Сто лет пути
Шрифт:
Они все молчали. Варвара Дмитриевна нахмурилась, и Генри поднял голову.
— Что? — спросила она строго. — Что такое?
— Варвара Дмитриевна, голубушка, да вы умница! Это прекрасная мысль!
Князь вдруг поцеловал ей руку, она отняла.
— Мне нужно подумать, — произнес он скороговоркой. — Подумать, подумать. Приманка — отлично, превосходно! Расставить сети и захлопнуть…
— Чтобы товарищ Юновский сам занялся, куш должен быть уж очень велик, — сказал господин Викторов.
Шаховской отмахнулся.
— Об
Он вскочил и тут же сел обратно.
— Нужно только удержать все это в секрете. Депутат Алябьев знает руководителей боевой группы?
— За это поручиться не могу, но, скорее всего, знает. Впрочем, ему доверия нет. Социал-демократы выборы бойкотировали, он в Думу одиночкой выбирался и от участия в секретных операциях давно отстранен.
— В доверии нет никакой необходимости. Даже лучше, что не доверяют!.. Ни его, ни, следовательно, вас никто ни в чем не заподозрит. Действовать придется через секретных сотрудников, наверняка у Петра Аркадьевича имеются агенты среди социал-демократов. А обставить все так, будто дело не терпит отлагательств — жертвователь днями отбывает за границу, ждать не может, передать средства желает немедленно. — Князь помолчал. — Может быть, и успеем.
— Как же не успеть?! — воскликнула Варвара Дмитриевна. — Нужно, нужно успеть!
— Встречаться впредь удобнее всего в Таврическом. Вы, Борис, всегда можете ко мне обратиться якобы по думским делам, как к секретарю председателя, и такое обращение ни у кого не вызовет никаких подозрений. Как только мне удастся снестись со Столыпиным и разработать сколько-нибудь приемлемый план, я тотчас же вас извещу. — Шаховской встал со скамьи и помог подняться Варваре Дмитриевне. — И… не сомневайтесь, Борис. Вы поступили так, как вам подсказало ваше сердце.
— А поп? — неожиданно и не слишком понятно спросил социалист. — Не выдаст?
— Нет, уверяю вас.
— Варвара Дмитриевна, дайте слово никому не передавать, что от меня сегодня услыхали.
Госпожа Звонкова сказала даже, пожалуй, излишне резко:
— Я даю вам слово, господин Викторов! И, признаться, от вас я почти ничего и не слышала! Все больше от князя.
Шаховской дотронулся до шляпы — попрощался — и пошел с Варварой Дмитриевной и Генри по аллее.
— Дмитрий Иванович, что же будет?
— Будем надеяться, сработает ваша уловка, и на приманку террористов удастся поймать. Времени очень мало. Слишком долго решался господин революционер…
— Но ведь решился!
Шаховской улыбнулся.
— Из-за двух карамелек, да. Видите, как бывает.
— А
— Думаю, это Петр Аркадьевич на себя возьмет. Тут ведь чем больше суеты, тем хуже, Варвара Дмитриевна. Прав наш революционер, такие обстоятельства требуют особой секретности. Хорошо бы, конечно, к делу решительно никого не привлекать, даже охранку, так ведь без них не обойдешься! Лишь бы не начали бумаг писать, со всеми департаментами согласовывать! Вы ведь знаете, как в России. Любое живое дело погубят бюрократы и крючкотворы.
Шаховской задумался.
— Впрочем, Столыпин человек решительный и честный. Хоть и не согласен я с ним…
— Столыпин — душитель революции, — заявила Варвара Дмитриевна как-то неуверенно.
Все знали, что министр внутренних дел пытается навести порядок совершенно азиатскими, зверскими методами. В Думе на каждом заседании только и разговоров про военно-полевые суды да казни революционеров через повешение, «столыпинские галстуки». Любое предложение осудить террор с думской трибуны — вон Дмитрий Иванович сколько раз призывал! — наталкивается на протест: «Сначала прекратите вешать, а там посмотрим!» Так считают и левые, и либералы, все.
И вдруг так получилось, что на Петра Аркадьевича с его методами только и надежда. Если он с его средневековой азиатчиной не вмешается, будет то, что представилось Варваре Дмитриевне только что и во всех подробностях — взрыв, ужас, вопли, куски человеческого мяса, оторванные конечности, трупы.
«Не стану думать. Ни за что не стану».
Да и Дмитрий Иванович рядом. Он-то уж точно этот ужас предотвратит.
В молчании они дошли до коляски.
— Разрешите мне проводить вас, Варвара Дмитриевна, чтобы сегодня уж никаких приключений больше.
Помог ей забраться и подсадил Генри Кембелл-Баннермана. Она метнула на Шаховского быстрый взгляд — очень хорош, очень!.. Особенно улыбка, как будто он немного смущается и старается этого не показать.
И, слава богу, не спрашивает ни о чем — как она попала в аллею, почему пряталась в кустах! Как будто знает, что спрашивать об этом нельзя.
Тут она вдруг вспомнила, что он сказал: хорошо бы к делу никого не привлекать. И перепугалась.
— Дмитрий Иванович, но вы же… в самом деле лично не станете участвовать?
— В чем, Варвара Дмитриевна?
— В деле, боже мой!.. Это ведь полиция на себя возьмет, правда? И ловушку устроить, и приманку, и господ террористов вызвать на переговоры?
— Я пока не знаю, как оно будет. Приманкой, думаю, как раз мне придется заняться. Если официально в Казначействе заказывать золото на секретную операцию, сами понимаете, сколько времени пройдет и усилий потребуется.
— Но вы не можете рисковать. — Она хотела сказать «собой», но получилось другое: — Вашими собственными средствами, да еще такими значительными!