Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести
Шрифт:
– Вот – и будь я проклят, если здесь не хватает хоть нитки!
– Да что же инженер – рехнулся, что ли?
– Здравствуйте, рехнулся! Глупая баба! Он хочет, чтоб я стал приличным, и тогда он сделает меня десятником! Вот как!
Теперь все выплыло наружу.
Десятником! Через пять минут кантина была переполнена.
– И ты не поставишь нам ни чарки? – со всех сторон горланят друзья.
Комарек смущен. С каким бы удовольствием показал он себя,- а в кармане ни гроша! Покосился на узел со старым платьем – нет, оно уже не принадлежит ему, он обещал его бедняку приятелю; правда, приятель этот еще и не подозревает о замышляемом даре, но… Идея! Рука Комарека тянется к шее:
– Вот платок, дайте
И он садится, остальные – вокруг него.
– Поди сюда, братец! – кричит растроганный Комарек другу Шнейдеру.- Я тебя не оставлю, молчи! Увидишь, как я о тебе позабочусь! Только… Ну, да я еще скажу, что тебе делать!
Расшумелось, развеселилось все, на небе и па земле. Комарек превозносит инженера и пьет его здоровье. Все превозносят добрые намерения Комарека и пьют его здоровье.
Час бежит за часом, становится все веселей и веселей…
И когда «полночь призывала духов», Комарек не был уже похож на игрушку. Фигуру его снова облекала вчерашняя одежда – зато он, по крайней мере, сто раз перецеловался со Шнейдером, и вместе они уже пятьдесят раз пропели:
Пиджаки были у нас -
Черт их взял, не споря.
Вот пропьем рубашки враз И пойдем без горя…
VI
Прошло несколько месяцев. Начались морозы, земля стала твердой, как камень.
Прошел уже и день поминовения усопших, и с ним ушли «озерники» – ушли все разом в родные места, к широким озерам вокруг Будейовиц. Иначе они не могут. Надо им видеть, как зимние туманы ползут по воде, видеть камыш, обсыпанный инеем… Детьми научились они там строить запруды и дамбы, взрослыми мужчинами укрепляют они и украшают своим живописным искусством насыпи железных дорог. Это очень уважаемые люди, босяк ставит их высоко, почти как ремесленников. И им это известно,- уже издалека распознаешь их по ленивой, исполненной достоинства походке, по широкой шляпе, большие поля которой колышутся, как крылья разжиревшей вороны, и по синему фартуку, правый нижний уголок которого полчаса свисает свободно, а следующие полчаса заткнут за пояс. В день поминовения усопших «озерники» бросают работу, а на пасху снова разлетаются по всей Европе. Это типы характерные, как дротари из Тренчина.
Но чем грустнее и мрачнее в природе, тем веселее босяки. Холод не дает лениться ни рукам, ни языку.
Как-то раз утром инженер вышел из своего домика. Огляделся, потер руки, смахнул слезу, выжатую морозом. Веселье отражалось на его лице. Он выдохнул клуб пара и проворчал себе под нос: «Любопытно…» Дальше он уже ничего не сказал, ибо мороз велел закрыть рот, и придется нам самим договорить за инженера. Он хотел сказать: «Любопытно, что-то у нас сегодня случится!» Дело в том, что в эту неделю над «Австралией» словно мешок с чудесами разорвался: каждый день новое, особое событие, просто спасения нет! А сегодня – суббота, и придется этой субботе порядком потрудиться, чтоб превзойти предыдущие дни!
В понедельник произошло нечто, «чего не едят постом^ по выражению босяков. А именно -свадьба, настоящая свадьба!
Супруги Мареки после десятилетнего счастливого «супружества» вступали в законный брак. Другими словами, как уже уразумел внимательный читатель, они перешли из «второго» в «первый» класс. Торжество было невиданное. Па участке не только целый день играла шарманка-все «австралийское» босячество сопровождало жениха с невестой до самой деревни. Свидетелями были сам пан инженер и Адам, любимый из десятников. На женихе был новый синий сюртук, невеста нарядилась в новехонькую серую юбку с оборками и серую кофточку со вздутыми рукавами: эти могут разрешить себе обновки, они – «порядочные», у них накоплена малая толика деньжат. Шафером был девятилетний их сын Тон да, подружкой – семилетняя дочурка Барушка. Весело вели
и тут же получил подзатыльник от щедрой руки жениха-отца. Но – эка невидаль, подзатыльник!…
Во вторник приходил из города жандарм за Адамом. Бедняга Адам! Его уже два раза приглашали в суд – оп должен отсидеть сутки, и «не знает, за что». Месяц назад он был в деревне па танцах, и там слегка подрался: одного выбросил за двери, другого сшиб под стол, третьему разбил голову – так неужто за это?! Па суде Адам признал, что «он ому проветрил башку» и думал, что на этом все и покончено между ним и помощником судьи, как это принято среди порядочных людей,- а тут вдруг садись па сутки!
За то, что он пе явился в назначенный день, то есть вчера, сегодня заявился сюда полицейский! Прежде всего оп спросил, где инженер; инженер куда-то делся, никто не знал, где оп. Тогда жандарм осведомился, где Адам; Адама, оказывается, никто и не знал. Вот еще Комарек мог бы знать Адама, но пет, пожалуй, и пе Адама, а Франту Шпопхоупа.
– А какой оп из себя? – полюбопытствовал кто-то.
– Да что я, знаком с ним, что ли?! – взорвался жандарм.
– Во-во, как раз такой тут и пробегал, в точности такой – до того спешил, что все мозоли порастерял; коль побежите за ним, еще догоните!
Псе стали «хороводом» вокруг жандарма – один свистел, другой визжал, третий ухал, четвертый лупил лопатой по бочке, как по турецкому барабану, пятый швырял об камни черепки, уже раздался клич: «Валяй, ребята!»-и, пожалуй, изваляли бы ребята жандарма на совесть, не подоспей тут инженер. Взял оп его за руку и увел к себе. Успокоив по возможности оскорбленного блюстителя, инженер напоил его, обещал, что послезавтра Адам непременно явится ДЛЯ отсидки, и даже проводил жандарма немного. Мрачный вернулся инженер, упрекая всех, что они хотят втравить его в неприятности с властями.
– Адам, послезавтра вы должны отправиться туда – поняли? Иначе мы друг другу пе подойдем.
Адам кивнул головой – ладно, мол. Когда же инженер удалился, оп махнул рукой и сказал, обращаясь ко всем:
– Пусть меня черт заберет, если я не проводу панов – или я не Адам!
Среда пропела свою балладу еще па рассвете. Столько брани, верно, никогда еще пе лилось из уст одного человека, сколько босяк Мартинка высыпал перед восходом солнца па босяка Пашту. А Башта, который обычно за словом в карман полезет, сегодня почти пе отвечал. Так только, вставит порой словечко или пожмет плечами и скажет: «Н-пу-у!» Зато обступившие их «австралийцы» от смеху еле держались па ногах.
Мартинка и Башта – уже много лет неразлучные друзья, но вчера они все же поругались в своем логовище. Дело в том, что Башта снимает квартиру у Мартинки. То, что он не платит за квартиру,- наплевать, но он, лентяй, палец о палец ударить не желает: отказывается ходить в лес за мхом, даже помочь законопатить щели и то не согласен. Мартинка разозлился и выставил Башту. Зимней ночью оставил его без крова, без денег на водку!
Башта ходил вокруг логовища, как кошка, останавливался, слушал, потом вдруг нагнулся, исчез в двери и появился снова, неся в руках кафтан, штаны и башмаки Мартинки: заложит все это в деревне, и так далее…