Стильная жизнь
Шрифт:
Кто-то стучал в дверь с пьяной настойчивостью, щелкал выключателем, орал: «Да открой ты, блин, понос у тебя, что ли?» Аля по-прежнему сидела на полу, уткнувшись в подол своего любимого платья, и плакала горько, громко и безутешно.
Платье Илья привез ей из Японии, и уже одного этого было достаточно, чтобы оно нравилось Але. Она представляла, как он выбирал его, думал, пойдет ли ей… А это видно было – что он выбирал, это чувствовалось по каким-то неуловимым приметам, а не только по тому, что совпадал размер.
– Конечно, чувствуется. – Илья улыбнулся в усы, когда Аля сказала ему об
Аля поняла тогда, о чем он говорит. И поняла, что шелковая японская ткань насквозь пропитана его любовью…
Да оно и просто красивое было, это платье! Восточный узор сочетался с изысканным европейским изяществом, и это создавало особенный, утонченный стиль. Гофре на юбке было настолько мелкое, что она казалась узкой, но вся волнами ходила вокруг ног. А когда Аля поворачивалась, даже просто поворачивала на ходу направо или налево, юбка взвивалась, как шелковый колокол. Еще ее можно было раздвинуть руками, как веер – насколько хватало размаха – и гофрированные рукава тогда тоже раздвигались, как маленькие веера.
А цвет был неназываемый, но почему-то напоминал глаза Ильи… Вернее, все цвета гармонично сочетались в причудливых рисунках на платье. Переходя друг в друга, рисунки не сливались, а сохраняли удивительную чистоту.
Аля любила рассматривать узоры на подоле, как картины. Раздвигала мельчайшие складки – и картины менялись…
И вот она сидела на холодном, пронзительно-белом кафельном полу, уткнувшись лицом в подол, и не видела ни узоров, ни картин, и ничего не чувствовала.
– Аля, ты здесь? – услышала она голос Ильи за дверью. – Алька, что с тобой, плохо тебе, что ли? Открой же, что ты молчишь? Может, не она? – спросил он кого-то.
– Да твоя, твоя, – ответил незнакомый голос. – Я ж видел, сюда пошла, которую ты привез. И не открывается уже черт знает сколько. Ломать надо – может, у нее передоз!
– Да пошел ты! – зло оборвал кого-то Илья. – Какой передоз, она вообще не колется. Аля, открой сейчас же, – сердито сказал он. – Я что, мальчик тебе, под дверью топтаться?
Она вдруг почувствовала, как в ней снова поднимается то, что заставило ее до боли в пальцах вцепиться в подлокотники кресла.
«Не мальчик! – с нарастающей, пьяной злостью и совсем не пьяной ясностью подумала она. – Не мальчик ты, все ты знаешь, все умеешь, всем владеешь! А я? Кто я для тебя? И вообще – кто?! Забава, игрушка, девочка, делай что хочешь… Ничего своего не было, нет и не будет никогда! Сара Бернар неудавшаяся!»
Она поднялась с пола тяжело, хотя ей
– Да кнопку нажми! – кричал Илья из-за двери. – Кнопку, тогда откроется! Да е-мое, когда ж ты успела так набраться, что совсем ни хрена не соображаешь? Этого мне только не хватало!
Наконец Аля действительно нажала кнопку и едва не упала: оказывается, Илья толкал дверь снаружи.
– Ну ты даешь! – выдохнул он, глядя на нее; за спиной у него мелькали еще какие-то люди. – Ты в зеркало смотрелась? Видела, на кого похожа?
– Да плевать мне, понял? – не обращая внимания ни на посторонних людей, ни на него, ни на себя, закричала Аля. – Какая разница, как я выгляжу, когда я внутри – полное дерьмо, ни на что не годное, только огонь изображать в ресторане! Кому я нужна такая – да я сама себе не нужна, сама себе противна!
Она увидела, что лицо у Ильи застыло.
– Замолчи сейчас же, – медленно и внятно произнес он. – Немедленно прекрати истерику.
– А то что будет? – Она словно со стороны слышала, как надрывно звенит ее голос. – Научишь меня, как надо себя вести в порядочной компании?! Кто здесь порядочный, покажи мне!
– Я кому сказал: заткнись! – повторил он. – Умойся, приди в себя, поехали домой.
– Никуда я не поеду! – крикнула Аля. – Не поеду я с тобой, ни с кем не поеду, ничего вообще… Ничего мне не надо!
С этими словами она толкнула Илью обеими руками в грудь. Аля сама не ожидала этого дурацкого движения, а он тем более не ожидал. Илья качнулся назад, она захлопнула за ним дверь и снова, задыхаясь от слез, упала на пол. Ее била мелкая дрожь, зубы стучали.
– Да иди ты!.. – услышала она за дверью его звенящий от ярости голос. – Я что, нанялся сопли тебе вытирать? Не хочешь со мной – как хочешь, с кем хочешь! Думаешь, на колени упаду, умолять тебя буду?!
– Стой, Илюха, ты куда? – раздался еще один голос.
– Венька, уйди от греха подальше! – Наверное, Илья пытался его оттолкнуть и ударился плечом о дверь. – Ты-то чего лезешь?
– Сдурел ты, Илюшка! Ну, выпила девочка, нервишки расшалились. Первый раз такое видишь, что ли? – успокаивающим тоном сказал он.
– Именно что не первый… – Голос у Ильи стал спокойнее, и Аля вдруг почувствовала, что тоже успокаивается, хотя дрожь так и не проходила. – Веня, на хер мне это надо? Мне что, Светки было мало, опять отыскал на свою жопу приключений? Уже началась знакомая песня, скоро она мне каждый день будет поминать, что я загубил ее великий талант!
– А ты чем подумал, когда ее в постель тащил? – Венька понизил голос и, кажется, отвернулся, но дверь была тонкая, и Аля все равно слышала каждое его слово. – Она ж вся как струна звенит, ты не видел, что ли? Снял бы блядь на Тверской, если приспичило, или мне позвонил, я б тебе привел, если из дому лень было выходить.
– Ладно, замнем, – сердито, но чуть более спокойно сказал Илья. – Что у меня – канаты вместо нервов?
– А мне что, мало Варька истерик закатывает? – Але казалось, она через дверь видит, как Венька кладет руку Илье на плечо. – Все женщины такие, да и не только…