Сто тысяч добрых дел. Рассказы
Шрифт:
И тут её прорвало. Девчонка час болтала без умолка сначала о своём приятеле, который тоже Марк. С ним она училась в школе. Потом – о классной руководительнице, дальше – о вороне, что жила на дереве по дороге домой и пугала соседку, затем – о сожителе этой соседки, который ненавидел собак, потому что они его покусали…
Ловко перебегала с темы на тему. Говорушка – не остановишь!
– Кстати, а собаки здесь есть? – наконец, сделала остановку и посмотрела на ошарашенного собеседника. И не дав ответить, продолжила тарахтеть про то, что любит собак и кошек, что у брата подруги, которого
Не верящий в реальность происходящего Марк к этому времени сидел на дороге.
– Трещотка! – заключил старик.
Такого количества слов он не слышал, наверное, за всю свою жизнь!
2.
Открыли давно заброшенный медпункт. С трудом отыскали его среди колючих зарослей. Навели маломальский порядок и поселили туда приезжую. За это время девчонка заговорила всех до головной боли. Между её впечатлениями о поездке на вездеходе, болтовнёй о многочисленных знакомых и просто случайных людях, исторических событиях и политиках, выяснилось, что приехала она сюда на месяц или около того, пока не заберут назад.
– Надежды на это никакой! – предположил дед Марк. – Вероятно, там она уже всех достала. Кто ж такую трещалку обратно захочет?!
Надо сказать, что бывший поселковый аккордеонист – единственный из всех, кто успевал вставить хотя бы слово в ее говорильню.
– Как твоё имя, стрекоталка? – когда практикантка рассуждала о ценах на газ, которого в здешних местах отродясь не было, успел поинтересоваться Марк.
– Ола, – и тут же принялась зачем-то объяснять про полезные свойства женьшеня.
– Ола? – переспросила сильная и гордая Хелен, которая когда-то работала учётчицей на деревообрабатывающем заводе.
Пятнадцать жителей посёлка переглянулись.
Имя не прижилось. Жужжалка, сорока, тарахтелка – девчонку называли как угодно, только не Олой. Впрочем, в отдалённых провинциальных поселениях в этом нет ничего обидного. Здесь всех знают по шутливым прозвищам, а не по именам.
Приезжая всполошила весь посёлок. Они уже лет десять как не собирались вместе. А тут столько разговоров. Сначала бесконечно слушали эту трещотку, потом принялись её обсуждать.
Тут услышали гитару со стороны медпункта. Приезжая бренчала что-то непонятное, но вполне оптимистичное. Ничего такого не было со времен клуба!
– Плохо получается, – заметил Марк.
– Может свой инструмент принесёшь? – предложила Хелен.
– Я давно уже не играю, – смутился старый аккордеонист…
Разошли глубоко за полночь.
На следующий день возле покосившегося медпункта выстроилась очередь из пятнадцати человек. Приезд автолавки не вызывал такого ажиотажа! Что поделать – у каждого пожилого человека свои болячки. В крохотной общине их целая коллекция: гипертония и атеросклероз, подагра и радикулит, простатит и диабет…
Тут выяснилось, что практикантка ничего делать не умеет, даже уколы. Большинство болезней вообще не знает. Что можно ждать от второкурсницы медицинского училища? Зато языком молола, не переставая.
Болтала обо всём, что приходило на ум. Про знакомых парней и подруг, мамашу, о которой скучала, отце, которого давно не видела и обижалась на него, о педагогах из медучилища, а также про Америку, особенности мексиканской кухни, долму и лемуров…
И что с такой делать?
– Совсем глупая, – возмущался Борис, в далёкой жизни – истопник. – Мелет, ничего в жизни не соображая.
– Больше мы к ней не пойдём, – решили жители. – Зачем она нам здесь со своим длинным языком? Потом и про нас разнесёт на весь белый свет!…
Со стороны медпункта раздавались малопонятные звуки. Ола снова мучила гитару…
3.
В ту ночь Марку приснился сон. Давно он не ощущал ничего подобного. А тут: ярким солнечным днём он, мальчишка, шёл с мамой по берегу большой реки. Или даже не реки, а моря, самого настоящего! И мама его – молодая, красивая. Боже, сколько лет он её не видел! Думал, что забыл совсем. И вдруг на излёте жизни всё вернулось! И ещё – яркое солнце над ними!
Марк проснулся.
– Что это было? – невольно вырвалось у него.
Когда вышел на улицу, увидал остальных. Они стояли и смотрели на небо, словно что-то там высматривали среди густых серых облаков.
– Вы – тоже?! – удивился он.
Никто не ответил, но Марк и так понял.
– Значит, тоже, – покачал он головой.
Все снова потянулись в медпункт. Смотри, дорожку даже протоптали! Ола сидела грустная на крыльце, но, завидев делегацию, искренне обрадовалась визитёрам.
Дальше всё повторилось. Практикантка, не слушая пациентов, тарахтела обо всем на свете, а они потом снова ругались меж собой: как такую ненормальную к ним прислали?!
А ночью – снова сны. У каждого свои, но у всех красочные. С родными, молодыми, беззаботными и радостными; нарядными домиками и улицами в праздничном городке. И в каждом таком сне много солнца!
Это повторялось ещё несколько дней.
– Больше так не могу! – не выдержав, взбунтовалась Рита, которая когда-то трудилась железнодорожным кассиром. – Я, конечно, понимаю, что это только сон, но боюсь просыпаться. Мои родители словно живые. И муж, который так меня любил. Каждую ночь приходит с цветами и шампанским. Я его усаживаю за стол, и мы говорим…
– Да, после такого трудно просыпаться. Лучше умереть, – подтвердил Марк. Открываю глаза – и всё пропадает мгновенно. Как будто и не было моей жизни. Кругом – старая рухлядь и обломки.
– Что же нам делать ? Дальше так продолжаться не может! Я думала принять упаковку снотворного, чтобы больше никогда не просыпаться, но это – великий грех, – едва не заплакала Вита, самая почтенная жительница поселения, в прошлом – библиотекарь.
Договорились больше к практикантке не ходить. И, действительно, весь этот день Ола просидела одна в своем никчёмном медпункте. К вечеру теперь уже девушка не выдержала и сама пошла к людям, только все или запирались, или бежали от неё как от чумной. Поговорить девушке ни с кем не удалось.