Стильная жизнь
Шрифт:
– Хорошо, – кивнул он. – Еще какие будут вопросы?
– Пора бы уж и тебе обзавестись, – вместо ответа заметила та. – Так и будешь всю жизнь в папиных двух комнатах ютиться? Денег, что ли, не хватает, или девица еще не стационарная?
– Слушай, Светка, твое какое дело? – рассердился Илья; его прозрачные глаза сверкнули в полумраке, как у тигра. – Накачалась уже или обкурилась? Говори давай, если есть что, а нет – отваливай.
– Да я, может, сейчас вообще уезжаю, – то ли лениво, то ли пьяно протянула Светлана. – Меня Роб приглашает… – Она помедлила,
– Какая мамаша нашлась, – усмехнулся Илья. – Любо-дорого смотреть! У кого интересоваться – у тебя, что ли? Я неделю назад Лидии Алексеевне звонил, так что, по-моему, больше о нем осведомлен, чем ты. Или тебе деньги нужны? – догадался он.
– Деньги всегда нужны, – хмыкнула она. – Да что ты еще можешь спросить!
– Сколько? – спросил Илья, доставая большой кожаный бумажник.
– Сколько не жалко, – улыбаясь странной улыбкой и глядя прямо в его каменно-прозрачные глаза, медленно произнесла Светлана. – Во сколько ты меня теперь оцениваешь?
– По-моему, я тебе не за ночь любви плачу, – заметил он.
– А за что? – вдруг спросила она. – Нет, мне просто интересно! Алименты ты выдал неделю назад, я наглым образом подкатываюсь к тебе, требую денег – и ты даешь, как будто так и надо! За что, можешь ты мне сказать?
Илья молчал, прищурившись и глядя на свою жену.
– Спокойствие дорого стоит, – медленно, раздельно произнес он наконец. – Я тебе плачу и буду платить за то, чтобы не видеть твоих пьяных скандалов. А также и трезвых. Усвоила? Больше мне ни-че-го от тебя не надо.
– Конечно, что тебе теперь от меня может быть надо! – воскликнула Светлана. – Все выжал…
В голосе ее закипали слезы. Судя по всему, Илью ожидал тот самый скандал, за отсутствие которого он собирался заплатить.
Глаза у Ильи сузились и стали похожи на желтые молнии.
– Я тебе что, непонятно объяснил? – протянул он. – Я тебе сказал: сумму называешь, получаешь свое и отваливаешь. Светка, ты знаешь, я не посмотрю, что люди кругом…
Замерев за выступом стены, Аля слушала этот негромкий диалог.
– Ладно, давай. – Ей показалось, что Светланин голос как-то обмяк и слезы в нем высохли – осталась только глухая, безнадежная усталость. – Давай, сколько дашь…
– Вот так бы и сразу, – спокойно сказал Илья. – Я же знаю, что кокс подорожал, чего ж ты выкобениваешься. Хватит? – поинтересовался он, кладя в ее ладонь несколько зеленых купюр.
– Смотря на сколько, – прежним насмешливым тоном ответила она. – Будь здоров, супружник!
Аля забыла, что хотела спросить у Ильи.
Она не понимала, что такого было в этом, случайно ею услышанном, разговоре. Она не понимала, что такого было в сегодняшнем спектакле, в удивительных Ольгиных глазах и движениях. Что такого было в роскошном доме со звездным полом и картинами в нишах. Что такого было в ее жизни. Почему жизнь вдруг стала ей казаться пустой…
Вместо того чтобы подойти к Илье, она вышла из-за выступа стены и направилась к одному
Конечно, их принесли недавно. Взяв в руки бутылку виски, Аля почувствовала, какая она холодная – как будто во льду только что стояла. Она налила виски в высокий бокал, поискала глазами какую-нибудь воду, не нашла – и выпила не разбавляя, залпом, благо сегодня уже не в первый раз.
Она ожидала, что хмель принесет успокоение – то самое, которое она почувствовала, выпив водки в каминном зале. Но теперь с ней происходило нечто совершенно противоположное. Голова не закружилась, как прежде, а наоборот – прояснилась, загудела, ее точно обручами кто-то сжал.
Аля почувствовала, что сейчас закричит, затопает ногами, бросится ничком на пол или сделает еще что-нибудь дикое, бессмысленное. Она даже присела на какое-то изогнутое неудобное кресло, изо всех сил вцепилась в подлокотники, чтобы удержать рвущийся изнутри крик.
Пальцы у нее мгновенно онемели, но напряжение не спадало – наоборот, тем сильнее сковывало душу, чем крепче разбирал хмель. Шум вокруг становился тише, тише, он почти совсем затих, Але казалось, что она находится в безвоздушном пространстве, которое постепенно заполняется каким-то невыносимым гулом. Этот гул ей и хотелось разбить, разрушить собственным криком. Она почувствовала, что больше не может сдерживать крик, и, собрав все силы, встала, отпустила холодные подлокотники.
Хорошо, что в студии по-прежнему стоял полумрак. Пошатываясь, пробираясь между людьми, кого-то хватая за руки или толкая, спотыкаясь о чьи-то ноги, Аля дошла до двери.
Ванную она нашла чудом: просто, наверное, в этом доме удобства были расположены так, что их и искать не приходилось. Аля долго ощупывала стену в поисках выключателя, потом долго крутила массивную золотую ручку, пока наконец смогла открыть дверь.
Войдя в ванную, она тяжело привалилась к двери. Дверь хлопнула так громко, что загудели стены. Не обращая внимания на грохот да и не слыша его, Аля села на пол, уткнулась лицом в колени.
Кажется, она наконец опьянела по-настоящему. Вернее, обычный пьяный угар наложился на то напряжение, которым она была охвачена. И поэтому ей становилось все хуже, даже физически хуже, а уж душевно…
Аля чувствовала отвращение к себе и к своей жизни, отвращение к жизни вообще, к этому дому, к этому вечеру и ко всем вечерам, которые ждут ее впереди. Ей казалось, что и тошнит ее не от выпитого, а только от бесконечного отвращения ко всему и вся.
К счастью, европейский стандарт совпадал с хрущебным, поэтому на загородной вилле санузел оказался совмещенным. Аля с трудом добралась до сверкающего белизной унитаза – и почувствовала, что ее выворачивает наизнанку.
Кажется, ей стало после этого немного легче. Но отвращение ко всему не прошло – наоборот, усилилось.