубы полегли, как иссохшие лозы, Пошли под топор и ольха и березы, Что сникло в огне — сосчитай! Изранена тяжко земля, Война, как косарь, намахалась косою, Омыла дороги смертельной росою, На нивах раскинулась тенью ночною, Леса потрясла до комля. Родимые пущи мои! Как вы поредели от битвы тяжелой. Ах, сколько полян обожженных и голых, Где свищет лишь ветер — бродяга веселый — Шальные напевы свои. Пора уж и вам отдохнуть, Покрыться одеждой сияющей, свежей, Пусть гром топоров пробуждает вас реже И пилы стальные напрасно не режут, Чтоб вновь вы расправили грудь! Я грежу теперь об одном — Немало сокровищ землею хранится, Даст глины она на кирпич, черепицы, Из камня мы выстроим школы, больницы, Из камня дома возведем. А вас, наши други леса, Мы будем отныне беречь неустанно, Засадим овраги, пески и поляны, Заботливо вылечим все ваши раны, Где смерти гуляла коса. Пускай осенит вас покой, Чтоб вновь вы простерли зеленые крылья, Могучей и гордой набралися силы И снова над нашим отечеством милым Блистали бессмертной красой.

‹11 ноября 1945 г.›

МИНСК

Согбенные
вербы, совсем как старухи,
Уселись над Свислочью в ряд, О чем-то тайком ей твердят, О чем-то ей шепчут невнятно и глухо. О чем они шепчут? Заботы какие Согнули их спины дугой? И что их смущает покой? Неужто все снятся бои городские? Дома на пригорке, больные калеки, Увечье несут напоказ, Свет в окнах — в глазах их — погас, Огнем опалило им брови и веки. Взошел на пригорок. Знакомые дали Видны на пространстве большом. Не только руины кругом, Не всё пустыри захватили, сглодали. Мне радостно видеть, как Минск оживает, Как, раны свои повязав, Из пепла пожарищ восстав, Он голову к небу опять поднимает. Вон там подвели уж под крышу домину; А там, у соседней стены, Рабочие всюду видны; А там заровняли под площадь низину. Да, заново, с толком возводим столицу: Хоть много нехваток у нас, Но всё ж каждый день, каждый час Всё с большим размахом работа спорится. И ты возродишься, наш Минск стародавний, Садами опять расцветешь, Колоннами зданий взойдешь, Опять молодой, и могучий, и славный!

‹23 мая 1947 г.›

РОДНОМУ КРАЮ И НАРОДУ

К тридцатилетию БССР

Для тебя я когда-то слагал Много песен, отчизна родная! О судьбе твоей злой горевал, Лишь во сне твое счастье видал, Наяву повстречать не мечтая. Я в одном был уверен тогда, Жил, одно лишь уверенно зная: Не придет бог на помощь сюда, При царе не отхлынет беда, Жизнь при нем не начнется иная. Дни, как волны, катились во мгле, Жизнь давила нас черною стынью. Пановали паны на земле, На просторах родимых полей Только пырник шептался с полынью. Ой, ходило по свету, брело, Все в лохмотьях, сермяжное горе, И сквозь мутное в окнах стекло Людям горькие вести несло, Разливалося горе, как море. Но терпенье исчерпал народ, Зрела гнева могучая сила, Зрела дума про грозный поход, Чтобы буря свалила господ, Злую царскую свору спалила. И теперь, через тридцать годов, Боль ношу я, те дни вспоминая. Ты прости мне печаль тех ладов, Горечь горькую песенных слов, Край мой новый, отчизна родная.

‹14 ноября 1948 г.›

РАССКАЗЫ В СТИХАХ

ИГРИЩЕ

1
Звуки музыки лихие Из корчмы несутся ввысь. И откуда же такие Музыканты собрались? Как засыплют, защебечут, Не утерпит и больной! А скрипач и рвет и мечет, Как гонимый сатаной. Как шальной, смычок летает, Скрипка ж голосом поет. Ну и диво! Как живая, Речь задорную ведет: «Топай, топай, разгуляйся! Пропил грош — не огорчайся! Пропил деньги — не беда! Не везет нам никогда!» А другая — звонче пташки, Звук, таящийся в струне, Так трепещет, что мурашки Пробегают по спине: «Ти-ли-ли, ти-ли-ли, Веселиться все пошли. Выпивали, танцевали, На карачках уползли. На одной ноге сапог, На другой — лапоток, Эй, Сымон, Сымон, Сымон, Не вались ты на загон!» Контрабас же без запинки Знай рокочет на басах, Жар веселой вечеринки Отдается в головах; «Контрабас мой! Целый день Ты молчал, как в поле пень. А теперь ты дубом дуб. Тупу-тупу, тупу-туп! Хочешь, басом заревешь, Хочешь, струны перервешь. Ты послушай, Апанас, Что за струны, что за бас!» Свищет дудка, не сдается, Отдохнет и вновь начнет. Как зальется, как зальется, Прямо сердце всколыхнет: «Не прощу я, Не прощу я! Для чего ты Брал седую, И седую, И глухую! Негодую, Негодую!» Хлопцы ног жалеть не стали, «Гей, поддай, валяй, дружки!» И кружились и летали, Как ночные мотыльки. А девчата — маков цветик, Щеки розами цветут; Все отдашь за них на свете, Как глазами поведут! А запляшут- кровь от страсти Загорится, вспыхнет взгляд, И, хоть ты плясать не мастер, Пятки сами застучат! Кончат пляску, отдыхают. Музыканты вытрут пот, Хлопцы ж снегу поглотают, И сначала пляс идет.
2
Так в корчму глухой зимою Валом шел честной народ, Забавлялся сам собою Дни и ночи напролет. Молодежь игру затеет, Люди взрослые — за стол, А иной и просто шел Поторчать там ротозеем. Но зато каких же только Не насмотришься тут штук! Тут и вальсы, тут и польки, Смех и шутки, гул и гук. А когда пойдут вприсядку, Все толпою закричат, Всякий пляшет без оглядки, Веселится на свой лад. И не диво, что седого Черт смутил тут Базыля: «Отчего бы, право слово, Не сплясать нам «коваля»?» И толкает в бок Кондрата: «А что думаешь? Давай!» И Кондрат, плясун завзятчй, Крикнул: «Музыка, играй!» Все притихли на минуту, И замолкнул контрабас, Деды старостью согнуты, А взбодрились… В добрый час! Дед один, дед другой Вышли на средину, Затрясли бородой, Как хорошей метлой, Распрямили спину. Вышли два старика, Поводят плечами. Лук тугой — их рука, И крепка их нога, Глядят молодцами. Первым топнул Базыль И подался вправо, Козырек заломил, Замелькал, как мотыль, Заплясал на славу! И Кондрат ему в лад Ловко начинает, Армячок, рад не рад, То вперед, то назад Полы развевает. И пошли говорить, Удар за ударом, Ноги их во всю прыть, Ну, сдается, горит Их нутро пожаром! Ну и шум тут был, шум, Гул разноголосый! Хлопал сват, хлопал кум, И поднял шурум-бурум С радости Амбросий. Он взобрался на стол, Лаптями топочет, Крошит, ломит, как вол, Полы врозь развел, Танцевать сам хочет. Люди зрелых годов Лезли вон из кожи И на сотни ладов Величали дедов, На юнцов похожих. А они, скакуны, Хоть и употели, Той же прыти полны, Тем же пылом пьяны, Знай ногами мелют. То назад, то вперед, Кончат — начинают. Борода вихри вьет, И ладонь пятку бьет, Еще подпевают: «Ой ты, мой куманек. Лихорадка тебе в бок! Отчего меня не ждал? Где ты ночью пропадал? Был, наверно, у Татели, Иль у Текли, у Марцели, Или, может, у Югали? Черти где тебя гоняли?» «Ой, кума! — без долгих дум Почесал чуприну кум. — Краль таких нигде ведь нет, Как ты, кумушка, мой свет! Я к тебе уж разбежался, Да мой лапоть развязался. Подвязал бы я не скоро, Да мне бог послал Тадору. Ой, Тадора, ой, кума! Засушила б вас чума! Для чего ж над нашим братом Разводить поклеп дарма?» «Молодцы Базы ль с Кондратом!» — Загремела вся корчма.
3
Но средь пляски громогласной Вдруг в корчму заходит поп. Наблюдал он ежечасно, Чтоб крестило «стадо» лоб. А за ним синклит церковный: Дьякон, староста, звонарь. Строгий был отец духовный, Не любил чертовских чар! Особливо в дни святые Эти игрища пустые И бесовские раденья Не дают попу доходу И препятствуют народу Посещать богослуженье. Люд в корчме толпится густо, А в церковных стенах пусто: Поп да дьякон долговязый, И на пенье «Аллилуйя» Не заманишь тварь людскую. Поп спасать людей обязан! Он пришел сюда, чтоб словом Чертов зуд расхолодить, Этим дурням безголовым Втолковать, как надо жить. И не раз уже с амвона Бичевал он прихожан, Непослушных христиан. Доставалось и Сымону, И Петрусю, и Лявону За чертовский их дурман. Ведь они здесь коноводы, Из-за них народ и пляшет, И не сваришь с ними каши Из-за этой новой моды. Отщепенцы! В переделку Взять раскольников-смутьянов! Если в церковь и заглянут, Грош не кинут на тарелку! Не поставят богу свечки! А на пляску, на игру Они первыми попрут, Шелудивые овечки! Эх, Лявон, Лявон, Лявон! Запевала первый он. А Лявон гуляет франтом, Не боится он попа! Подморгнул он музыкантам: «А ну, хлопцы, гопа-па!» Барабан забил тревогу, Бубен дробно забренчал, Контрабас им на подмогу, Визг и писк смычок поднял. Загремели, разыгрались, Ходят плечи зыбкой дрожи. Старики не удержались, — Будто черт их растревожил. Сивый Тодар, весь взъерошен, Стал плечами танцевать, Янка хлопает в ладоши, Ноги ж просятся гулять. Поп для проповеди строгой Открывал уж грозно рот, Да застыл вдруг на пороге, — Ох, попал он в переплет! Музыканты не смолкают, Поддают да поддают, Будто черти тут снуют И на пляску подбивают, А Лявон одно долбит: «Барабань, бубни, реви!» «Отче! — дьяк попу кричит. — Не сдержусь! Благослови!» Поп стоит. Улыбкой доброй На лице сменилась тьма, А рука его под ребра Подгибается сама. Посох в угол он поставил, Бородою вдруг тряхнул, Рясу длинную расправил, Низко голову пригнул Да как ринется с разгона Каблуком в каблук стучать! Уж теперь ему с амвона Наших игрищ не ругать!

‹1912›

«СВЯТОЙ ЯН»

1
Украшал костел нарядно Пан Сарнецкий, органист: Завтра праздник! Эх, изрядно Ксендз накормит-угостит! А гостей, гостей наедет, Арендаторов, панов! Много будет на обеде Разных клириков, ксендзов! Там рекой польются вина И рояль начнет трещать, А ксендзовская Мальвина Будет праздник услащать. Уж народ стал собираться С разных мест, из дальних сел. Ну и надо постараться, Чтоб красивым был костел. Вьют и вешают девчата Полевых цветов венки, Нарядить костел богато Их послали старики. За работою в костеле Пан следит во все глаза И мозги себе мозолит, Чтобы вкус свой показать. Но зато уж напоследок Все сверкало красотой. Из
цветов и свежих веток
Весь в гирляндах был святой. Ведь костел во имя Яна Был построен, оттого Так старательно и рьяно Обработали его. Все готово. Из костела Все выходят. Органист, Хоть усталый, но веселый, Пред людьми и богом чист. Пан остался перед Яном, Ну и как же убран Ян! Угодил всем прихожанам, Угодил Сарнецкий пан! Глянешь — прямо красота! А веночек! Поясочек! А как ручка поднята! Органист стоял и думал: «Это, брат, не фунт изюму, Прости господи! Для всех Это выставить не грех! Хоть вези его в Варшаву, Хочешь — в Вильну, хоть куда! Дело сделано на славу, Не как в прежние года! Только, если снизу глянуть, Вздет венок чуть-чуть высоко!» Органист в мгновенье ока На подставку прямо к Яну Скок с размаху! И нежданно — Стук святителя плечом! Ян о землю бряк ничком! Головою прямо на пол! До земли хоть путь недолгий, Но разбился Ян в осколки, Носик, лоб себе растяпал, А кусочек той святыни Залетел аж на престол. Вот гостинец так гостинец! Вот напасть-то! Вот несчастье! По костелу гул пошел, Будто черт загрохотал. Пан Сарнецкий весь затрясся, Холод, жар его пронял. Он глазам своим не верит. Что тут делать? Как тут быть? Лучше б собственный свой череп О помост ему разбить! Он стоит, ломает руки, Стон несется к небесам. Это, видно, черт от скуки Насмеялся над ним сам!
2
«Что так, пан, ты омрачился?» Глядь — Винцент, его сосед. «О браток мой! Ян разбился На куски! Спасенья нет! Ах, чтоб черт его подпек! Посмотри сюда, браток! Видишь? Нос где? Вон где ушко, Вон кусочек бороды… Ян-святитель, божий служка, Натворил ты мне беды! Ах, чтоб гром тебя сразил! Что, дурак, я натворил! Вот Сарнецкий постарался, Угодил святому дню! Вот попался так попался, Как лисица в западню! А теперь поклоны бей! Паралич тебя разбей! И зачем туда полез я? О холера! Песья мать! Смех и грех на все Полесье… И как праздник нам справлять?» «Брось, пан, нюнить! Все пустое! И сам Ян того не стоит! Если б меду пан достал Да пол-кварты спирту взял На пирушку небольшую — Чудо дивное устрою! Запоют все «Аллилуйю», — Честь костела я утрою!» «Брат мой милый! До могилы Не забуду, — помоги! Я ведро поставлю меду, Только б с плеч свалить невзгоду, Ведь иначе я погиб! Кварта? Шутки! В две минутки Я бочонок принесу! Угощу я, Ублажу я И поджарю колбасу!» «Если так, не плачь по Яну! Вместо Яна сам я стану». «Пан Винцент! Ты мне помог! Это прямо благодать! Награди тебя пан бог И его святая мать! Тут в костеле всем на диво Будешь Яном ты красивым, Коронованный короной, Будешь нашей обороной!» Яна выволокли прочь. Пир горою шел всю ночь. А чуть небо посветлело, Не забыл Винцент про дело: Вид святого принял он, На подставку стал, как Ян, Взор под небо возведен, Ручка к небу поднялась. «Ну, как, пан?» «Слава богу, в самый раз!»
3
Солнце встало. Богомольный Собирается народ. Звон несется колокольный И о празднике поет. Возле Яна толчея: Тут и панская семья, Много женщин и девчат, И старушек с постным ликом, И все в рвении великом Стать поближе норовят, Чтоб молитву вознести, Свою жертву принести: Кто платок, кто полотенце, Кто холсты, кто рушничок, И целуют — кто в коленце, Кто в лодыжку, — чмок да чмок! «Ян» стоял, не шевелился, Он держался и крепился, Но беда пришла нежданно: На усах был мед у «Яна». Чуют пчелы — пахнет медом, И на мед они летят И над «Яном» хороводом Суетятся и звенят. «Ян» все держится, стоит. Но проклятая пчела Возле уха повертелась И на ус ему уселась, Губы лапками щекочет. «Вот невзгода! — «Ян» бормочет. — И пристала ж как смола! Фу-ты, чертова пчела!» «Боже милый! Ян, сдается, Будто злится и плюется! — Говорит одна бабуля. — Ты не видишь, Пабиан? Вот! Гляди, гляди, Ганнуля! Рот скривил святитель Ян! Осерчал святой, гляди, Ручкой машет! Боже, боже, пощади! Отпусти грехи нам наши!» Люди в ужасе взирают, И вздыхают, и взывают. Пчелка ж рыщет деловито, Хоть кропилом отгоняй! «Фррр!» — как фыркнет «Ян» сердито Да как крикнет: «Ай-я-яй! Вот, гадюка, упекла! Чтоб ты сдохла, померла!» Да с подставки как сорвется, Да как ринется вперед! По костелу «Ян» несется Да за двери, в огород! А за ним и прихожане: «Ты куда, святой наш Яне?» «Стой, пан Ян, не убегай!» «Ой, пан Ян, не покидай!» «Подожди, тебя молю!..» «Ян», сорвав с себя манатки, Без оглядки — В коноплю!

‹1918›

ДОНЯЛ

(Старая белорусская сказка)

Жил-был пан, до сказок охочий; Вот раз мужика он зазвал И, с хитростью глянувши в очи, На добрый ларец указал: «Гляди, человече, — дукаты; Все будут твоими зараз, Коль сказкой потешишь богатой, Что я не слыхал отродясь. При этом — чтоб правды ни слова, И ежели крикну я: «Врешь!» — Тогда уж — такое условье — Ты деньги с собой заберешь. Промажешь — конец твоей чести. Холопом умрешь в кабале». Мужик был рассказчик известный Аж в самом берложьем селе. Взглянул на червонцы Наш сказочник косо, — «Как вырвать у пана Их все из-под носа? Как славу свою Не сгубить, не убавит! А пана хитрющего В дурнях оставить? Ну что же, осмелюсь, Судьбу испытаю!» И он небылицу Такую сплетает: «Чего не бывает на свете, панок! Вот случай со мной приключился: Тогда мне двенадцатый стукнул годок, А я и на свет не родился, — Пошел я по людям. Меня богатей Поставил на пасеку летом И так наказал мне: «Гляди же, Матвей, Запомни все накрепко это: Тебе сто один поручается рой, Храни, как хранить их пристало, Ты дважды их в день подои до одной, И чтоб ни одна не пропала!» Я хлопец был смирный, аж тише воды, Служил, не жалеючи силы, Надаивал меду чаны и бадьи, — В кулях его пчелы носили». Взглянул на рассказчика пан Доминик: «Может, и правда, свет-то велик». Дукаты же манят сильней и сильней, Что звезды на небе играют; Мужик от ларца не отводит очей, — Богатство! Аж дух замирает. «Считаю раз под вечер пчелок, — беда: Двенадцати штук не хватает; В болоте ль увязли, снесла ли вода Иль стежка убила крутая. Ну что же мне делать? Ищи, брат, лови! Бегу я и вижу — плетутся Одиннадцать, бедных, в грязи и в крови, И слезы, как градины, льются. А где же еще моя пчелка одна? Вдруг слышу — ревет за рекою. Не верю глазам своим — вот тебе на! — Дерут ее волки толпою. Она не дается, а волки все злей. Хоть плачь тут, — порвут мою пчелку. Бегу что есть духу на выручку к ней, Кричу, но покуда без толку. Примчался я к речке. А где ж тут паром? Стою — ни плота, ни расшивы. Не думаю долго, иду напролом, — Хватаю за чуб себя живо. Башку раскачал, как арбуз налитой, И — гоп-ля! — за речку кидаю, На берег другой пролетаю стрелой И в землю по грудь оседаю». А пан будто верит всему напрямик: «Может, и правда, свет-то велик». «Я так, я и эдак, — не выскочишь, брат, Не вырвешься здесь без лопаты. Опять себя кинул за речку назад, Бегу сломя голову в хату. Бегу перелеском и слышу в дупле Зажаренный голубь воркует, А есть мне охота — живот заболел, Но время терять не могу я. Однако не вытерпел, лезу на дуб, В дупло свою руку толкаю; Ан нет — ни рука, ни нога и ни зуб Не лезут, — обида такая! Тогда я всем телом подался, залез И вытянул голубя мигом. Послушал — от рева пчелиного лес Бушует вокруг меня дико». А пан лишь кивает да чешет кадык: «Может, и правда, свет-то велик». «Хватаю лопату, за речку бегом. Себя из земли вынимаю, На помощь к бедняжке лечу прямиком, Гоню окаянную стаю. И что же? Разорвана пчелка моя, Лежит на земле чуть живая. «Эх, горькое горе! — расплакался я. — Пришла знать судьбина лихая! Не жить ей на свете!» Махнул я ножом По горлу — и кончено дело. Двенадцать кадушек пчелиным добром Набил и оставил в рассоле». А пан удивляться как будто отвык: «Может, и правда, свет-то велик». «Я пчелкино мясо доставил домой И лег отдохнуть уж под утро. Да нет, не приходит желанный покой: Скелет-то пчелиный не убран! Осмотрятся люди — прибита трава, Валяются роги да ноги, Бранить меня станут. Я молча — раз-два! — Обулся — и снова в дороге. Пришел, потоптался, беру тот скелет, — Дай, думаю, в речку закину. Кряхтя, поднимаю, — а пчелкин хребет Уперся аж в небо ребриной. Я глянул, приладил скелет к облакам… А что, если к богу податься? Не худо проведать, чем заняты там! И начал по ребрам взбираться. Добрался не скоро, ступил на порог, Гляжу — и сады и чертоги, С клюкой ковыляет тропинкою бог, Несут к богородице ноги. На лавки из сахара сели за стол, Их тенью береза венчает. Господь вдруг ударил клюкою об пол: «А может, в козла кто сыграет?» Я вслушался — рядом совсем, за стеной, Поют преподобные песни. Иду потихоньку — не смотрят за мной, Хоть ты тут умри и воскресни! А там, как на ярмарке, — пьянство, шабаш, Закуску подносят тазами. Два лысых пророка, Лисей и Гальяш, Пьют бражку святую ковшами, Юзефа, Барбара и Ганна, втроем, Подкрасили брови, завились, Лявониху пляшут, аж ветер кругом; Рох с Юрьем вприсядку пустились. Апостолы ж Петр, Кузьма и Демьян Поют удалые частушки. Угодник Микола давно уже пьян, — Уткнулся без памяти в стружки, И шапка свалилась, окурков полна. Я цоп ее тут же и — драла. Добрался до выхода, — вот тебе на! — Хребтина пчелы запропала…» А пан свое тянет, упершись как бык: «Может, и правда, свет-то велик». «Ну, как мне спуститься на землю домой? А прыгать не очень-то ловко. Вдруг вижу — под боком опилки горой, Решаю: сплету-ка веревку. Скрутил, сколько можно, зачалил за рай, Да в спешке не высчитал малость: Гляжу с поднебесья — далече мой край, Веревка мала оказалась. Ну, что станешь делать? Я ножиком — чик! Побольше кусок отрезаю, Вяжу его снизу… Кулдык да кулдык, — Вот так и к земле доползаю». А пан не смущается, черт, ни на миг: «Может, и правда, свет-то велик». «Я встал, огляделся. Эх, брат, кутерьма, — Не сплю, а как будто бы снится: Земля, да не наша! Такого дерьма Не видели пахарь и жница. Уныло, голо. Ни воды, ни осин… Лишь стадо свиное пасется, Да кто-то стоит разнесчастный один, Согнулся, от стужи трясется. Замусленный, грязный, бедней бедняка, В руке у него кнутовище, Торчит из-под сальных махров колпака Облупленный сизый носище. Вгляделся я лучше — знакомый, никак! И пуговки те ж на кафтане. Да это ж не просто пастух и вахлак, — Покойник — папаша твой пане!!!» И пан подскочил, будто сел на ежа: «Не может быть, врешь ты, холопья душа!»
Поделиться:
Популярные книги

Объединитель

Астахов Евгений Евгеньевич
8. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Объединитель

Ты нас предал

Безрукова Елена
1. Измены. Кантемировы
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Ты нас предал

Энфис 6

Кронос Александр
6. Эрра
Фантастика:
героическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Энфис 6

Я граф. Книга XII

Дрейк Сириус
12. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я граф. Книга XII

70 Рублей - 2. Здравствуй S-T-I-K-S

Кожевников Павел
Вселенная S-T-I-K-S
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
5.00
рейтинг книги
70 Рублей - 2. Здравствуй S-T-I-K-S

Бестужев. Служба Государевой Безопасности. Книга третья

Измайлов Сергей
3. Граф Бестужев
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Бестужев. Служба Государевой Безопасности. Книга третья

Proxy bellum

Ланцов Михаил Алексеевич
5. Фрунзе
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
4.25
рейтинг книги
Proxy bellum

Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Вечный. Книга II

Рокотов Алексей
2. Вечный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Вечный. Книга II

Мымра!

Фад Диана
1. Мымрики
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Мымра!

Безымянный раб

Зыков Виталий Валерьевич
1. Дорога домой
Фантастика:
фэнтези
9.31
рейтинг книги
Безымянный раб

Третий. Том 3

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Третий. Том 3

Последний попаданец 12: финал часть 2

Зубов Константин
12. Последний попаданец
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
рпг
5.00
рейтинг книги
Последний попаданец 12: финал часть 2

Академия проклятий. Книги 1 - 7

Звездная Елена
Академия Проклятий
Фантастика:
фэнтези
8.98
рейтинг книги
Академия проклятий. Книги 1 - 7