Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Здоровьем славится старик,
Лучей он не страшится жгучих,
Сражаться с солнцем он привык
И с паводком на горных кручах.
20
Он сонмы всех природных сил
Стал приручать неутомимо:
Взмахнул — и дождь проколесил,
Свинцовый гром проехал мимо!
Ласкает
Потоков сумрачный молебен,
И сок любого корешка
Издревле для него целебен.
21
И старец руку поднял ввысь,
Земная тяжесть в каждой жиле...
«Сюда враги не добрались,
Мы их от спеси отучили!»
Здесь лед синей любого льда
Над миром вешним и зеленым, —
И недруг не дошел сюда,
Каменья он дробит под склоном.
22
Расколот солнцем черный грот,
Закраины металла ржавы,
Уже коррозия грызет
Пробитый шлем чужой державы.
Вползает ящерка в него,
Змея застыла у обрыва.
В том шлеме зрело торжество
Густого мюнхенского пива.
23
Давно утих вороний грай,
Смерть бутафории помпезной!
В пещере старой умирай,
Ты, шлем стальной, и крест железный!
Ты шел сюда, угрюмый шлем,
Чтоб стать царем в пределе горнем, —
Теперь ты в гроте пуст и нем
И оплетен крапивным корнем!
24
Шлем скажет пляске вихревой,
Как с горных троп, с карнизов голых
Низвергся в пропасть головой
Поток орудий и двуколок.
Покрылся шлем могильным мхом,
Лежит небытия на страже,
К нему не долетает гром
Реки, летящей с горных кряжей!
25
И трижды праздник в сердце гор,
В ущельях, в облаках лебяжьих,
Затем, что смолк с недавних пор
Зловещий топот полчищ вражьих.
Я сердцем благодарен всем
Друзьям в сраженье и в работе
За то, что этот вражий шлем
Ржавеет в отдаленном гроте.
26
Наш гимн военных трудных дней
Летел к предгорьям неустанно
От подмосковных рубежей
И от Мамаева кургана.
И вторят годы и века
Той песне, что промчалась пулей,
Ей вторят губы старика,
И каждый дом, и каждый улей!
27
А разве не было людской
Жужжащей пасекой местечко,
Где до реки подать рукой,
Где по ночам скрипит крылечко?
Не там ли свет луны порой
Мерцал в слепом стекле оконном,
Когда уснул пчелиный рой
По человеческим законам?
28
Там, на Волыни, отчий кров
Сорвали вихри лихолетья,
И наземь пали слезы вдов,
И стали сиротами дети.
Что ж, слезы горькие утри!
Ночами сердце не согрето:
Ночей тех было трижды три
На зябкость одного рассвета!
29
Подолия была в крови,
Была Волынь в золе и в пепле,
Но вызрели хлеба твои,
Страна, леса твои окрепли!
Тысячелетний скорбный путь
По Бессарабии и Польше,
Но солнце, отметая муть,
Взошло — и не погаснет больше!
30
И в память грозных, горьких лет
Волынь, забрызганная кровью,
Свой обезглавленный рассвет
Свечою ставит к изголовью!
А здесь, под ношей снеговой,