Стивен Эриксон Падение Света

Киницик Карбарн

Сквозь слезы она подняла взгляд.
– Что... о чем ты?

– Знаю маловато о железе Хастов, миледи, но знаю - в нем таится гнев. В клинках и даже в доспехах. Я верю, что Тисте обладали магией дольше, чем знали о ней. В их оружии, в железе есть нечто стихийное.

Она отступила, опуская руки и тряся головой.
– Законные владельцы все умерли, Рансепт. Теперь его несут преступники.

– Да, и что получается?

– Твоя вера ошибочна.

Он пожал плечами.
– Миледи, я сам отбыл срок в ямах - был, если угодно, преступником.

"Что?"

Улыбку

его было страшно видеть.
– Думаете, я родился таким кривым? Я был главным скалогрызом. Пять лет в шахтах.

– За что?

– Был вором.

– Леди Хиш Тулла знает?

– Разумеется.

– Но... она сделала тебя кастеляном!

– Не сразу. Вначале пришлось заслужить доверие. Ну, то есть доверие ее матушки. Было это давно.

– Не хочу, чтобы ты уходил.

Он кивнул.
– Знаю.

– Тогда скажу, что ненавижу тебя сильно-сильно.

– Да уж.

– Но это не такая ненависть...

– Полагаю, миледи.

– Не дай себя убить.

– Не дам. Ну, затянете ремни? Не слишком крепко. Мускулы напрягаются, когда машешь палицей.

Он отвернулся и снова присел. Она смотрела на широкую спину, массивные узлы мышц, такие неровные - как наросты на старом дереве.
– Рансепт, - спросила она, подходя, - ты был молод, когда оказался в шахтах?

– Одиннадцать. Вышел в шестнадцать.

– Главный скалогрыз - так это и называли? Тебя сделали им в одиннадцать?

– Нет. Тоже заслужил. Но я был крепким парнем.

– Что ты крал?

– Еду.

– Рансепт.
– Она завязала узел.

– Миледи?

– Наша цивилизация жестока, верно?

– Не хуже большинства.

Она подумала и нахмурилась.
– Звучит... цинично.

Он молчал.

Они работали в тишине, снаряжая Рансепта на войну. И все время Сакуль Анкаду вела войну с собой, подавляя накатывающее отчаяние.

Но когда они, наконец, закончили, Рансепт коснулся пальцем ее щеки.
– Думаю о вас, миледи, не как о заложнице. Как о дочери. Боюсь, я сделался дерзким.

Не в силах ответить, она потрясла головой - и отчаяние вырвалось потоком слез.

ДВАДЦАТЬ ОДИН

– Пути Тисте смущают, - сказала Хатарас Реза, выскальзывая из тяжелой бхедриньей шубы; свет солнца как раз пробился сквозь высокие облака, озаряя нагое выше пояса тело.

Как всегда продрогший, Листар отвел глаза. Он вел трех лошадей, ибо гадающие по костям отказались ездить на животных, хотя часто осматривали их, проводя красными от охры руками по гладким бокам. Это же их обычай, понял Листар - вечно трогать, ласкать, опускать жесткие ладони на плоть. Ночами женщины-гадающие усердно занимались этим между собой. Что еще удивительнее, они не замечали холода.

В ответ на замечание Хатарас Листар пожал

плечами.
– Преступления нужно наказывать, гадающая.

– Это работает, - заметила младшая, Вестела Дрожь.
– Сложи зимой костер. У камня. Потом холодной водой. Камень лопается, можно делать орудия.

– Но ты видела их орудия, Вестела? Железные. Камни нужно сломать и расплавить. Тонкостей я не знаю. Только вытаскивала шлак из ям.

– Наказание, - сказала Хатарас.

– Да.

– Ради железа, которым пользуются все Тисте.

– Да.

– И находят в том наслаждение.

Он вздохнул.
– Это наш путь, гадающая. А ваши не такие, как у нас.

Вестела Дрожь несла груду мехов и шкур на плече. На теле не было ничего, лишь мокасины на ногах и обсидиановый нож болтался на шее.
– Ай стали беспокойны.

Листар нахмурился, ища взглядом огромных волков, но занесенная снегом равнина казалась лишенной жизни. Словно объясняя свое прозвище, Бегущие-за-Псами путешествовали не одни. Дважды после лагеря Листар замечал полдюжины огромных зверей. Идут параллельно. Но их нет уже три или четыре дня. Он думал, они ушли.
– Что их беспокоит? "И откуда вы вообще знаете?"

– Они интересуются, когда можно будет съесть лошадей. Мы тоже.

– Мы ведь не голодаем?

– Свежатина вкуснее.
– Вестела сделала красной рукой странный и сложный жест.

Хатарас засмеялась сзади: - Так возьми его, дура.

– Наказанный, - придвинулась к Листару Вестела.
– Не ляжешь со мной ночью? Это привилегия. Гадающие берут кого хотят.

– Я возьму его следующей ночью, - крикнула Хатарас.
– Слишком долго ждем. Считает нас уродинами, но в темноте он ощутит нашу красоту.

– Я еще не поведал вам свое преступление.
– Листар отодвинулся от Вестелы.
– Тогда ты не захочешь иметь со мной дела. У меня была подруга. Я ее убил.

– Нет, - возразила Вестела, снова приближаясь.

– Ты ничего не знаешь!

– Ты никогда не забирал жизни.

Сзади раздалось короткое фырканье.
– Жуки. Блохи. Гнус.

Вестела оглянулась.
– Жизни Тисте. Ты знаешь. На нем нет пятна.

– Мыши, пауки, рыба.

Вестела вспыхнула, развернулась и напала на Хатарас. Они упали, визжа и рыча, кусаясь и царапаясь.

Листар остановился, лошади тревожно собрались вокруг. Он щурился на север, ожидая, когда драка подойдет к утомленному, полному секса завершению. Не в первый раз. Он не помнил, когда впервые увидел их ссору, как смотрел вначале встревожено, потом с интересом, как цепкие пальцы находили соски и спутанные волосы между ног, и драка становилась ритмичной, звучали стоны и вздохи вместо рычания, и тогда он отвел глаза. Лицо пылало.

Этих баб он и вел к Легиону Хастов, чтобы они дали форму некоему ритуалу избавления. Помимо невероятности успеха, Листара тревожила сама идея прощения. Некоторые поступки не заслуживают забот капитанов Празека и Датенара...