Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску

Иваск Юрий Павлович

Кроме Одоевцевой и Маковского никого из «свидетелей» больше нет [415] . Свидетели это притом плохие: Одоевцева поздно приобщилась к Цеху и акмеизму, да и всегда была птицей. Маковский, несмотря на «Аполлон», был в стороне и, в сущности, on ne le prenait jamais au serieux [416] . Он в старости стал менее глуп, чем был тогда, и даже стихи стал писать все-таки лучше. Злобин ни малейшего отношения не имел [417] . Что написано об акмеизме? Многое, и ничего такого, что надо бы выделить. Какие-то мелочи, взгляд и нечто. Кстати, видели Вы недавние воспоминания Всев. Рождественского в «Звезде»? Его презирал Гумилев, но он был близок к позднему акмеизму. Воспоминания не без подлости: будто он и тогда понимал, что это буржуазная накипь. А не понимал он ничего и, говоря с Гумилевым, потел и краснел от почтительности [418] .

415

Несмотря на возражения Адамовича, все далее названные поэты были записаны Иваском и проф. У. Викери на магнитофон.

416

Его

никогда не принимали всерьез (франц.).

417

Владимир Ананьевич Злобин (1894–1967) — поэт; душеприказчик Мережковских.

418

Речь идет о публикации книги Вс. Рождественского «Страницы жизни» в журнале «Звезда» на протяжении 1958–1959 гг.

Насчет Рейзини и «Опытов»: если он Вам ответил бы на письмо это было бы чудом. Он вообще отвечать не склонен, а теперь, став Рокфеллером, не считает это и нужным. Но это ничего не значит. Я его «в принципе» должен видеть здесь, во Франции, в конце лета или осенью — и тогда Вам напишу. При его нраве и его делам <так!> он может когда угодно стать опять нищим. Но едва ли. И едва ли он от своего предложения откажется.

Я был в Мюнхене и по вечерам бродил с Чинновым по местным «Фестивалям». Было очень приятно и отдохновенно, и мы вспоминали Вас. До свидания, дорогой Юрий Павлович. Как Вы вообще живете? Я в обычном летнем маразме, читаю (для англ<ийского> предисловия) «Петербург» Белого, отчего мой маразм удесятеряется.

Ваш Г.А.

81

20/Х-<19>59 Manchester

Дорогой Юрий Павлович

Вчера прибыл в Манчестер и нашел Ваше письмо. Я очень виноват перед Вами, знаю. Не сердитесь на меня за молчание.

Марию Сам<ойлов>ну я видел несколько раз. Она сообщила мне («по секрету»), что вскоре должна получить «немножко денег» и намерена издавать журнал — если «Опыты» прекратятся. Узнав, что Рейзини склонен их взять, она заявила, что могла бы войти с ним в компанию, «в какой форме он захочет». Свой журнал она хотела бы сделать не совсем таким, какими были «Опыты»: шире, в расчете на менее изысканных читателей. Возник (в разговоре) вопрос о редакторстве: она предложила мне разделить его с Вами. Я решительно отказался и, зная, что о редакторстве мечтает С.Ю.Прегель, — к тому ясе ее родственница, — выдвинул ее. На это М<ария> С<амойловна> ответила, что «Юрию Павловичу Прегель не подходит», и вообще скисла. Все это я Вам сообщаю вполне откровенно, чтобы Вы знали положение дел. А развитие предвидеть трудно.

Рейзини в Нью-Йорке до Рождества. М<ария> С<амойловна> собирается вступить с ним «в контакт». Но Рейзини может и раздумать, полагаться на его слова нельзя. Во всяком случае, если бы журнал был, с Рейзини или без него, и если бы издатели (или изд<атель>ница) хотели бы моего участия в редакции, я на крайность согласен на «при ближайшем участии», и тогда журнал бы привлек еще кого-нибудь, пожалуй, Б.Зайцева или (хуже) Степуна. Издание журнала на гектографе и все такое — чепуха, на это идти нельзя. Вас М<ария> С<амойловна> «обожает». Но считает, что Вы — мимоза, фиалка и лилия, а публике нужна пища более грубая. Надеюсь, при встрече Вы уговорите ее, что не так уж эфирны и сверх-утонченны.

«Н<ового> Журнала» еще не видел. Когда прочту, Вам напишу, раз Вы этого хотите [419] . «Мосты» меня тоже почему-то смущают, хотя не знаю почему. Впрочем, я туда ничего не дал скорее по лени, чем из соображений высокопринципиальных. Не помню, писал ли я Вам, что видел в Мюнхене Чиннова. Если писал, то глупо писать то же вторично.

До свидания, дорогой Юрий Павлович. В Манчестере я веду жизнь менее бестолковую, чем во Франции, и был бы искренне рад возобновлению регулярной переписки с Вами, о смысле жизни и о вещах мелких, хотя и утешительных.

419

Вероятно, Иваск интересовался мнением Адамовича о своей прозе: Иваск Ю. Я уеду в Юкатан // НЖ. 1959. Кн. 57.

Ваш Г Адамович

P.S. Сейчас впервые читаю (для справок) книгу Струве о литерат<уре> в эмиграции. Со мной у него несомненно какие-то тайные счеты, от меня ускользающие [420] .

Пишите пока в Университет, т. к. мой частный адрес должен измениться.

82

23/ХII-<19>59 <Париж>

Дорогой Юрий Павлович

С Новым Годом! От души желаю всего, что можно, — и радуюсь, что Канзасская республика считает нужным командировать Вас в Европу. Но когда? В какие сроки? Спасибо за письмо (или даже за письма) и стихи. Первое («предплечье») хорошо действительно, и с непривычной для Вас «тяжестью», что я лично, в стихах и люблю, Второе мне меньше по сердцу, но это оценка личная и, значит, не существенная. А о «Юкотане» <так!> в «Нов<ом> Ж<урнале>» написали прелестно, — и это уж бесспорно [421] .

420

Речь идет об известной книге: Струве Г. Русская литература в изгнании. Нью-Йорк, 1956. Ее рецензировал Иваск (Оп. 1956. № 7. С. 106). В письме к Одоевцевой от 17 июня 1956 Адамович писал о ней: «Вы спрашиваете, что я думаю о книжке Струве. Ничего не думаю. Я о ней слышал и слышу со всех сторон, но на старости лет предпочитаю избегать раздражений и всего прочего, а так как обо мне там, по слухам, написаны всякие гадости, то я ее и не собираюсь читать. Собака лает, ветер носит» (Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды. С. 429).

421

См. примеч. 419.

Рейзини я ничего больше об «Опытах» не писал. К чему? По-моему, все это — суета, из которой реального ничего не будет. Я в Париже до 15 января. Пожалуйста, напишите. Бедного Чиннова, по-моему, обижают в Мюнхене (там была Червинская), но Вы ему об этом не пишите, т. к. он хотя это и чувствует сам, но как всегда и все люди, думает, вероятно, что заблуждается [422] . Я должен быть в Венеции 28 июня — 4 июля, где будет толстовский фестиваль [423] . Не пошлет ли Вас туда Канзас? Если возможно, я пришлю Вам сведения. Это нечто довольно пышное, но без Алекс<андры> Львовны, т. к. будут люди «оттуда» [424] . Шлю всякие чувства, самые искренние.

422

Несколько

позднее, 30 апреля 1960, Адамович писал Чиннову, явно пытаясь помочь ему: «…то, что Вы пишете о Мюнхене, о себе и прочем. Я догадываюсь, читая между строк, — если читаю верно. Червинская немножко испортилась во всех смыслах, но я думаю, Вы могли бы, с ней все-таки подружиться. Что ее тянет к местному бомонду и что она считает себя и держит себя ведеттой, не сомневаюсь. Но за этим есть и другое» (РО ИМЛИ. Ф. И.Чиннова). А почти через год Чиннов сообщал Иваску: «А Лида Ч<ервинская> (это между нами) такую интригу и бучу подняла в русск<ой> ред<акции>, что назвали ее Лумумбой — и отделили: гл<авный> редактор отказался с ней работать. Истеричка она» (Чиннов И. Собр. соч. Т.2. С. 165; письмо от 30 ноября 1960 из Мюнхена).

423

Имеется в виду международный конгресс, посвященный 50-летию кончины Л.Н.Толстого, проходивший в Венеции с 29 июня по 2 июля 1960. См. Письмо 86. Среди отзывов об этом конгрессе, опубликованных в «Русской мысли», была и статья Адамовича (РМ. 1960. № 1566, 18 августа. С. 4, 5).

424

A.Л.Толстая на протяжении долгих лет в СССР считалась активной антисоветчицей, и советским гражданам запрещалось с нею встречаться.

Ваш Г.А.

83

14/II-1960 30, Danison Road Victoria Park Manchester

Дорогой Юрий Павлович

Во-первых, позвольте заявить претензию в обиду: я читал в полу-дурацком изложении Трубецкого о Вашей брошюре, посвященной стихам Чиннова. Почему Вы мне этот труд не прислали и даже не известили о нем? [425]

Во-вторых, спасибо за письмо. Перевод Bradley — ничего, сносен [426] . Но, полагаю, это не мои стихи, а его, — как, впрочем, и всегда в переводе.

425

Речь идет о редкой и неизвестной нам de visu брошюре Иваска: Разбор двух стихотворений Игоря Чиннова. Изд. Канзасского университета, 1959 13 с. Тираж 40 экз. Ю.П.Трубецкой писал о ней: Ю.Иваск о стихах Игоря Чиннова//РМ. 1960. 21 января.

426

Возможно, имеется в виду Филипп Брэдли, впоследствии переводивший мемуары Н.Н.Берберовой на английский язык. Его переводы стихов Адамовича нам неизвестны.

Почему Одоевцевой не следует знать, что важный какой-то квакер одобрил Ваш проект об акмеизме? Я ей, конечно, этой тайны не разболтаю, но не понимаю; почему это тайна. Квакеры — люди почтенные и «приятные во всех отношениях» [427] : Желаю Вам с ними успеха

Относительно Ульянова-Вишняка: это, в сущности, обычная эмигрантская «склока». Но прав Вишняк [428] . Вы пишете, что У<льянов> лично мил, но пишет он черт знает что и даже черт знает как (т. е. по блеску дурного тона). Не могу забыть его «земного поклона Маковскому» не так давно в «Н<овом> Р<усском> С<лове>» [429] и прочих прелестей. Теперь Вишняк напал на Гуля, который мне пишет с намеком, что я должен его защитить. Но об Азефе я мало знаю и ни в какие полемики о нем пуститься не могу [430] .

427

Отсылка к «Мертвым душам» Н.В.Гоголя.

428

Полемика Н.И.Ульянова и М.В.Вишняка шла на страницах «Русской мысли» и «Нового русского слова». Ср. в письме Ю.Терапиано к В.Ф.Маркову:

Сегодня опять в «Р<усской> м<ысли>» Вишняк отвечает Ульянову. Я принципиально против «сведения счетов», тем более что все наши споры на руку нашим врагам, а все спорящие, в первую очередь, стараются сказать «последнее слово», а мало думают об объективной истине. Разбираться в «методах сыска» тоже не хочется, но я раз здесь Ульянов говорил, что сидел в то время в тюрьме, когда, по Николаевскому, сотрудничал в советском журнале, то «мутно» на душе — все это представляется ненужной человеческой путаницей.

На днях мне дали книгу Р. Гуля «Жизнь на фукса», издание Госиздата в 1927 г. (а сам Гуль был с 1918 г. за границей, в Германии), — он тогда, как сам пишет, «хотел сотрудничать в советской газете» («Накануне»). А теперь… Но стоит ли задумываться над тем, как осуществляется принцип мимикрии в «виде» «человек»?..

(Письма Терапиано. С. 333)

429

Эта статья нами не разыскана.

430

24 февраля 1960 Р.Гуль писал Чиннову:

Спасибо за роскошные слова об «Азефке». «Азефка» неплох и, главное, выполняет все назначенные ему функции: хорошо расходиться по-русски, проходить в переводы и «интриговать» фильмовых «продюсеров» (чудесное слово, не правда ли?). Ах да, и свою последнюю, довольно гадкую функцию, — возмущать эс-эров — он тоже более-менее выполняет сносно. Вообще, «Азефка» функционирует… А, кстати, знаете ли Вы, что подлинная, живая жена Азефа — жива и живет в одном со мной городе, сиречь в Нью-Йорке? И один сын жив — профессор. Другой умер.

(Письма к Игорю Чиннову / Публ. О.Ф.Кузнецовой // НЖ. 2002. Кн.226. С. 160)

От Чиннова я получил на днях большое и очень милое письмо. Как я Вам уже говорил, я между строк его чувствую, что ему живется не легко. Но по крайней мере литературно он теперь в почете, — хотя это и отрицает. Хочет издать книгу стихов. Это хорошо, и книга, наверно, будет хорошая. Надо будет и Вам, и мне о нем написать [431] .

Ну, вот — а все остальное тоже между строками. Простите, что не могу послать Вам моего «Маклакова» [432] . У меня было всего несколько своих экземпляров, и они уже разошлись. Да Вам он и не очень интересен, хотя кое-что там написано не совсем отсутствовавшим автором, т. е. не совсем равнодушно и механически. Но только кое-что.

431

Имеется в виду книга «Линии» (Париж, 1960). И Адамович (Стихи Игоря Чиннова // НРС. 1961. 4 июня), и Иваск (Там же. 1962. 18 февраля) ее отрецензировали.

432

См. примеч. 379. В письме к С.Ю. Прегель от 19 февраля 1960 Адамович замечает: «Хотя книгу о Маклакове писал наспех и не всегда все поговаривал до конца, все-таки во всякое писание попадает что-то “свое”»

(Письма Адамовича. С.301).