Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
И сейчас, на вечность позднее, битва завершилась. Однако ночь осталась, словно небеса затаили дыхание. Келларас стоял посреди поля. Там и тут шевелились солдаты, пытаясь помочь раненым. Наконец-то цвет мундиров перестал иметь значение, ведь все жалобные крики звучат одинаково и даже цвет кожи не различить под грязью.
Кто-то подошел слева. Келларас обернулся навстречу Сильхасу Руину. Неуклюже и натянуто выпрямился, пряча ярость за маской невозмутимого солдата, за бравадой выжившего.
– Милорд, - произнес он.
–
Келларас кивнул.
– Теперь он формально сдается в плен.
Сильхас был ранен, кровь загустела на плече.
– Знатные, Келларас. Именно они нас предали. Сородичи Матери по крови. Видел Хастов, капитан? Видел, как они держались? Я не думал, что такое возможно. Осужденные. Убийцы. Поистине у железа есть свое волшебство.
– Он стоял, издалека следя за братом, повторяя: - Знамя брошено.
– Милорд, вы ранены...
– Это? Инфайен Менанд. Напала сзади, пока я сражался с двумя другими. Но я заметил движение.
– Ее участь?
Сильхас пожал плечами.
– Она была из Менандов.
– Он замолк на миг и спросил: - Капитан, Легион Хастов... они отступили по приказу Торас Редоне?
– Не знаю, милорд. Но почти тысяча лежит мертвыми, не сдав ни единого шага.
– Он помялся.
– Если командующая Редоне отдала приказ, то сделала верно.
Грязное лицо Сильхаса исказилось в холодной ухмылке.
– Ах, капитан, страдания целого мира уменьшатся от твоего мнения.
– Не думаю, сир. Да, сегодня, - голос его посуровел, - именно мы стали причиной страданий мира. Единственное средство избавления - смерть.
– И сдача в плен.
– Сильхас Руин больше не сочился презрением. Глаза сузились.
– Ага, вперед выходит Хунн Раал. Измотан, но даже с такого расстояния вижу гнусную улыбку.
– Да, - сказал Келларас, не потрудившись проследить наблюдаемую Сильхасом сцену.
– Похоже, браку быть.
Сильхас кивнул и плюнул в алую грязь.
– Звони в колокола, Премудрый Харкенас. Верни беженцев, пусть стоят по сторонам. Раскатай багровые бинты, дабы сделать подобающие ленты и знамена. Навали оружие грудой, сделав островок для короля с королевой. Под ногами нечто выщербленное и ржавое - не железо ли привело нас к первой славе? В самом рождении Тисте, если верить легендам.
– Он повел рукой, скорее красной, нежели белой.
– В соответствии с моментом.
– Милорд, я видел дракона. Наверху, в прорехах туч.
– А я нет.
Келларас нахмурился и понял, что больше сказать нечего.
– Капитан.
– Милорд?
– Брат все еще стоит один. Разве ты не из его клинков? Собирай отряд выживших и туда.
"А ты, его брат?" – Слушаюсь, сир.
– Келларас обернулся, подзывая домовых клинков. Пока они собирались, он заметил, что Сильхас Руин бредет на запад, словно решил пешком вернуться в город. Потом поглядел на юго-восток, увидев, как последние легионеры Хастов переваливают через край долины. Звуки железа, далекие, но ясные, звенели ледяными слезами ветра.
Они дошагали
– Ну, - сказал он невнятно (губа была рассечена и уже зашита), - жалкий вышел день.
Датенар горбился, стараясь раздышаться после удара палицей, снесшего его с лошади.
– Жалкий, вот как? Нет, друг, забудем печаль. Прогоним побитую роту сожалений. Не вижу блага в их горьком внимании.
– Стоят вдоль дороги, как беженцы.
– Празек сплюнул.
– Ища убежища разумных оправданий, как все отчаявшиеся. Но крыши эти малы, под каждой скопилась толпа. Так семья глупцов размножается в трущобах, много тел, мало домов. Построить ли новые? Увеличить ли дырявую крышу? Ба, пусть живут на улицах.
– И что тут скажешь?
Датенар пожал плечами.
– Ну, я сказал бы: сношать вас не пересношать! Но ты прав, дружище. Сожаления родят сожаления, выводок суетится и прыгает неутомимо. Да мы хуже животных. Похваляемся природной силой, но лишены достоинства.
Празек задумался над словами друга. Огляделся. Мимо шли и шли оборванные фигуры.
– Видишь поток?
– Пробормотал он.
– И вот я среди них, загнанный, толкаемый, измученный.
– Он резко сел на холодную, сырую землю.
Почти сразу Датенар присоединился к нему.
– Я часто думал, - говорил Празек, - о рассудках иных наших приятелей, охотников, находивших в погоне азарт. Глаза у них сияли, как у детей. Видывал я, как летят верные стрелы. Благородный зверь на поляне испуганно поднимает голову и падает от железного укуса. Твоя исповедь, друг, помогла понять, что же убито. Достоинство в природе зверя. Это их внутренняя суть, охотники завидуют и впадают в ярость. Убивать от зависти... ох, Датенар, мы словно становимся детьми.
Датенар вздохнул: - Видишь, как является дитя, раскрасневшееся и сияющее, позирующее на фоне туши. Воюя против природы, мы воюем против достоинства. Горькое господство помогает возрасти лжи. А истина в том, что мы опускаемся, что мы больны.
Празек утер лицо, морщась от боли в губе.
– Одолжи хоть немного надежды. Прошу.
Датенар протянул руку и положил другу на плечо.
– Ну, - сказал он, - есть еще это.
Варез остался с Реблом, изо всех оставшихся сил поддерживая его, пока приятели карабкались по склону. Наконец Ребл резко дернул его за локоть.
– Во имя матери, Варез, опусти.
Они одновременно плюхнулась наземь. Ребл лег на спину, затуманенными болью глазами смотря в небо.
– Сделать тридцать семь.
Варез посмотрел на рубленую рану. Ребл хотя бы не харкает кровью, уже хорошо.
– Тридцать семь?
Ребл поднял дрожащую руку.
– Вряд ли получится... Но я попробую.
Варез утер лицо.
– Ты бормочешь бессмыслицу.
– Скажи, Варез, я верно разглядел? Торас Редоне стояла на коленях у трупа? Это была Фарор Хенд?
"Вызвать такое горе? Завывания, вырванные волосы?" – Нет, Галар Барес.