Стихотворения. Поэмы. Проза

Случевский Константин Константинович

«В немолчном говоре природы…»

В немолчном говоре природы, Среди лугов, полей, лесов, Есть звуки рабства и свободы В великом хоре голосов… Коронки всех иван-да-марий, Вероник, кашек и гвоздик Идут в стога, в большой гербарий, — Утратив каждая свой лик! Нередко видны на покосах, Вблизи усталых косарей — Сидят на граблях и на косах Певцы воздушные полей. Поют о чудных грезах мая, О счастье, о любви живой, Поют, совсем не замечая Орудий смерти под собой!

Кариатиды

Между

окон высокого дома, С выраженьем тоски и обиды, Стерегут парчевые хоромы Ожерельем кругом карьятиды. Напряглись их могучие руки, К ним на плечи оперлись колонны; В лицах их — выражение муки, В грудях их — поглощенные стоны. Но не гнутся те крепкие груди, Карьятиды позор свой выносят; И — людьми сотворенные люди — Никого ни о чем не попросят… Идут годы — тяжелые годы, Та же тяжесть им давит на плечи; Но не шлют они дерзкие речи И не вторят речам непогоды. Пропечет ли жар солнца их кости, Проберет ли их осень ветрами, Иль мороз назовется к ним в гости И посыплет их плечи снегами, Одинаково твердо и смело Карьятиды позор свой выносят И — вступиться за правое дело Никого никогда не попросят…

На мотив Микеланджело

О ночь! Закрой меня, когда — совсем усталый — Кончаю я свой день. Кругом совсем темно; И этой темнотой как будто сняты стены: Тюрьма и мир сливаются в одно. И я могу уйти! Но не хочу свободы: Я знаю цену ей, я счастья не хочу! Боюсь пугать себя знакомым звуком цепи, — Припав в углу, я, как и цепь, молчу… Возьми меня, о ночь! Чтоб ничего не видеть, Ни чувствовать, ни знать, ни слышать я не мог, Чтоб зарожденья чувств и проблеска сознанья Я как-нибудь в себе не подстерег…

Миф

И летит, и клубится холодный туман, Проскользая меж сосен и скал; И встревоженный лес, как великий орган, На скрипящих корнях заиграл… Отвечает гора голосам облаков, Каждый камень становится жив… Неподвижен один только — старец веков — В той горе схоронившийся Миф. Он в кольчуге сидит, волосами оброс, Он от солнца в ту гору бежал — И желает, и ждет, чтобы прежний хаос На земле, как бывало, настал…

На плотине

Как сочится вода сквозь прогнивший постав, У плотины бока размывает, Так из сердца людей, тишины не сыскав, Убывает душа, убывает… Надвигается вкруг от сырых берегов Поросль вязкая моха и тины! Не певать соловьям, где тут ждать соловьев На туманах плывучей трясины! Бор погнил… Он не будет себя отражать, Жить вдвойне… А зима наступает! И промерзнет вода, не успев убежать, Вся, насквозь… и уже замерзает!..

Карфаген

Не в праздничные дни в честь славного былого, Не в честь творца небес или кого другого Сияет роскошью, вконец разубрана, В великом торжестве прибрежная страна. От раннего утра, проснувшись с петухами, Весь город на ногах. Он всеми алтарями, Зажженными с зарей, клубится и дымит, И в переливах струн, и в трелях флейт звучит. От храмов, с их колонн, обвешанных цветами, Струится свежестью; над всеми площадями, В венках, блистающих лавровою листвой, Ряд бронзовых фигур темнеет над толпой. По главному пути, где высятся гробницы, Одни вослед другим грохочут колесницы; С них шкуры львиные блистают желтизной И поднимают пыль, влачась по мостовой. Цвет жизни, молодость собою воплощая, Проходят девушки, листами пальм махая; Все в пурпуре, ряды старейшин вдоль трибун Сидят в дыму огней и в рокотаньи

струн; В безмолвной гавани товаров не таскают; Нет свадьб по городу; суды не заседают; Не жгут покойников… Все, все молчат дела, Вся жизнь на торжество великое пошла… Честь победителю! Исполнено призванье! Ему весь этот блеск и жизни замиранье, И пламя алтарей, и мягкий звук струны, Терпенье мертвого, венчанье старины И ликования всех бедных и богатых… Ему триумфы дня, ему разврат ночной, Где яркий пурпур тог, смешавшись с белизной Одежд девических, разорванных, помятых, Спадет с широких лож на мягкие ковры… Ему струя вина, ему азарт игры… И только два лица в народе том молчали, Во имя истинной и сознанной печали: И были эти два — философ и поэт… Они одни из всех молчали! Сотни лет Прошли с тех давних пор. И нынче там в огромных Развалинах — шакал гнездится в щелях темных И правдою веков, великой степи в тон, Наложен царственно несокрушимый сон… На сторону тех двух, которые молчали, Все перешло молчать! И из безмолвной дали Степей явилась смерть с пескамн заодно — Случилось то, что им казалось — быть должно!

Ночь и день

Ночи зарождается здесь, на земле, между нами… В щелях и темных углах, чуя солнце, таится; Глянуть не смеет враждебными свету очами! Только что время наступит, чтоб ей пробудиться, — Быстро ползут, проявляясь везде, ее тени, Ищут друг дружку, бесшумно своих нагоняют, Слившись в великую тьму, на небесные сени Молча стремятся и их широко наводняют… Только не гасят они ярких звезд, их сияний! Звезды — следы световые минувшего дня, Искрятся памятью прежних, хороших деяний, День загорится от их мирового огня.

* * *

День опускается с неба. Глубокою тьмою В сырость и холод чуть видными входит лучами; Первым из них погибать! — Им не спорить с судьбою… Но чем светлее, тем больше их бьется с тенями; Шествует день, он на дальнем востоке зажегся! Солнца лучи полны жизни, стремленья и красок, Каждый на смерть за великое дело обрекся! Воины неба, малютки без броней и касок, Мчатся и гонят ленивые тени повсюду, И воцаряется день и его красота… И озаряет погибшего за ночь Иуду И, по дороге к селу Эммаусу, — Христа!

«В душе шел светлый пир. В одеждах золотых…»

В душе шел светлый пир. В одеждах золотых Виднелись на пиру: желанья, грезы, ласки; Струился разговор, слагался звучный стих, И пенился бокал, и сочинялись сказки. Когда спускалась ночь, на пир являлся сон, Туманились огни, виденья налетали, И сладкий шепот шел, и несся тихий звон Из очень светлых стран и из далекой дали… Теперь совсем не то. Под складками одежд, Не двигая ничуть своих погасших ликов, Виднеются в душе лишь остовы надежд! Нет песен, смеха нет и нет заздравных кликов. А дремлющий чертог по всем частям сквозит, И только кое-где, под тяжким слоем пыли, Светильник тлеющий дымится и коптит, Прося, чтоб и его скорее погасили…

Молодежи

И что ж?! давно ль мы в жизнь вступали И безупречны, и честны; Трудились, ждали, создавали, А повстречали — только сны. Мы отошли — и вслед за нами Вы тоже рветесь в жизнь вступить, Чтоб нами брошенными снами Свой жар и чувства утолить. И эти сны, в часы мечтанья, Дадут, пока в вас кровь тепла, На ваши ранние лобзанья Свои покорные тела… Обманут вас! Мы их простили И верим повести волхвов: Волхвы; давно оповестили, Что мир составился из снов!