Сто грамм для храбрости
Шрифт:
Гусаков открыл шкаф. Гардероб у него был, скажем прямо, богаче, чем у Никитина, и выбор галстуков шире. Одних сплошных — штук четырнадцать.
— Надевайте! — Гусаков протянул ему галстук из своей коллекции.
— Неудобно, — сознался Никитин.
— Дарю!
Видимо, Гусакову понравилась роль деда-мороза. Он повязал галстук широким роскошным узлом на тощей высокой шее Никитина. Потом снял с плечиков золотистый замшевый пиджак.
— А вот это будет в тон галстуку.
— Ой, что вы? Я не возьму! А вдруг
— А ты не пачкай.
Гусаков обрядил Никитина в пиджак и отступил на шаг, прищурившись. Перед ним стоял совершенно иной Никитин, чем тот, который пришёл десять минут назад. От нового Никитина веяло другими городскими привычками, как будто он только что вернулся из самого красивого королевства и у него в портфеле лежит новенькая пара хрустальных башмачков, тридцать седьмой размер.
— Вам очень идёт, — позавидовал Гусаков. — Мне он, пожалуй, маловат…
— Я вам сегодня же верну, — испугался Никитин. Он боялся, что ему подарят пиджак и сердце не справится, лопнет от благодарности.
— Можно и завтра, — успокоил Гусаков. Он играл роль деда-мороза, а не сумасшедшего, и пиджак из антилопы он дарить не собирался. То, что это была антилопа, а не свинья, нигде не было написано, но все же благородное происхождение пиджака каким-то образом читалось и как бы перемещало обладателя в другой социальный слой.
В комнату заглянула Изабелла.
— Влюбился, — объяснил Гусаков происходящее. — На свидание идёт.
— Да? — тихо и глубоко обрадовалась Изабелла, всматриваясь в Никитина, как бы ища в нем приметы избранности. — А почему такое лицо?
— Я боюсь, — сознался Никитин. — Мы с ней, откровенно говоря, почти не знакомы…
Гусаков открыл бар, налил полстакана виски. Протянул.
— Спасибо, — поблагодарил Никитин. — Только я не пью.
— А вам никто и не предлагает пить. Это маленький допинг. Как лекарство.
Никитин послушно выпил и закашлялся. Постоял в некоторой прострации, потом пошёл — в той же самой прострации. Закрыл за собой дверь.
— Странный, — сказала Изабелла.
— Есть немножко, — подтвердил Гусаков. — Но способный. Любит науку, а не себя в науке.
— А почему бы тебе не назначить его на место Кошелева? — предложила Изабелла.
— А Кошелева куда?
— На пенсию. Или на повышение.
Гусаков посмотрел на жену, вернее, сквозь жену, обдумывая предложение.
— А не рано? — усомнился Гусаков.
— Человек все должен получить в этой жизни своевременно. Пока ему этого хочется. Вон на Кубе, все министры молодые.
— Так то Куба, — раздумчиво проговорил Гусаков. — Там климат другой. Там бананы растут.
Никитин тем временем пересёк двор. Решительно вошёл в пятый подъезд. Поднялся пешком на третий этаж. Подошёл к квартире двенадцать.
Постоял. Потом повернулся, так же решительно зашагал обратно.
На углу синими буквами было написано «Синяя птица» и под надписью нарисована птица, но какая именно — непонятно. Никитину было не до птицы. Он вошёл в кафе и спросил официантку:
— У вас нет чего-нибудь немножко выпить? Грамм пятьдесят?
— У нас не распивочная, — высокомерно ответила официантка.
— Простите, а где ближайшая распивочная?
— В магазине.
Очередь в винный отдел была длинная, но текла довольно бодро, и Никитин довольно скоро предстал перед продавщицей Нюрой. На Нюре был синий берет, белый халат, и под глазом — давний, уже выцветший синяк. Может быть, Нюра разодралась с недисциплинированным покупателем.
— Скажите, пожалуйста, а у вас такие маленькие бутылочки есть? — спросил Никитин и, раздвинув большой и указательный палец, показал размер бутылочки.
— Мерзавчики, — подсказали за спиной.
— Да, мерзавчики, — подтвердил Никитин.
— Нет! — ответила Нюра, как бы обижаясь на невыполнимое требование.
— А чуть побольше?
— Чекушка, — подсказали за спиной.
— Да. Чекушка.
— Нет!
— Не задерживайте! — потребовали в очереди. — Тут люди на работу торопятся!
Никитин послушно отошёл от прилавка. Остановился в растерянности.
— Может, скооперируемся? — спросил, подходя, благообразный господин с бородкой, похожий на члена Государственной думы. А может, и бывший член. — Мне тоже не нужно целой бутылки. Возьмём и разольём, кому сколько надо.
Никитин повернулся к Нюре.
— В очередь! — потребовали за спиной.
— Но я же стоял! Ведь я стоял? — спросил Никитин у Нюры, восстанавливая справедливость.
— Как очередь решит, — распорядилась Нюра. Она сама ничего единолично не решала и была как бы частью текучего коллектива, именуемого «очередь».
Никитин махнул рукой на справедливость и встал в хвост.
— Какое безобразие! — привычно возмутился господин с бородкой. — Вот мне надо немножко спирта для компресса. А в аптеке без рецепта не дают…
И тут появился Федя.
На его лице и одежде отчётливо читалась вся его прошлая и настоящая жизнь.
— Давай возьму! — предложил Федя, дёргая за пятёрку, выступающую из пальцев Никитина.
Не дожидаясь ответа и, видимо, не нуждаясь в нем, Федя взял деньги и пошёл в начало очереди.
— Бутылочку, Нюра! — он протянул пятёрку через головы.
— В очередь! — потребовала очередь.
— Для больного беру, — объяснил Федя и взял бутылку, так же через головы. Видимо, у него с Нюрой была своя мафия.
Отнёс Никитину бутылку и рубль сорок сдачи.
— Пошли! — скомандовал он. — Стакан у меня есть.
Трое вышли из магазина.
По улице шёл транспорт и пешеходы. Текла своя уличная жизнь.
— Давай во двор, — предложил Федя и первым направился под арку.