Сто осколков одного чувства
Шрифт:
– Блядь! – сказала Баста. И заплакала. – Не могли как вчера, просто поебаться – и спать лечь...
– Да ладно тебе – буркнул Тапир.
– Импотенты. Суки... Ненавижу... – Баста налила себе в стакан всю оставшуюся водку и выпила залпом. – Романтики, бля...
Тапир набросил на нее одеяло. Баста поежилась, убрала голову в плечи и тихонько завыла. Клещ и Копуша перестали танцевать. Клещ помог Копуше сесть и уселся рядышком, обняв ее за плечи здоровой рукой.
Вторая рука Клеща была сломана в локте. Неделю назад ему сделали операцию, и
У Копуши операция только предстояла, поэтому с завтрашнего дня она переставала пить. У нее была сломана нога. Не слишком серьезно. Через полгода должна была пройти даже легкая хромота.
Тапир с переломанными ребрами только три дня как начал ходить. Ему не повезло. При аварии одно из ребер проткнуло легкое, и две недели он пролежал подключенным к большому чавкающему аппарату, пьющему из него соки.
Что же до Басты, то она уже год была закована в омерзительно-элегантный аппарат, получивший звучную фамилию своего создателя. По месяцу Баста лежала в больнице, потом по два-три валялась дома. Она была старожилкой и встретила и проводила многих. Больше всего на свете она мечтала надеть на больную ногу чулок. Но приходилось довольствоваться шароварами, чтобы скрыть уродливого клеща, прокусившего ее ногу насквозь в четырех местах...
Дед, лежащий на вытяжении, снова вздохнул и пробормотал что-то непонятное.
Четвертая койка в палате – 811 была пуста. Со вчерашнего дня...
– Ладно, – сказала Баста и улыбнулась своей удивительной улыбкой. – Простите засранку. Нервы ни к черту.
– Ничего, – сказал Клещ, – С кем не бывает.
– Спать пора, – сказала Копуша, – пойдем, подруга.
– Пойдем, что ли.
– Мы вас проводим, – подхватился Тапир.
Клещ тоже встал и помог Басте одеться. Копуша кое-как облачилась сама. Девочки взяли костыли и захромали к выходу. Мужики отправились следом, прихватив сигареты.
Дед, оставшись один, потянулся к стулу, взял судно и неловко засунул его под себя. На его лице появилось выражение абсолютного счастья.
Эротический этюд # 52
Часть первая
Шашлычный пятачок на Горбушке. Громко звучит музыка: идет фестиваль на открытой площадке. Камера направляется к одиноко стоящей девушке. Она небрежно одета и на первый взгляд кажется совершенно непривлекательной. Перед ней на столике стоит бутылка пива, а в руке – бутерброд с колбасой. Вид у девчонки неприветливый. Она немного пьяна. В этой и последующих первых сценах она ведет себя как кошка на чужих коленях – напряженно и с готовностью спрыгнуть. И одновременно – так же беззащитно.
Подойдя к девушке, камера молча смотрит на нее. Девица нервничает, но не сбегает и в атаку не бросается. Ждет. Глядя «в глаза» камере.
Мы слышим мужской голос. Он принадлежит хозяину камеру и сразу берет быка за рога.
Он:
Она: (с вызовом) Нет.
Он: Я могу помочь?
Она: А ты кто?
Он: Я – человек, который пробует помочь.
Она: Таких не бывает.
Он: А меня и нет.
Она: Тогда как же ты мне поможешь?
Он: Не знаю. Я попробую.
Она: А что ты попросишь взамен?
Он: Ничего.
Она: Так не бывает.
Он: Только так и бывает. Что ты хочешь?
Она: Увези меня из этого города.
Он: Куда?
Она: Куда хочешь.
В лесу.
Он: Тебе хорошо?
Она: Мне лучше.
Он: Ты хочешь поговорить или помолчать?
Она: Не знаю. Спроси меня о чем-нибудь.
Он: Сколько ночей в году?
Она: Одна.
Он: А дней?
Она: Ни одного.
Он: Сколько лет длится эта ночь?
Она: Не помню.
Он: Я похож на того, кого ты ждешь?
Она: Не знаю. Наверное, нет.
Он: Чего ты хочешь?
Он: Чтобы было хорошо.
Он: Как это сделать?
Она: Не знаю. Нужно дождаться. Но у меня не получается.
Он: Не хватает терпения?
Она: Не знаю.
Он: Ты считала ошибки?
Она: Первый десяток. Потом мне стало страшно, и я перестала.
Он: Ошибаться?
Она: Считать.
Он: С этим деревом ты не ошибешься.
Она: Ты о чем?
Он: Обними его.
Она: Зачем?
Он: Много лет назад здесь была битва. Люди, которым было плохо, били друг друга большими железными палками, чтобы стало еще хуже или капельку лучше. Обними того, кто проиграл. Он теперь живет в этом дереве.
Она: Что мне за дело до него? Это был волосатый, вонючий мужик, который трахал собственную дочь.
Он: Откуда ты знаешь?
Она: Я слышу ее крик.
Он: Врешь.
Она: Вру.
Он: Часто врешь?
Она: Всегда.
Он: Обними дерево. Ты напрасно оскорбила его.
Она: Как я должна его обнять?
Он: Просто. Обнять и прижаться.
Она: Вот так?
Он: Да. Вот так.
Она: Хорошо.
Он: Вот видишь.
Она: Дерево тут не при чем. Хорошо с тобой. Ты скоро ко мне полезешь?
Он: А ты этого хочешь?
Она: Нет.
Он: Значит, нескоро.
Она: Это хорошо. Жалко, что тебя не бывает.
Он: Мне тоже жалко.
Она: Без тебя мне здесь страшно.
Он: В чем твоя беда?
Она: Я – растение. Или животное. А они хотят, чтобы я была человеком.
Он: То есть как они сами.
Она: Да. А у меня не получается.
Он: У меня тоже.
Она: Но ведь ты – один из них.
Он: В том то и дело. Так еще хуже.
Она: А еще я плохая.
Он: Почему?
Она: Меня двое. Или трое. Они все разные.
Он: И не слушаются друг друга?
Она: Они друг друга убивают.
Он: Как?
Она: Не знаю. Вот сейчас одна из них хочет, чтобы ты ко мне полез.
Он: А вторая?
Она: А второй будет больно, если ты это сделаешь.