Скучала я, потупя взор,Они ж вели свой разговор,В один все повторяя тон:«Цемент-бетон! Цемент-бетон!Цемент-бетон! Цемент-бетон!»Они в один твердили тон.Я им сказала: «Господа!Зачем же вы пришли сюда,Коль смысл всей жизни заключенДля вас в цемент, в цемент-бетон?Коль смысл всей жизни заключен —Для вас – в цемент, для вас – в бетон?..»Их было четверо; из нихНикто не слышал слов моих,Все продолжали в унисонХвалить цемент, хвалить бетон…Цемент-бетон! Цемент-бетонОни хвалили в унисон!Мне нравится один из них,Но он не знает чувств моих:Он
так глубоко погруженВ цемент-бетон, в цемент-бетон!Он всей душою погруженВ цемент-бетон, в цемент-бетон!Казалось – я не утерплю,Скажу ему, как я люблю!Быть может, позабудет онПро свой цемент, про свой бетон;Да, хоть на миг забудет онПро свой цемент, про свой бетон!Но нет! Я знаю – скажет он:В своем я сердце не волен, —Другой я страстью поглощен —И эта страсть – цемент-бетон!Цемент-бетон! Цемент-бетон!Да, эта страсть – цемент-бетон!Ах! если б мне поверил он,Моим лобзаньем упоен,Забыл бы он, как скучный сон,И свой цемент, и свой бетон —Забыл бы он, как скучный сон,И свой цемент, и свой бетон!Они ушли, и говор стих,Но с той поры в ушах моихЗвучит, как похоронный звон:«Цемент-бетон! Цемент-бетон!»Звучит, как похоронный звон —«Цемент-бетон!.. Цемент-бетон!!»Журн. «Почтальон», 1902, № 10.[Подпись: Н. Бучинская]
Признание
О, не смущай меня! Не спрашивай, мой милый!Я не смогу сказать – люблю ли я тебя,Но я обнять могу с такою жгучей силой,Как обнимают только полюбя!От ласк моих любовью веет!Не будем дней златых терять!Никто, поверь мне, не сумеетТебя так жарко приласкать!Я поняла тебя! Твой взор властолюбивыйВо мне рабу свою увидеть бы хотел…Но нет! Душой моей изменчивой и лживойЕще никто всецело не владел!..От глаз моих любовью веет,Не бойся смело в них взглянуть!..Никто, поверь мне, не сумеетТебя так ловко обмануть!Журн. «Почтальон». 1902, № 11.[Подпись Н. Бучинская]
Шансонетка
Как хорошо к безбрежной синей далиНас увлекала зыбкая ладья!О нашем счастье в целом мире зналиЛишь море, небо, ты да я!Ты говорил, мои целуя руки,Что будешь век у ног моих лежать,За взгляд один готов идти на муки,За поцелуй согласен жизнь отдать!А я в ответ чуть слышно прошептала,Что без тебя не в силах больше жить,Что лишь с тобой блаженство я б узналаИ что хочу твоей навеки быть!Мы улыбались. Солнце золотилоВолну моих распущенных кудрей…Оно нам счастье яркое сулило,Как блеск его полуденных лучей!..Да, хорошо к безбрежной синей далиНас увлекала зыбкая ладья!И хорошо в то утро все мы лгали —И солнца луч, и ты… и я!!Журн. «Беседа». 1903, № 7.[Подпись: Н. Бучинская]
Маленький диалог
– Мисс Дункан! К чему босячить,Раз придумано трико?Голой пяткой озадачитьНашу публику легко!– Резкий тон вы не смягчите ль,Коль скажу вам `a mon tour [1] :Танцевальный мой учительШопенгауэр был Артур.– Мисс Дункан! За вас обидно!Говорю вам не в укор —Шопенгауэр очевидноБыл прескверный канканер.Газ. «Биржевые ведомости». 1904, 19 дек.
1
В свою очередь (фр.).
Патроны и патрон
Спрятав лик в пальто бобровоеОт крамольников-врагов,Получивши место новое,Едет Трепов в Петергоф.Покидая пост диктатора,Льет он слезы в три реки.Два шпиона-провокатораСушат мокрые платки.«Ах! Подобного нелепогоЯ не ждал себе конца:Генерал-майора Трепова,Благодетеля-отца,Кто порядки образцовыеВвел словами: «Целься! Пли!» —В коменданты во дворцовыеНе спросяся упекли!Ведь для них я был мессиею,Охранял и строй, и трон,Был один над всей РоссиеюПокровитель и патрон!»Трепов! Не по доброй воле лиС места вам пришлось слететь?Сами вы учить изволили,Чтоб патронов не жалеть!Газ. «Новая жизнь». 1905, 1 нояб.
Из Мицкевича
Снарядившись для похода,Писарёвский воеводаГоворит команде речь:«Враг пред вами. Цель в прохвоста!Меть верней! Бери в полроста,Разом пули и картечь!Бить мерррзавца – честь солдата.Раз, два, три! Пали, ребята!Пусть издохнет скверный гад!»– «Рад стараться!» – взвыли взводы,Дружно в спину воеводыВыпуская весь заряд.Журн. «Сигнал». 1905, вып. 2
* * *
Ты пойди, моя коровушка, домой,Ты пойди, моя непоеная!За тобой давно следит городовой:Будешь скоро успокоенная!Запишись скорей ты в партию П.П.Иль возьмись за ум да в «Русскую»:Коль найдешь друзей в шпионе да в попе,Не спознаешься с кутузкою.Если ж нет – тебя сведут в арестный дом,Изобьют тебя, как гадину,Назовут тебя крамолы вожакомИ съедят твою говядину!Журн. «Красный смех». 1906, № 4
Из Гейне
На острове диком…
Дзунлулу Десятый, король каннибалов,Решив подкрепиться чуть-чуть,Съел двух стариков, трех девиц и ребенкаИ лег на часочек всхрапнуть.И снится ему, что в том крае далеком,В том крае, где клюква растет,Обжора Дубасов полковнику МинуТакой же обед задает.Журн. «Зарницы», 1906, № 1
Гаданье
Ночь. Вдали от пированья(Тише, сердце! Не стучи!)Кто для таинства гаданьяЗажигает две свечи?Зыбкий пламень озаряетСтекла круглые очков,О судьбе своей гадаетПеред зеркалом Гучков.Замирает, как девица,И робеет, и дрожит.Таракан в углу дивитсяНа его смятенный вид.«Кто-то, кто моя судьбина?Дай мне, зеркало, ответ!Из союза ли детина,Или чистенький кадет?Молвить правду – за кадетаЯ и очень бы не прочь,Да ему и то и это —До приданого охоч!Аль сподручней за детину?На идеи он не лих:Знай купи себе резинуИ расходов никаких.Скажут: «Вот поймали гуся!»А что я в ответ скажу?Все я, девушка, боюся,Все робею, все дрожу!Пламя вьется… Пламя зыбкоОзаряет тьму времен…Где кадетская улыбка?Где резиновый батон?..Журн. «Серый Волк». 1908, № 1–2
Черный карлик
Мой черный карлик целовал мне ножки,Он был всегда так ловок и так мил!..Мои браслетки, кольца, серьги, брошкиОн убирал и в сундучке хранил.Но в черный день печали и тревогиМой карлик вдруг поднялся и подрос…Вотще ему я целовала ноги —И сам ушел, и сундучок унес!Журн. «Сатирикон». 1909, № 18
