Сто рассказов из русской истории. Жизнь Эрнста Шаталова. Навеки — девятнадцатилетние. Я вижу солнце. Там, вдали, за рекой
Шрифт:
— Записать это? — спросил Зосим.
— Послушайте, люди, чем сыпать здесь проклятиями, вы бы лучше поинтересовались, кто выдаивает наших коз! — вскочил Эдемика Горделадзе.
Я и Хатия похолодели.
— Я в Ксениных понуканиях не нуждаюсь, — продолжал Эдемика, — работаю на совесть! А тех, кто не работают, нет и на собрании!
— Об этом-то и речь! Это нас и интересует: где они? — встал Кишварди.
— Меня интересует, кто ворует наше молоко! — крикнул Эдемика.
— Правильно! — поддержали его Мака, Мина,
Народ заволновался, зашумел. Зосим вовсю стучал карандашом по колокольчику, но его никто не слушал.
— Да тише вы! — крикнул Кишварди. — Эдемика Горделадзе, о каких козах идет речь? Говори ясно!
— Я скажу про свою!
— И про мою скажи! — попросила Мина.
— Пусть каждый заботится о своей козе! — бросил кто-то реплику.
— Правильно! Слово предоставляется козе… то есть Эдемике! Выходи, Эдемика!
— Я скажу с места!
— Ну, начинай!
— Не знаю даже, с чего начать…
— С хвоста, Эдемика!
Эдемика почесал в затылке, потом посмотрел на меня. Я не выдержал его взгляда, потупился. Эдемика покачал головой — дескать, попляшешь ты у меня, — и глубокомысленно изрек:
— Соседи! Коза — это вам не корова!
— А ты почем знаешь? — спросил недоверчиво Бежана.
В комнате захохотали.
— Кишварди, скажи этому дуралею, пусть заткнет глотку, иначе я отказываюсь говорить! — обратился Эдемика к президиуму.
— Бежана! Еще одно слово, и я выведу тебя! — предупредил председатель Бежану.
Тот прикрыл рот рукой и обратился в слух.
Эдемика продолжал:
— Моя коза — вы знаете ее, она хромает на заднюю ногу, — в день дает две бутылки молока…
— И тебе не стыдно эксплуатировать козу-инвалида? — спросил кто-то.
— Ногу ей сломал не я, а молоко одинаковое у всех коз… Я продолжаю. Дает, значит, она две бутылки молока: одну — утром, вторую — вечером… Что же теперь получается? Утром я надаиваю одну бутылку, а вечером коза возвращается без молока! То есть бутылка молока пропадает! А что такое бутылка молока? Это все равно что бутылка крови! Так говорит наш врач.
— Ну, послушать нашего врача, так один королек [21] равен двум яйцам, а два королька — одной курице… — сказал Виссарион.
— А что, разве не так? — набросился на него Эдемика.
— Так, конечно. Вот я посадил у себя одно корольковое дерево, и теперь не нужны мне ни куры, ни курятник… Придет гость — подам ему вместо курицы королек!
— Я не знаю, кому что ты подашь, но бутылка молока — это, по крайней мере, полбутылки крови! — сбавил Эдемика.
21
Королёк — разновидность хурмы.
— Уступи еще немного! — крикнул кто-то.
— Не могу! Это установлено наукой! —
— Скажи в конце концов, кто отнимает у твоей козы эти полбутылки крови? — не вытерпел Зосим.
— Не у козы, а у меня! У меня этот негодяй высасывает кровь! — взорвался Эдемика, ударив себя в грудь. Он подошел к столу, схватил графин с водой, отпил несколько глотков, хотел еще раз ударить себя, но Зосим перехватил его руку, опустил ее и обратился к собранию:
— Кто еще среди вас пострадавший?
— Я! Я! Я!.. — повскакивали с мест Мина, Мака, Машико и Васаси.
— Пострадавшие пусть крикнут «мэ-е-е!», — предложил Бежана.
В комнате опять поднялся хохот.
— Слышишь, Кишварди? Он еще и издевается над нами! — побагровел Эдемика.
— Бежана! Выгоню тебя вон! — пригрозил председатель. Бежана затаил дыхание. Председатель жестом велел Зосиму продолжать.
— Сколько литров крови дает твоя коза, Мина?
— Четыре!
— Твоя, Машико?
— Моя — три.
— Твоя, Мака?
— Моя — всего литр, она беременна…
— Твоя, Васаси?
— Два!
— Сколько же это получается? Четыре, да три, да один, да два, да еще Эдемиковых два…
— Двенадцать! — крикнул колхозный бухгалтер.
— Раздели теперь двенадцать на два!
— Это еще почему? — насторожился Эдемика.
— Потому! Половину-то молока берете сами?
— Берем…
— Ну вот… Следовательно, в чем заключается задача?
— Узнать, чем доятся козы — кровью или молоком! — ответил Бежана.
— Заткнись, олух! Задача заключается в том, чтобы определить, кто выдаивает чужих коз!
Грянули аплодисменты.
— Нечего тут определять и устанавливать! Мне все известно! — заявил Эдемика.
— Ну так говори, черт!
— Я бы сказал, да неудобно… — и Эдемика искоса взглянул на тетю.
— Говори, Эдемика! — проговорила побледневшая тетя.
— Кето, ты знаешь, ради тебя я готов идти в огонь и в воду… — сказал, запинаясь, Эдемика, — но если я промолчу, будет хуже для твоего мальчика…
В классе наступила напряженная тишина. Все повернулись ко мне и вдруг зашумели:
— Врешь, бессовестный!
— Кто тебе поверит!
— Сам лопает молоко, а сваливает на других!
— Садись, Эдемика, и молчи!
— Докажи, что это так!
— Погодите, люди! Дайте ему досказать!.. Говори, Эдемика, что тебе известно? — сказала спокойно тетя.
— Мне, дорогая Кето, известно одно: пришел как-то ко мне утром Сосойя, с ним была и Хатия… — Эдемика взглянул на Хатию. Она сидела не двигаясь и улыбалась. — Попросили они у меня козье молоко, сказали — для больного… Я отказал им. А вечером моя коза вернулась с пустым выменем… Дети в тот день побывали и у Маки, и у Машико, и их козы также пришли домой выдоенными… Так продолжается вот уже неделю… Правду я говорю, женщины? Отвечайте!