Лепорелло уходит; доy Жуан облокачивается на стол и закрывает лицо руками.
ЭПИЛОГ
МОНАСТЫРЬ БЛИЗ СЕВИЛЬИ
Престарелый настоятель сидит в креслах.
Перед ним стоит монах.
НастоятельКак чувствует себя больной?Монах Отец мой,Все в том же положенье брат Жуан:Болезни в нем совсем почти не видно,Но с каждым часом пульс его слабей.НастоятельДушевная болезнь его снедает.Раскаянья такого постоянствоВысокий есть для братии пример.До сей поры он ходит в власянице,Ни разу он не снял своих вериг.Я не видал подобного смиренья!МонахВчера к себе он призывал всю братью,У каждого прощенья он просилИ каялся в грехах передо всеми.НастоятельНам исповедь его давно известна:Владела им когда-то суета,Шептала на ухо мирская прелестьИ
нашептала много грешных дел.Но он уж их загладил покаяньем,А все еще покоя нет ему!Доселе все не хочет он постричься —Достойным не находит он себя.МонахСвоей он смерти чует приближеньеИ нас просил, в последнюю послугу,Похоронить его на том кладбище,Где тело командора дон Альвара,Убитого им некогда, лежитИ где потом была погребенаДочь командора, донна Анна.Настоятель ЭтоС уставом нашим было б несогласно.У нас для братий общее кладбище;Особенного места выбиратьНикто себе не волен. Впрочем, онНе произнес последнего обетаИ в этом смысле есть еще мирянин.Да сбудется его желанье.Другой монах(входит) Отче,Пожалуй в келью, брат Жуан отходит!
Слышно протяжное пение. Входят, попарно, братия с зажженными свечами.
Хор монаховС нашей жизнью вечно смежная,Вечно ищущая нас,Смерть приходит, неизбежная,В каждый день и в каждый час.Благо, благо недремавшему,Мирно гостью ожидавшему,Неусыпно посылавшемуК небесам молящий глас!Настоятель(вставая)Подайте мне мой посох. И сказать,Чтобы в отходный колокол звонили.Хор монахов В это страшное мгновение Ты услышь его, господь! Дай ему успокоение, Дай последнее мучение Упованьем побороть! Мысли прежние, крамольные, Обращенному прости, Отыми земное, дольное, Дай успение безбольное И невольное и вольное Прегрешенье отпусти!
Раздаются мерные удары отходного колокола.
Мы моление соборное Ныне шлем к тебе, господь; В жизни — доли непокорная, Скоро прахом будет плоть, В дни былые дерзновенного Скоро кончится борьба; Ты ж помилуй сокрушенного, Ныне верою смиренного, В вечный мир от мира бренного Отходящего раба!
Процессия уходит, попарно, вслед за настоятелем. Слышно постепенно удаляющееся пение, сопровождаемое колокольным звоном.
Ассирияне шли как на стадо волки,В багреце их и в злате сияли полки;И без счета их копья сверкали окрест,Как в волнах галилейских мерцание звезд.Словно листья дубравные в летние дни,Еще вечером так красовались они;Словно листья дубравные в вихре зимы,Их к рассвету лежали развеяны тьмы.Ангел смерти лишь на ветер крылья простерИ дохнул им в лицо, и померкнул их взор,И на мутные очи пал сон без конца,И лишь раз поднялись и остыли сердца.Вот расширивший ноздри повергнутый конь,И не пышет из них гордой силы огонь,И как хладная влага на бреге морском,Так предсмертная пена белеет на нем.Вот и всадник лежит, распростертый во прах,На броне его ржа и роса на власах,Безответны шатры, у знамен ни раба,И не свищет копье, и не трубит труба.И Ассирии вдов слышен плач на весь мир.И во храме Ваала низвержен кумир,И народ, не сраженный мечом до конца,Весь растаял как снег перед блеском творца.Сентябрь 1856
Неспящих солнце! Грустная звезда!Как слезно луч мерцает твой всегда!Как темнота при нем еще темней!Как он похож на радость прежних дней!Так светит прошлое нам в жизненной ночи,Но уж не греют нас бессильные лучи;Звезда минувшего так в горе мне видна;Видна, но далека — светла, но холодна!Сентябрь 1856
Крылатый бог любви, склоняся над сохой,Оратаем идет за взрезанной браздой;Впряженные тельцы его послушны воле;Прилежною рукой он засевает полеИ, дерзкий взгляд подняв, к властителю небесВзывает: “Жатву ты блюди мою, Зевес!Не то, к Европе страсть опять в тебе волнуя,В ярмо твою главу мычащую нагну я!”Осень 1856
“Вот он, низийский бог, смиритель диких стран...”[*]
Вот он, низийский бог, смиритель диких стран,Со взглядом девственным и гроздием венчан,Влекомый желтым львом и барсом многоцветным,Обратный держит путь к садам своим заветным!Осень 1856
“Ко мне, младой Хромид, смотри, как я прекрасна!..”[*]
Ко мне, младой Хромид, смотри, как я прекрасна!О юноша, тебя я полюбила страстно!Диане равная, когда, в закате дня,Я шла, потупя взор, с восторгом на меняГлядели пастухи, друг друга вопрошая:“То смертная ль идет иль дева неземная?Неэра, не вверяй себя морским волнам,Не то богинею ты станешь, и пловцамПридется в бурю звать, к стерну теряя веру,Фетиду белую и белую Неэру!”Осень 1856
Супруг блудливых коз, нечистый и кичливый,Узрев, что к ним сатир подкрался похотливый,И чуя в нем себе опасного врага,Вздыбяся, изловчил ревнивые рога.Сатир склоняет лоб — и стук их ярой встречиЗефиры по лесам, смеясь, несут далече.Осень 1856
Багровый гаснет день; толпится за оградойВернувшихся телиц недоеное стадо.Им в ясли сочная навалена трава,И ждут они, жуя, пока ты, рукаваПо локоть засучив и волосы откинув,Готовишь звонкий ряд расписанных кувшинов.Беспечно на тебя ленивые глядят,Лишь красно-бурой той, заметь, неласков взгляд;В глазах ее давно сокрытая есть злоба,Недаром от других она паслась особо;Но если вместе мы к строптивой подойдемИ ноги сильные опутаем ремнем,Мы покорим ее, и под твоей рукоюПольется молоко журчащею струею.Осень 1856
Я вместо матери уже считаю стадо,С отцом ходить в поля теперь моя отрада,Мы трудимся вдвоем. Я заставляю медьВесной душистою на пчельнике звенеть;С царицею своей, услыша звук тяжелый,Во страхе улететь хотят младые пчелы,Но, новой их семье готовя новый дом,Сильнее всe в тазы мы кованые бьем,И вольные рои, испуганные нами,Меж зелени висят жужжащими гроздами.Осень 1856
Магадев, земли владыка, К нам в шестой нисходит раз, Чтоб от мала до велика Самому изведать нас; Хочет в странствованье трудном Скорбь и радость испытать, Чтоб судьею правосудным Нас карать и награждать.Он, путником город обшедши усталым,Могучих проникнув, прислушавшись к малым,Выходит в предместье свой путь продолжать. Вот стоит под воротами, В шелк и в кольца убрана, С насурмлекными бровями, Дева падшая одна. “Здравствуй, дева!”— “Гость, не в меру Честь в привете мне твоем!” “Кто же ты?”— “Я баядера, И любви ты видишь дом!”Гремучие бубны привычной рукою,Кружась, потрясает она над собоюИ, стан изгибая, обходит кругом. И, ласкаясь, увлекает Незнакомца на порог: “Лишь войди, и засияет Эта хата как чертог; Ноги я твои омою, Дам приют от солнца стрел, Освежу и успокою, Ты устал и изомлел!”И мнимым страданьям она помогает,Бессмертный с улыбкою все примечает,Он чистую душу в упадшей прозрел. Как с рабынею, сурово Обращается он с ней, Но она, откинув ковы, Все покорней и нежней, И невольно, в жажде вящей Унизительных услуг, Чует страсти настоящей Возрастающий недуг.Но ведатель глубей и высей вселенной,Пытуя, проводит ее постепенноЧрез негу, и страх, и терзания мук. Он касается устами Расписных ее ланит — И нежданными слезами Лик наемницы облит; Пала ниц в сердечной боли, И не надо ей даров, И для пляски нету воли, И для речи нету слов.Но солнце заходит, и мрак наступает,Убранное ложе чету принимает,И ночь опустила над ними покров. На заре, в волненье странном, Пробудившись ото сна, Гостя мертвым, бездыханным Видит с ужасом она. Плач напрасный! Крик бесплодный! Совершился рока суд, И брамины труп холодный К яме огненной несут.И слышит она погребальное пенье,И рвется, и делит толпу в исступленье...“Кто ты? Чего хочешь, безумная, тут?” С воплем ринулась на землю Пред возлюбленным своим: “Я супруга прах объемлю, Я хочу погибнуть с ним! Красота ли неземная Станет пеплом и золой? Он был мой в лобзаньях рая, Он и в смерти будет мой!”Но стих раздается священного хора:“Несем мы к могиле, несем без разбораИ старость и юность с ее красотой! Ты ж ученью Брамы веруй: Мужем не был он твоим, Ты зовешься баядерой И не связана ты с ним. Только женам овдовелым Честь сожженья суждена, Только тень идет за телом, А за мужем лишь жена.Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,Вы в пламени юношу, боги, примите,Примите к себе от последнего сна!” Так, ее страданья множа, Хор безжалостно поет, И на лютой смерти ложе, В ярый огнь, она падет; Но из пламенного зева Бог поднялся, невредим, И в его объятьях дева К небесам взлетает с ним.Раскаянье грешных любимо богами,Заблудших детей огневыми рукамиБлагие возносят к чертогам своим.Август-сентябрь 1867