Стильная жизнь

Берсенева Анна

Она прилегла на тахту и, глядя на Илью, не могла понять: в комнате он или, может быть, вышел куда-то, а она вспоминает, как он вчера ходил по этой комнате и смотрел на нее, не отрываясь? Сегодня он надел черный халат, в котором вчера была она, и только по изменившемуся цвету она отличала грезы от яви.

Скоро ли раздался звонок в дверь – этого Аля уже не могла понять. Илья вышел в прихожую, поговорил с кем-то, открыв дверь на лестницу.

Потом он заглянул в комнату и весело сказал:

– Вот и ужин прибыл. Сейчас начнем

пиршество!

Он придвинул к тахте низкий столик из золотистого дерева и весь его уставил тарелками с благоухающей разноцветной снедью. Из всего, что было на столе, Але приходилось видеть разве что хлеб. Да и тот был какой-то необычный – не хлеб, а большие горячие лепешки.

– Рыба запеченная у них отличная, – заметил Илья. – Они ее в йогурте вымачивают и такие приправы добавляют – не поймешь, что и ешь! Силы восстанавливает лучше кремлевских таблеток. И хлеб в настоящем тандуре пекут.

– Откуда же все это принесли? – спросила Аля.

– Да тут индийский ресторан прямо на нашей улице, – сказал Илья. – Конечно, из любого кабака привезут все, что угодно, хоть вместе со столом и стулом. Но я для разнообразия индийское заказываю, когда из дому выползать неохота.

Он налил в Алин бокал красное вино, а для себя открыл бутылку пива с немецкой этикеткой.

Аля ела медленно и сначала совершенно без аппетита – может быть, потому что желудок у нее ссохся за сутки. Но постепенно она почувствовала необычный вкус этих блюд – пряный, мятный, лимонный. Щеки у нее порозовели, а голова теперь слегка кружилась уже не от голода и усталости, а от терпкого вина.

– Ожила немножко. – Как и раньше, Илья не спрашивал, а просто отмечал Алино состояние. – Ну вот, теперь можно и поговорить. Так что же у тебя случилось?

Пока Аля рассказывала о том, что произошло с нею сегодня, Илья придвинул к себе большую коробку, стоящую на столике, достал длинную сигару, обрезал ее – на этот раз не ножичком, а с помощью какого-то маленького непонятного приспособления, закурил. Он делал все это неторопливо, со вкусом, хотя смотрел не на сигару, а на Алино взволнованное лицо.

– Да… – медленно произнес он, когда Аля остановилась, задохнувшись. – Славная история, вполне на уровне рядового сумасшествия!.. Не думаю, правда, чтобы Карталов очень удивился. Он такого в ГИТИСе навидался предостаточно.

– Но… как? – растерянно пробормотала Аля.

– Что – как? – пожал плечами Илья. – Ты не думай, я тебя не упрекаю и ругать, как нашкодившую первоклашку, не собираюсь. Я сам виноват, что с тобой нервный срыв случился, чего ж теперь ругать-то? Думать надо было о последствиях, а я голову потерял. Танец семи покрывал! – сердито произнес он.

– Но чем же ты виноват? – воскликнула Аля. – Я же тоже… Я же сама…

– Ну, понятно, не насиловал, – сказал он. – А все-таки надо было учитывать, кто ты и кто я. Есть разница в эмоциях! Да еще не накормил вчера, утром кофейком накачал… Чему удивляться!

Ты туда, я так понимаю, в таком состоянии пришла – черти могли по углам мерещиться, не то что мистика всякая. Ладно, что ж теперь. – Он положил свою руку на Алину. – Теперь нам с тобой надо хорошо подумать. Может, это и к лучшему – то, что произошло. Я даже думаю, что наверняка к лучшему.

«Нам с тобой!» Он думал о них как о едином целом, он считал ее дела своими и не говорил, что это ее личные трудности!

– Я не знаю… – опустив голову, произнесла Аля. – Я еще не могла об этом думать… спокойно. Я ведь даже объявления не дождалась, сразу ушла.

В эту минуту она действительно не знала, к лучшему или к худшему то, что с ней произошло – то, что всего несколько часов назад казалось ей непоправимой катастрофой.

– Ну, результат в общем понятен, – заметил Илья. – Завтра сходишь, выяснишь.

– Нет! – воскликнула Аля с неожиданным страхом в голосе. – Я не пойду! Я больше не могу туда идти!

Она представила, как идет по коридору ГИТИСа, заходит в деканат, видит сочувствующе-возмущенное лицо Мирры Иосифовны, может быть, встречает Карталова… При мысли о Карталове щеки ее запылали жарче, чем от вина.

– Нет, – повторила Аля. – Я не хочу туда идти и не пойду.

– Дело хозяйское, – пожал плечами Илья. – По-моему, это из области тех же бредовых фантазий, которые так тебе сегодня помешали. Но в твоем состоянии – объяснимо. В общем, дело, конечно, не в том, пойдешь ты туда или не пойдешь. Могу я сходить, разницы нет. Дело в том, как ты будешь жить дальше.

Он говорил спокойным и твердым тоном, и Аля вслушивалась в каждое его слово, как будто от каждого его слова менялась ее жизнь.

И она действительно менялась, обретала опору. Алина душа успокаивалась, снова – после целого дня отчаяния и пустоты – проникаясь тем живым трепетом, без которого невозможно было жить.

Она не замечала, что меняется даже внешне: проясняются глаза, распрямляются плечи. Она больше не напоминала сжавшийся на кровати комочек – в ее позе появилась та сдержанная грация, которую заметил Илья в первый же день их знакомства.

– Если бы знать, как жить дальше! – задумчиво произнесла она. – Я ведь представить даже боялась, что будет, если… В МАДИ поступить, замуж выйти? Страшно подумать.

– Что ж страшного? – усмехнулся Илья. – Девушки должны выходить замуж, и все девушки хотят замуж, что бы они ни говорили. И это нормально.

– Нет, я не о том, – слегка смутилась Аля. – Дело не в замужестве. Но я ведь действительно не знаю, как мне жить…

Ей так много надо было рассказать Илье, чтобы он понял! Невозможно было объяснить, что она чувствовала сейчас, не рассказав о коронах и платьях, о сцене перед жасминовой изгородью в поселке Семхоз, о квартире Наташи Смирновой, в которой охватывала невыносимая тоска, о том, как читала она ночью мемуары Алисы Коонен…