Стихотворения. Поэмы
Шрифт:
В альбом барышне Р. Э. (стр. 154).-В начале ноября Петефи поехал в Дебрецен, где остановился у своего друга Даниеля Эмёдц (1819-1891). Эмёди служил в это время воспитателем в доме профессора Пожефа Эрдеи. Поэт провел в гостях полторы недели и перед отъездом в благодарность за гостеприимство вписал это стихотворение в альбом дочери профессора, Розы Эрдеи.
Я домой вернулся… (стр. 154).- При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.
Одно меня тревожит… (стр. 158).- Одно из самых известных революционных стихотворений Петефи. Впервые было напечатано в марте 1847 г. в журнале «Хазанк» («Наша родина»), выходившем в городе Дёр под редакцией Пала Ковача. В этом журнале печатались все молодые прогрессивные писатели Венгрии. Опубликованию этого стихотворения предшествовало очень характерное
«Милый мой Пали! Только сейчас с величайшим удивлением заметил, что в «Хазанке» помещено «Кутякапаро», вопреки тому, что я пронумеровал стихи и просил их печатать в обозначенном порядке. Признаюсь, что к этому я не привык. На сей раз готов простить такой небольшой редакторский произвол, но на будущее должен заявить со всей решительностью, что если вы станете таким образом поступать с моими произведениями, я буду вынужден сам исключить себя из числа сотрудников «Хазанка». Во-первых, потому, что я устанавливал порядок печатания не произвольно, не для собственного удовольствия или из ребячества, а во-вторых и главным образом потому, что я смертельный, страшный враг всякого произвола, всего того, что носит даже малейший оттенок деспотизма».
Любовь и свобода… (стр. 159)Это стихотворение Петефи поставил эпиграфом к собранию своих сочинений.
Кутякапаро (стр. 160).-В «Путевых письмах» Петефи пишет о венгерских корчмарях: «Удивительные люди венгерские корчмари, мой друг. От них только за плату и можно добиться слова, а какой-нибудь еды, так и за плату не добьешься. Нет! Что бы вы у него ни попросили, на все он отвечает: «Нет!» Или скажет, что не станет ради этого разводить огонь. Так было со мной в двух деревнях Бихара – в Окане и Кёрёш-Ладане. Я вроде ел и не ел, давали мне не то, что я просил, а что хотели, и притом из милости. Но я не сердился, напротив – мне было приятно, очень приятно, ведь даже это показывало, что венгерец за стыд почитает прислуживать, что он не рожден для рабства, черт побери!»
Яношу Араню (стр. 169).- Арань Янош (1817-1882) – известный венгерский поэт, автор выдающихся произведений венгерской эпической поэзии. В 1847 г. вышла первая часть его трилогии «Толди». Петефи принял поэму очень горячо и откликнулся на нее стихотворением «Яношу Араню» и письмом:
«Привет вам! Сегодня прочел я «Толди», сегодня написал это стихотворение и сегодня же отправляю его вам. Правда, оно будет напечатано в «Элеткепэке», но я хочу как можно скорее сказать вам о той неожиданной радости, о том восторге, которые вызвало во мне ваше произведение. Что бы там ни говорили, а истинная поэзия – поэзия народная. Согласимся на том, что ее надо сделать господствующей! Если народ будет господствовать в поэзии, он приблизится и к господству в политике, а в этом – задача века; осуществить ее – цель каждой благородной души, которой уже невтерпеж стало видеть, как страдают миллионы ради того, чтобы несколько тысяч могли нежиться и наслаждаться жизнью. В небо – народ, в ад – аристократию!»
С этого началась дружба двух поэтов, и продолжалась она ничем не омраченная, до самой гибели Петефи.
Тиса (стр. 172).- Написано в качестве объяснения к одной гравюре на дереве. В своих произведениях Петефи не раз обращался к реке Тисе. В «Путевых письмах» он писал о ней: «Люблю я эту реку! И люблю, быть может, потому, что она венгерская с головы до ног: рождается на нашей родине и на ней же умирает… Я пришел к мосту через Тису… и залюбовался развернувшейся справа и слева картиной, которая, благодаря разливу, больше всего напоминала по своей романтичности американские джунгли. Но будь они прокляты, ведь и здесь скоро обуздают реку, пропадет вся романтика, водворятся порядок и проза. Да, не хотелось бы мне быть по теперешним временам Тисой. Бедняжка Тиса! До сих пор она, словно неукротимая, дикая кобылица, как хотела, носилась по свету, а сейчас ее взнуздали, запрягли, и придется ей плестись по одному и тому же руслу. Так жизнь превращает гения в филистера!»
От имени народа (стр. 177).-Прочитано Петефи на собрании «Оппозиционного круга» 17 марта 1847 г. Но цензура не разрешила печатать это стихотворение, и оно увидело свет только после смерти поэта. Дожа Дёрдь – вождь венгерского крестьянского восстания 1514 г. После поражения восстания его сожгли на раскаленном троне, а сподвижников заставили съесть его тело. Геройство ваше, дёрские событья забыл! – Петефи намекает на позорное бегство венгерского дворянского ополчения от наполеоновских войск в 1809 г. возле города Дёра.
Лишь война… (стр. 179).-При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.
Любовь (стр. 185).-При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.
Суд (стр. 186).- Принадлежит к произведениям Петефи, которые свидетельствуют о том, как остро предчувствовал поэт наступление революции. В «Страницах из дневника» Петефи писал 17 марта 1848 г.: «Я ждал грядущего, ждал того мгновения, когда вольнолюбивые мысли и чувства, узники моего сердца, покинут свою тюрьму, место их терзаний… я ждал этого мгновения, я не только надеялся, я твердо верил, что оно придет. Свидетели тому стихи, которые я пишу уже больше года. Не умствование, а то пророческое вдохновение,- или, если хотите, животный инстинкт, которым богат поэт,- дало мне возможность ясно понять, что Европа с каждым днем приближается к прекрасному насильственному потрясению. Об этом я не раз писал и еще больше говорил. Никто не верил моим прорицаниям, многие высмеивали меня, называли мечтательным глупцом, но во мне жила вера, и я был в том же состоянии, как звери перед землетрясением или затмением солнца».
Первая клятва (стр. 187).-С 1835 по 1838 г. Петефи учился в городе Асоде. Здесь и произошло событие, описанное в стихотворении. В «Путевых записках» эту неудавшуюся попытку стать актером Петефи описывает в более юмористических тонах: «Мой учитель (благослови его господь!) счел нужным написать о моих чрезвычайно серьезных помыслах мужу, обладавшему весьма не похвальным свойством чертовски ненавидеть актерское искусство. Этим мужем, обладавшим столь редкостным свойством, был как раз мой отец. И он, как н надлежит добропорядочному отцу, услышав грозную весть, не медля ни секунды, кинулся спасать сына, гибнущего в адском водовороте. И меня на самом деле свели с греховного пути отцовские советы, которые были заметны еще неделю спустя… на спине и других частях бренной моей оболочки».
Зельд Марци (стр. 190).-При жизни Петефи стихотворение не было напечатано. Зельд Марци – алфельдский разбойник (бетяр).
Стоит мне… (стр. 191).- При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.
Эрдёд, 17 мая 1847 года (стр. 193).-Стихотворение относится к тому времени, когда Петефи, после годичного перерыва, приехал к отцу своей любимой, Игнацу Сендреи, просить руку его дочери и Сендреи в грубой форме отказал ему.
В руднике (стр. 195).- Свои впечатления от посещения шахты Петефи так описывает в «Путевых письмах»: «Нынче я с целой компанией побывал в шахте. Страшная глубина! Мы спустились всего лишь на тысячу саженей, а сколько еще до самого низа? Мы вползали в длинный узкий коридор, как фарш в колбасу, некоторое время двигались по прямой, потом вверх, снова вниз, и, наконец, до нас донесся издали тихий стук кирки и замелькали шахтерские лампочки. Они то исчезали, то появлялись вновь, как звезды меж черных туч. Нет, должно быть, тяжелее жизни шахтеров. Роются, роются эти бледные кроты, вдали от солнечного света, вдали от зелени, от природы, и так до самой смерти. А для чего? Чтобы дети их и жены жили впроголодь, прозябали, чтобы роскошествовали чужие жены и дети».
Наконец назвать моею… (стр. 196) - Петефи так описывает в «Путевых письмах» тот день, когда он получил согласие на брак с Юлией. «Друг мой, вчера, а может быть, столетие назад, написал я тебе письмо из Надь-Бани? За этот день свершилась огромная перемена; я не думал, что такая может произойти за целое столетие… Я счастлив! Навеки! Ночь, лунная, звездная, тихая ночь. Ни звука, ни шороха… Только соловей поет… Это мое сердце!.. Славная, славная девушка! Ей предстояло выбрать между родителями и мной. Она избрала меня. Она, кою родители берегли как зеницу ока, с самого детства предупреждая и исполняя все ее желания, никогда не сказав ей дурного слова… А кто был я? Неведомый пришелец, которого забрызгали грязью предрассудки и стрелами исколола клевета… И все-таки она избрала меня!»