Стиратель

Генрих

Но пока эти вопросы не решены, прикидываю, как бы найти недорогой, но стильный ресторанчик. Или лучше сводить Леру куда-нибудь — да не в кино, а на выставку или на концерт? Я ведь уже и забыл, какую музыку она любит. Когда мы вообще в последний раз говорили по душам?

Квартира встречает меня тишиной. На вешалке, где всегда висело Лерино кокетливое пальтишко, зияет пустота. Сапожек ее тоже нет в обувнице, и тумбочка, куда она обычно бросает рюкзачок, пуста. Не разуваясь, обхожу квартиру, даже в ванную заглядываю — никого. Черт, а ведь уже к полуночи… Набираю Леру — телефон выдает длинные гудки, потом механический голос говорит: «Абонент временно недоступен».

Ладони покрываются потом, дыхание тревожно учащается. Мало ли что могло случиться? Лерка малость или даже не малость легкомысленная! Сколько раз я ей говорил: задержалась у подруги — вызывай такси, не ходи пешком через дворы. Но у нее ветер в голове… Кому звонить? Её родителям? Не стоит без крайней необходимости пугать пожилых людей. А ведь друзей Леры я почти не знаю. Вообще мало интересовался в последнее время, чем она живет. Столько сил тратил на людей посторонних, а собственной девушке ноль внимания…

Не так уж я и плох, конечно. Весёлых моментов была масса…

Полгода назад.

— Чего бы я так официантке улыбалась?

Девушки так устроены, что периодически выносят мозг своему парню или мужу. Подозреваю, что это физиологическая потребность, хотя подробно этот вопрос не изучал. В русле научного подхода.

— Это было бы подозрительно, — повожу головой, из себя не выхожу, принимаю подачу. — Неужто тебе нравятся девушки? — В глазах моих обеспокоенность. Огромная и почти натуральная.

— Мне становится как-то тревожно. Ревновать к чужим мужчинам это привычно, но ещё и к девушкам? Нет, я такого не вынесу.

Принимаюсь за салатик, изо всех сил делая вид, что тема закрыта. А чо? Ловко я перевёл стрелки на неё. Посмотрим, как выкрутится. Они же всегда выкручиваются.

— Ты мне голову не морочь! — однако в голосе неуверенность.

— Я тебе вопрос задал! — бесцеремонно перебиваю. — Be or not to be?

Очень весело смотреть на неё, сбитую с толку. По-моему она не поняла, что последняя фраза была из «Гамлета». Аутентичного.

— Оставь свои дурацкие шуточки! — Лера пытается сделать тон угрожающим. — Ты на вопрос не ответил!

— Какой? — в отличие от неё, уделяю внимание салатику, принимаюсь за обжаренную картошечку с пышащей жаром котлеткой, м-м-м…

— Какого хера ты улыбался официантке? — Лера шипит уже по-змеиному.

— Ты разве не в курсе, что в заведениях общественного питания клиенты должны улыбаться официантам и особенно официанткам? Так что это вполне дежурная улыбка. Без неё никак, Лерусик, — имею в виду, что те могут в тарелку плюнуть. Только не говорю, чтобы аппетит ей не портить.

«Лерусик» — моя маленькая месть, она ненавидит, когда так её называю. И сейчас морщится, а я продолжаю наслаждаться котлетой. Наконец и Лера принимается за еду, выстреливая в меня угрожающими взглядами. «Не замечаю» их.

— Я никогда не улыбаюсь официанткам, — тон по-прежнему угрожающий.

Ну-ну. А что на это скажешь?

— Зато улыбаешься официантам. Тем, что посимпатичнее. Много раз это видел и ни разу, заметь, не устраивал тебе сцен по этому поводу.

— Значит, по-твоему, я тебе сцены устраиваю? — о, снова пошло шипение.

Но пауза возникает. Пытается вспомнить, когда такое было? Видно, вспомнила. А я — нет, ха-ха-ха! Наудачу выстрелил, на самом деле, даже не присматриваюсь. Мало ли кому человек может улыбнуться. Америкосы вон всегда всем улыбаются, даже врагам.

— Придумай другое определение, — принимаюсь за кофе, — я тут же соглашусь, обещаю.

— Я. Тебе. Просто. Задала. Вопрос!

— Тогда ведь и я могу задать тебе просто вопрос? — в моём голосе начинают проявляться угрожающие нотки, взгляд тяжелеет. — Почему же нет, если это просто вопрос? Могу или нет? Если скажешь нет, то и я имею право ответить тем же.

— Ну, спроси… — ядовитая змея внутри девушки собирает кольца.

— Скажи, почему ты, когда идёшь на экзамен, красишься немилосердно и юбку надеваешь длиной до пупка? Ты даже ради меня так никогда не одевалась, хотя именно я — твой любимый мужчина, — глаза мои сужаются, взгляд тяжелеет, челюсть слегка выдвигается вперёд, ноздри расширяются.

Отелло изобразить нет проблем, все мы немножко отеллы.

Тогда её проняло, и она от меня отстала со своими глупыми придирками. Девушка она неглупая, но и я не прост. Так что она не сразу поняла, что её разыграли.

Три месяца назад до неё дошло, когда разыграл её уже в который раз. Мы тогда домой шли и по дороге переругивались. Вернее, она переругивалась, а я её разводил.

— Ты возбуждаешь меня, когда истеришь, — глаза мои масляно горят, обшариваю жадным взором ладную фигурку. — Я больше не могу сдерживать души своей порывы половые. Щас придём домой, буду тебя жёстко насиловать… ы-ы-е-а…

Что самое смешное, она испугалась. Натурально. Но поначалу я сдержался от смеха. Ощерился абсолютно по-дебильному, по-моему, даже слюной капнул, глядючи на тяночку, которую щас…

— Начну прямо в прихожей, ы-ы-ы-а… раздену догола и завалю прямо в гардероб на твою шубу, нет… сначала голая сапоги наденешь, те, в обтяжечку на каблуке, о-о-о… быстрей пошли!

Тяну её за руку в подъезд. Испуганная девушка сумела вырваться от маньячилы, потому что резко слабею от душащего меня хохота. Хорошо, что зима была, снег, не испачкаешься. Поэтому подполз к скамейке и кое-как взгромоздился на неё…

Мой жизнерадостный смех до колик в животе и открыл ей глаза…

— Так ты меня разводишь!? И тогда?! — глаза расширяются до совершенно прекрасных пределов.