Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Стихотворения. Зори. Пьесы
Шрифт:

Но для такого искусства — молодой Верхарн чувствовал это очень отчетливо — современность не создает почвы. И вот на смену рубенсовскому полнокровию «Фламандских стихов» приходит трагическое мироощущение книг «Вечера», «Крушения», «Черные факелы» (1888–1891), отразивших глубокий духовный кризис поэта. В них с потрясающей искренностью прозвучало отчаяние лирического героя Верхарна, затерянного в гнетущем и жестоком мире, боль его обнаженной души, фатально влекущейся к бездумию, безумию, смерти. Образы «распятых вечеров», умирания, увядания, гниения становятся здесь универсальными характеристиками бытия. На этом этапе своего творчества Верхарн всего ближе к Бодлеру, Верлену, Метерлинку. Глубочайший пессимизм, ужас и беспомощность перед объективной реальностью оказываются своеобразным мистифицированным отражением

неблагополучия мира, уродливости царящих в нем бездушных законов, которые выносят

…в холоде надменного бесстрастья Решения о том, какая для умов И для сердец простых потребна мера счастья. («Законы»)

Выход из тупика отчаяния поэт нашел, обратившись от себя к людям, или, как сказал о себе Элюар, «от горизонта одного к горизонту всех». Путь этот, определивший большую социально-философскую содержательность зрелого Верхарна, пролегал через приобщение поэта к идеям социализма и практическое участие в борьбе бельгийского пролетариата, которая в девяностые годы имела решающее значение для всей социально-политической жизни-Бельгии.

Книги «Призрачные деревни» и «Поля в бреду» (1893–1894) составляют грандиозную поэму об исторической гибели патриархального сельского уклада жизни под неумолимым натиском капитализма, о трагической судьбе когда-то богатой бельгийской деревни. Само существование людей деревни выглядит ныне чем-то призрачным, каким-то анахронизмом, тяжелый их труд — бессмысленным: рыбаки вытягивают своими сетями одну лишь нужду.

В поэмах о гибели деревни много символики. Образы рыбаков, звонаря, столяра, мельника, могильщика символизируют ненужность, бессмысленность человеческих усилий, их сращенность с уходящим прошлым, господство изживших себя предрассудков. Сама деревенская природа с ее нетихнущим, томительным дождем и «свирепым ветром ноябрей» дышит грустью и обреченностью. Как не похожи эти призрачные деревни с их истомленными людьми, с их нищими и безумными, с их темным фоном на дышащее изобилием и полнотой жизни село «Фламандских стихов»!

Но вчитаемся глубже: какое богатство-реального жизненного содержания просвечивает сквозь эту мрачную символику, с какой силой и остротой раскрыта социальная и человеческая трагедия жалкого деревенского люда в таких, например, поэмах, как «Тот, кто дает дурные советы» или «Исход»!

«Поля в бреду» открываются поэмой «Город», в которой показана стихия, губящая деревню, разоряющая и развращающая ее людей. Это — город-спрут:

И бесконечные сплетения дорог К нему от пастбищ и погостов Ведут. («Город»)

О том же, об уничтожении городом всей живой красоты, рассказано в поэме «Равнина»; ею и начинается книга «Города-спруты» (1896):

Где прежде в золоте вечернем небосвода Сады и светлые дома лепились вкруг, — Там простирается на север и на юг Бескрайность черная — прямоугольные заводы. («Равнина»)

Образ города — обычно туманно-расплывчатый — появлялся у Верхарна и раньше («Лондон», «Города», «Женщина в черном»). Но именно в «Городах-спрутах» Верхарн вырастает в крупнейшего поэта-урбаниста, ищущего новые пути поэтического воплощения нового содержания жизни. В гигантских символических образах этой книги возникают пестрые лики, кричащие контрасты и уродства капиталистического города с его «чудовищами» («Биржа», «Заводы», «Порт», «Торжище», «Мясная лавка»), с его утратившим человечность продажным искусством («Зрелища»); эпический размах и монументальность этих образов заставляют вспомнить грандиозные фрески городской жизни, созданные в романах Э. Золя.

Но город для поэта не только средоточие алчности, похоти, жестокой и тупой власти собственников («Статуя буржуа»), — вопреки громадам вещей, порабощающим человека, здесь рождается смелая мечта, зреют идеи, трудятся умелые руки и пытливая мысль; это котел, «где ныне бродит зло», но где куется будущее. И Верхарн вдохновенно воспевает энергию толпы, способной подняться в могучем порыве, «чтобы сотворить и воскресить» («Восстание»), чтобы изменить лик судьбы и прорваться «к будущему», — так гласит подзаголовок прекрасной поэмы «Города и поле», завершающей цикл «Города-спруты». В эти же годы Верхарн создал и свою знаменитую романтическую драму «Зори» (1898), полную драматизма и провидческого пафоса картину побеждающей народной революции.

Так итогом эпопеи о гибели патриархального прошлого стал поистине выстраданный бельгийским поэтом оптимизм, широкое приятие жизни в ее вечном развитии, постоянном отвержении старого, в ее обновлении и неудержимом движении вперед. Верхарн идет к еще более широким поэтическим обобщениям. Книги «Лики жизни», «Буйные силы», «Многоцветное сиянье», «Державные ритмы» (1899–1910) поражают эпической мощью, смелостью фантазии и философской глубиной, ощущением обретенного поэтом душевного равновесия и просветленности. В поэмах этих циклов предстают различные моменты всемирно-исторической судьбы человечества, идущего мучительным, подлинно тернистым путем — через тяжелую борьбу с природой, через страдания и бедствия, войны и революции, через заблуждения и свершения — к лучшему будущему. Вот верхарновские полководец, трибун, банкир, тиран («Буйные силы») — колоссальные фигуры, олицетворяющие целые этапы истории. Трибун, своим пламенным пророческим словом поднимающий массы на штурм «фасадов золотых»; банкир — новый хозяин мира, решающий «за своим заваленным столом» «судьбы царств и участь королей»; тиран, поработивший волю миллионов и все же трагически одинокий на вершине своей славы… Воссозданные с настоящей психологической проникновенностью и мощью поэтического обобщения, они знаменуют собой звенья многострадального исторического опыта народов. И рядом другие образы, мифические и исторические: Геракл и Персей, Лютер и Микеланджело — героизм, борьба с духовным гнетом, муки творческих свершений — силы, прокладывающие для человечества крутые дороги прогресса.

Верхарн поет гимны дерзкой человеческой мысли, познающей «действительности смысл, что выпускаем мы из заточения, как духа из бутылки» («Наука»); он уверен, что знание победит заблуждения, «циркуль победит церковные кресты» («Утопия»); он славит самоотверженных апостолов истины, готовых на жертвы ради ее торжества («Остроги»). «Жить — значит жечь себя огнем борьбы, исканий и тревоги», — провозглашает поэт («Невозможное»). Он горячо любит рабочих людей, создавших своим трудом все богатства земли и держащих в крепких руках будущее мира. «Я с вами навсегда», — говорит он, обращаясь ко всем «работникам земли» («Труд»).

Но и зрелое творчество Верхарна не свободно от идейных противоречий. Поэт не избежал влияния реформистских предрассудков, столь широко распространенных в социалистическом движении на Западе перед первой мировой войной. Звучащему в его стихах хору «столкнувшихся ритмов мира» присущ некоторый объективизм: поэт как бы поднимается «над схваткой» мировых сил, стремится все понять и все оправдать; для него всё — необходимые звенья исторического процесса. И вот банкир и тиран стоят рядом с революционным трибуном, а прогресс научного знания нередко оказывается у Верхарна выше и важнее, чем подвиг социальной революции…

Большой национальный поэт, Верхарн продолжил, и развил тему родной страны в книгах «Вся Фландрия», «Волнующиеся нивы», «Поэмы и легенды Фландрии и Брабанта». Героические страницы ее истории («Пирушка гёзов», «Гильом де Жюлье») чередуются здесь с любовно воссозданными картинами природы и нравов старой Фландрии, с поэтическими раздумьями о гибели своеобразной красоты ее прошлого («Лодочник», «Курильщики», «Старые дома» и др). Можно понять чувства поэта-патриота, когда в 1914 году Бельгия подверглась нашествию Германских армий. По все же остается фактом, что Верхарн не смог постичь причины и подлинный смысл первой мировой войны, и стихи, посвященные этой трагедии («Алые крылья войны», 1916), значительно уступают прежним его произведениям.

Поделиться:
Популярные книги

Архил…? Книга 3

Кожевников Павел
3. Архил...?
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
7.00
рейтинг книги
Архил…? Книга 3

Сила рода. Том 3

Вяч Павел
2. Претендент
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
6.17
рейтинг книги
Сила рода. Том 3

Прометей: владыка моря

Рави Ивар
5. Прометей
Фантастика:
фэнтези
5.97
рейтинг книги
Прометей: владыка моря

Гром над Академией. Часть 1

Машуков Тимур
2. Гром над миром
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
5.25
рейтинг книги
Гром над Академией. Часть 1

Хозяйка дома на холме

Скор Элен
1. Хозяйка своей судьбы
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Хозяйка дома на холме

Газлайтер. Том 10

Володин Григорий
10. История Телепата
Фантастика:
боевая фантастика
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 10

Последний Паладин

Саваровский Роман
1. Путь Паладина
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Последний Паладин

Мастер 6

Чащин Валерий
6. Мастер
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 6

Столичный доктор. Том III

Вязовский Алексей
3. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Столичный доктор. Том III

Наследник и новый Новосиб

Тарс Элиан
7. Десять Принцев Российской Империи
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Наследник и новый Новосиб

Вперед в прошлое 5

Ратманов Денис
5. Вперед в прошлое
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое 5

Последняя Арена 10

Греков Сергей
10. Последняя Арена
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Последняя Арена 10

Релокант

Ascold Flow
1. Релокант в другой мир
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Релокант

Совок-8

Агарев Вадим
8. Совок
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Совок-8