Стихотворения

Толстой Алексей Константинович

“Ища в мужчине идеала...”

Ища в мужчине идеала, Но стыд храня, Пиявка доктору сказала: “Люби меня!..” 1868 (?)

“То древний лес. Дуб мощный своенравно...”

То древний лес. Дуб мощный своенравно Над суком сук кривит в кудрях ветвей; Клен, сока полн, восходит

к небу плавно И, чист, играет ношею своей. 15 декабря 1869

“Теперь в глуши полей, поклонник мирных граций...”

Теперь в глуши полей, поклонник мирных граций, В деревне дедовской под тению акаций, От шума удален, он любит в летний зной Вкушать наедине прохладу и покой, Степенных классиков все боле любит чтенье И дружеских бесед умеренные пренья, Прогулки к мельнице иль к полному гумну, Блеяние стадов, лесную тишину, Сокровища своей картинной галереи И мудрой роскоши полезные затеи, И . . . . . . . . . . . И . . . . . . . . . . . [А осенью глухой, усевшись у камина, Велит себе принесть он дедовские вина, И старый эскулап, друг дома и знаток, Бутылки пыльной с ним оценивает ток.] [Блажен . . . . . . . . . Кто, просвещением себя не охладив, Умел остепенить страстей своих порыв И кто от оргии неистовой и шумной Мог впору отойти, достойный и разумный. Кто, верен и душе, и светлому уму, Идет, не торопясь, к закату своему.] Блажен, кто с оргии, неистовой и шумной, Уходит впору прочь, достойный и разумный, Кто, мужеством врагов упорных победив, Умеет торжества удерживать порыв. Блажен, кто каждый час готов к судьбы ударам, Кто в суете пустой не тратит силы даром, Кто, верный до конца спокойному уму, Идет, не торопясь, к закату своему. . . . . . . . . . . . . Так в цирке правящий квадригою возница, Соперников в пыли оставя за собой, Умеривает бег звенящей колесницы И вожжи коротит искусною рукой. И кони мощные, прощаяся с ареной, Обходят вкруг нее, слегка покрыты пеной. Конец 1860-х годов

“Честь вашего я круга...”

Честь вашего я круга, Друзья, высоко чту, Но надо знать друг друга, Игра начистоту! Пора нам объясниться — Вам пригожусь ли я? Не будем же чиниться, Вот исповедь моя! . . . . . . . . И всякого, кто плачет, Утешить я бы рад — Но это ведь не значит, Чтоб был я демократ! . . . . . . . . Во всем же прочем, братцы, На четверть иль на треть, Быть может, мы сойдемся, Лишь надо посмотреть! . . . . . . . . Чтобы в суде был прав Лишь тот, чьи руки черны, Чьи ж белы — виноват, Нет, нет, слуга покорный! Нет, я не демократ! . . . . . . . . Чтоб вместо твердых правил В суде на мненья шло? Чтобы землею правил Не разум, а число? . . . . . . . . Чтоб каждой пьяной роже Я стал считаться брат? Нет, нет, избави боже! Нет, я не демократ! . . . . . . . . Барон остзейский ближе, Чем русский казнокрад. . . . . . . . . Vox populi — vox Dei![37] Зипун — гражданства знак. Да сгинут все злодеи, Что носят черный фрак! . . . . . . . . Не филантроп я тоже . . . . . . . . И каждый гражданин Имел чтоб позволенье Быть на руку нечист? Нет, нет, мое почтенье! Нет, я не коммунист! . . . . . . . . Чтоб всем в свои карманы Дал руки запускать? Сентябрь 1870

“Но были для девы другие отрады...”

Но были для девы другие отрады, Шептали о боге ей ночь и луна, Лавровые рощи цветущей Эллады, Залива изгибы и звезд мириады; И в юном восторге познала она, Молитвой паря в необъятном просторе, Бездонной любови безбрежное море.

“Улыбка кроткая, в движенье каждом тихость...”

Улыбка кроткая, в движенье каждом тихость, Застенчивость в делах, а в помышленьях лихость, Стремленье тайное к заоблачной отчизне, Грусть безотчетная по неземной отчизне, Меж тем уступчивость вседневной грубой жизни, И мягкая коса, и стан изящно-гибкий, грусть И ______, застенчиво прикрытая улыбкой, смерть восторженный Порой _____________, порой убитый взор, встревоженный И в сердце над собой всегдашний приговор.