Сто миллионов лет и один день
Шрифт:
Он рассматривал меня, и на лице у него было выражение, которого я не видел у него ни прежде, ни потом, — жалость.
— Если б ты не сменил песню, я б тебе поверил. Будешь в следующий раз врать — ври до конца.
Такого у нас не бывало. И я бы легко поклялся, хоть под пыткой, что это невозможно. Немыслимо. Я поругался с Умберто.
Я слонялся без дела, пока Джио готовил обед. Забрел к трехскатной палатке, которая служила нам складом. Дрова, инструменты, веревки, восемь здоровых красных канистр. Восемь
Я собрал группу и потребовал тишины. Задыхаясь от высоты и возбуждения, объяснил свой план. Огонь. Элемент, который изменил историю человека, наверняка способен изменить ход и нашей, такой маленькой истории. Отталкиваясь от начат-ка дыры, которую мы вырубили, мы растопим лед, сжигая масло. Барабанная дробь, аплодисменты, — ведь правда, мой сын гений, как говорила моя мать любому, кто готов был слушать. Мадам Мицлер тоже была близка к этой мысли, потому что никак не могла выговорить слово «палеонтолог».
Зато лица моих спутников являли скепсис и озадаченность.
— Ну, можно попробовать. Хм-м... А не лучше подождать до следующего сезона, Стане?
— Я пятьдесят два года жду.
— Мы могли бы тогда захватить больше рук. И подходящие инструменты.
— Какой инструмент лучше огня?
— Огонь — возможно. Только вот масло... оно не очищенное. Это грязный раствор.
— Чистый, грязный, какая разница. Игра стоит свеч. К тому же вам за это деньги платят, между прочим.
Я тут же пожалел о своих словах. Джио покачал головой в ответ на неведомый внутренний диалог. Петер молча следил за нашим разговором. Я понимал, что происходит по сути. Все были вымотаны, может быть даже Джио, чьи движения в последние дни стали тяжелее. Я в своей эйфории не щадил здоровья группы.
Умберто заговорил снова, исподлобья глядя на меня:
— Даже если мы сожжем это масло, не факт, что нам его хватит. Или что мы закончим до снега.
Умберто хотел вернуться, он уже месяц был вдали от мира, я прекрасно это чувствовал. Экспедиция была моей мечтой, моим проектом — его самого слава не интересовала. И потом, какая слава? Фамилия, указанная в скобках, или примечание внизу страницы в статье, где говорится лишь обо мне. Деньги значили для него не больше. Он наверняка приехал бы и задаром, просто ради удовольствия повидать меня.
— Ты прав, Берти. Я прошу вас просто дать моей идее шанс. Один.
Петер смотрел на реакцию Умберто, подняв подбородок, как пес, ждущий сигнала от хозяина. У меня на секунду сжалось сердце, я вдруг осознал, что Петер — это то, чем когда-то был мой Умберто. Я думал, ни о чем не пожалею из той убогой поры, — и ошибался.
— Если завтра эксперимент не даст результата — сдаемся?
— И возвращаемся. Даю слово.
Слава богу, Умберто кивнул. Приключение продолжается, еще несколько часов.
Вернувшись в палатку после пересчета канистр, я обнаружил, что меня ждет мой друг. Меня поразил его взгляд — долгий и грустный.
— Ты сам оплачиваешь все из собственного кармана. Поэтому ты и хочешь остаться еще, ведь так?
— Да. Я продал
— Университет не утверждал нашу экспедицию. Он наверняка вообще не в курсе. Ты обманул нас.
Ты прав, Умберто, я соврал. Я научился врать в раннем детстве, — это долгая история со вкусом клубники, тебе ее знать не обязательно.
— Извини.
— И ты меня, Стан.
И он ушел на вздохе, унося с собой тот полуслог, который добавлял к моему имени. Я так и не догадался, что это был слог дружбы, что-то вроде нашей с ним игры.
По пятьдесят кило каждая, — канистры слишком тяжелые, чтобы быстро перенести их к леднику, и слишком рискованно жертвовать флягами, переливая туда масло. За неимением резервной емкости пришлось для облегчения веса вылить половину канистры на землю и потерять таким образом литров двадцать горючего. Надеюсь, потом не окажется, что их-то нам и не хватило. Земля у ног Джио с изумлением впитывает черную лужу. Нарыв на горе, почти личное оскорбление.
Так-то двадцать пять литров — не бог весть что. А на высокогорье это вес Вселенной.
Мы тащимся до ледника, сменяя друг друга каждые десять минут. Наш проводник сам берет масло, чтобы перенести его через стенку перед котловиной.
Неприятный сюрприз: наша яма со вчерашнего дня стала на несколько сантиметров меньше. Невероятно. Ледник впитывает влагу из воздуха и таким образом заживляет свои раны. Пока мы спим, он восстанавливается и стирает наши усилия. Он не одержит верх, клянусь. Ведь до цели так близко.
Легкие горят, и я вспоминаю первые дни — вечность тому назад. Но нет уже былого энтузиазма, и близость пещеры под ледяным саркофагом ничего не меняет. Пещера должна окрылять нас, а она ввергает в уныние. Я тоже чувствую эту тоску, которая сочится из камня и заражает душу. Может быть, для горы это способ самообороны. Флер меланхолии, чтобы человек здесь не задерживался, как у тех цветов или насекомых, чей тошнотворный запах отпугивает хищников. А вдруг это для нашей же пользы. Мол, пора возвращаться, ребята. А вдруг?
Джио, Умберто и Петер безучастно сидят у дыры. Я распухшими пальцами отвинчиваю пробку. В яме наши двадцать пять литров растекаются черной жижей и такой тонкой пленкой, что кажутся пятью. Взгляд Умберто — со вчерашнего дня мы не сказали друг другу ни слова. Он не улыбается.
Я чиркаю спичкой. Роняю ее на лужу.
Победа! Мой метод позволил нам за один день растопить пятьдесят сантиметров. Результат кажется смехотворным, однако это в пять раз быстрее, чем кайлами. Если мы выдержим ритм, то через двадцать дней достигнем грота. Может быть, даже раньше, если усовершенствуем технику. Проблема в том, что масло, сгорая, тут же создает между собой и дном ямы слой воды. Эта тонкая пленка каким-то удивительным феноменом изолирует лед от огня. Наш горящий бензин плавает на водяной подушке, не касаясь ледника, и меня снова охватывает странное ощущение, будто ледник — зверь, он оберегает себя и приноравливается к нашим атакам. Если мы пытаемся вычерпать воду, слой масла распадается на островки, они гаснут, и горючее пропадает зря. На исходе дня Петер придумал хитроумную систему желобков, позволяющую отводить воду снизу. Но эту систему нужно постоянно обслуживать, затыкать старые протоки и создавать новые по мере того, как уровень опускается, иначе вытечет в конце концов горящее масло. Настоящая головоломка.