Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
Что ж, это давно позади. Она ворчит слишком долго. Никто не заслужил такого презрительного обращения, такого расплющивания после многих лет брака. "Скучного брака. Ни одного кризиса. И сын - верно, отвергнувший путь солдата, но мы же простим его, примем, что это душа слабая, мягкая, слишком нежная для обыденных профессий, мы ведь отлично знаем грубость армейской культуры. Ее жестокость.
Нет, все к лучшему, Эстела, и твое презрение - ко мне, к сыну, ко многим другим - оно
Что, проявляя нежность, ты не признаешься в слабости. А если и так, всем нужно ощущать слабость по отношению к кому-то.
Ты пытаешься быть сильной везде, в любой компании. И становишься нетерпимой. Жестокой".
Да, он больше не будет таскать ничтожные письма. Встанет с ней лицом к лицу, сегодня же ночью. Ведь есть разные виды силы. Он покажет ей свою, называемую любовью.
Силанн вздрогнул, заметив кого-то рядом. Косой взгляд показал фигуру в плаще, плод капюшоном, непонятную.
– Чего тебе нужно, солдат?
– Ах, простите меня, Силанн. Это капитан Шаренас, я сражаюсь с холодом как могу.
Голос он узнал, хотя она не отбросила капюшон.
– Добро пожаловать назад, Шаренас. Только что вернулись?
– Да. Я ведь иду поговорить с вашей женой.
"Ах так. Ну, полагаю, нам с Эстелой придется найти другую ночь. Завтрашнюю, чтобы все исправить, придти к общему благу". – Она не спит, - сказал Силанн.
– Я тоже шел к ней.
– Я так и поняла.
Лагерь был сравнительно тихим, а холод кусал все сильнее. Оставшиеся немногочисленные костры создали островки оранжевого, желтого и красного света. Однако почти все палатки были туго застегнуты, солдаты спали под одеялами, а наиболее счастливые под мехами.
– Доложились лорду Урусандеру?
– спросил Силанн.
– Да, - ответила она.
– Доклад получился... насыщенным. Округа бурлит, Силанн. Многие умерли, но немногие заслужили свершившееся над ними насилие.
– Так всегда в гражданских войнах.
– Хуже всего, что жертвы ничего не слышали о гражданских войнах, и они же пали первыми. Знание и намерение, Силанн. В данных обстоятельствах можно назвать их преступными.
Силанна слегка затрясло.
– А вы... вы уточняли подробности?
– Насколько смогла. Было трудно, и не каждый готов был разговаривать.
– Она замолчала, свернув на широкий проезд неподалеку от когорты Эстелы, потом произнесла: - Но мне повезло. Нашла кое-кого разговорчивого.
– Неужели?
– Да. Например, Грипа Галаса. И, конечно, юного Орфанталя.
Шаги Силанна замедлились, он повернул голову к собеседнице.
– Говорят, это старик, склонный к низкой клевете и бессмысленной вражде.
– Галас? Вряд ли.
– Чего же вы желаете от моей жены?
– Хочу сделать необходимое, Силанн. Побеседовать, вот как с вами сейчас.
Когда он остановился, Шаренас обернулась, чтобы видеть лицо. Капюшон еще
– Неприятный разговор, - начал он.
– Не думаю, что жена будет рада вам, особенно сейчас, ночью.
– Да, подозреваю, вы правы. Момент...
– Она пошарила, ища что-то под плащом.
– У меня есть кое-что и для вас.
Он уловил блеск синего железа, ощутил резкий укол в подбородок... и показалось, что тело покинули все силы. Он заморгал, поняв, что лежит на земле и Шаренас стоит над ним.
Это было... необычно. Тревожно. Он ощутил давление эфеса под челюстью, и что-то выливалось изо рта, горячо и густо текло по щекам.
"Нет. Мне не нравится. Кончаюсь..." Он сомкнул глаза.
Шаренас высвободила кинжал. Ухватив Силанна за ворот, затащила между двух палаток. Потом вытерла лезвие и вложила в ножны.
До шатра Эстелы оставалось шагов двадцать. Разогнувшись, Шаренас пошла туда. Постучала по привязному колу, откинула полог и вошла.
На полу стояла жаровня, источая сухое тепло и слабо мерцая. Дальше Эстела лежала на постели, не сняв одежды. Она подняла голову, нахмурилась. Шаренас поспешила стащить капюшон, не давая времени заговорить; увидела, как на лице хозяйки написалось узнавание и еще какое-то сложное чувство.
– Шаренас! Вижу, вы еще волочите за спиной лиги пройденных дорог. И все же, - она села, - приветствую. Около жаровни стоит подогретое вино.
– Боюсь, ваш супруг задержится.
– Шаренас сняла плащ.
– Я столкнулась с ним, когда он шел в крепость.
– В крепость? Идиот. Я велела послать вестового, если не найдет одного из аколитов. Ничего не делает правильно.
Шаренас взяла оловянный кувшин и налила две чаши испускающего парок вина. В лицо пахнуло ароматом миндаля. Она оставила свою чашу на полу и принесла вторую Эстеле.
Капитан встала, чтобы ее принять.
– Итак, что привело вас ко мне? Неужели нельзя было подождать до утра?
Шаренас улыбнулась: - Вы стали легендой, Эстела, ибо трудитесь ночами. И я припоминаю, как мы строились для боя ясным утром, вы же были сонной. Походили на старую ведьму, да уж.
Фыркнув, Эстела выпила.
В лагере раздались далекие звуки тревоги.
– Что такое?
– вскрикнула Эстела, одновременно опуская чашу на край кровати и хватаясь за меч.
– Из-за меня, наверное, - отозвалась Шаренас, вытягивая клинок.
Эстела расслышала слабый шелест и резко обернулась.
Острие пересекло ей гортань. Шаренас поспешила отскочить, избегая фонтана крови из раны.
Эстела отшатнулась, руками хватаясь за горло, и неуклюже упала на постель, сломав ножку. Постель обрушилась, женщина скатилась и легла лицом вниз на пол. Ноги чуть подергались и застыли.
Шаренас быстро спрятала оружие, тихо ругаясь. Она предвкушала целую ночь, работы было много. Но теперь лагерь Легиона пробудился. Через несколько мгновений сюда ворвется один из лейтенантов Эстелы.