Сто тысяч миль
Шрифт:
— Слишком долго. Это слишком долго! — вскрикнула я. — Не для нас. Для него…
— Да. Слишком долго, — констатировала мама. С большим трудом смогла дотянуться до кнопки на панели рядом: — Господин Канцлер, прошу вас, отмените виток. Пациент не выдержит столько. Пожалуйста, сэр.
В ответом молчании я слышала только оглушительный стук собственного сердца. Чтобы изменить курс, нужно было включить резервные двигатели на сгораемом топливе. Тяги одних ядерных для изменения курса уже было не достаточно. И тогда… Тогда корабль должен начать терять массу. Ускорение увеличится. Значит, увеличится сила
— Я тебя понял, Эбигейл, — наконец, отозвался Кейн. Видимо, принял решение.
— Запуск системы дополнительной реактивной тяги, — вслед за ним пробормотал механический голос. Тут же корабль снова встряхнуло. Потянуло вверх и вправо. — Запуск успешен. Коррекция курса. Начат манёвр стыковки. Стыковка со шлюзом 11-Е-3 через шестьсот секунд. Курс на сближение.
Пульс тяжело забился где-то в горле, когда на тело словно навалилась бетонная плита. Казалось, его окутали невидимые путы. Не сдвинуться. Не пошевелиться. Кровь как будто превратилась в желе, сердце надрывалось, пропихивая её по сосудам. Закружилась голова.
Чёртов второй закон Ньютона. Проклятая физика.
Пип. Пип. Пип. Давление на мониторе поползло вниз. Пульс тоже. Цифры сменяли друг друга и, будто счётчик судного дня, медленно вели обратный отсчёт. Я попыталась пошевелиться. Ноги не слушались. Не слушалось ничего. Дышать стало так тяжело, что перед глазами поплыли цветные круги.
— Стыковка со шлюзом 11-Е-3 через триста секунд. Курс на сближение, — монотонно повторила система.
Пип. Пауза. Пип. Пауза. Сорок два. Сорок один. Нет. Нет… Кости будто налились свинцом. Я пошевелила пальцами и приподняла запястье, чтобы его снова прижало ускорением. Задыхаясь от страха, посмотрела на маму. Она глядела на меня с молчаливым сожалением. Молчаливым «я предупреждала, дорогая». Мы ничего не могли сделать. Не могли даже встать на ноги.
Она пришла сюда не помогать. Она пришла, чтобы быть рядом, когда случится неизбежное.
— Стыковка со шлюзом 11-Е-3 через сто восемьдесят секунд. Курс на сближение.
Я закусила губу. Сжала пальцы, впиваясь в ладони. В голове зазвенело и стрельнуло адской болью, когда я зажмурилась. Слеза сползла вниз по щеке так быстро, что я её почти не почувствовала. Мы же так близко. Так близко…
— Быстрее, тупая ты железяка. Лети быстрее, — прошептала одними губами.
Пип. Тишина. Пип. Тишина. Пип. Он умирал, а я даже не могла быть рядом. Коснуться. Помочь. Спасти. Только смотреть. Жестокая насмешка судьбы в ответ на мои попытки её переиграть. Горький урок, что от смерти не убежать даже на скорости двадцать тысяч миль в час.
— Стыковка со шлюзом 11-Е-3 через шестьдесят секунд. Курс на сближение.
Тишина. Пустая. Страшная. Пип. Оборвавшееся. Резкое. Последнее. Обернувшееся долгим, стонущим, протяжным. Сплошной линией, разрезавшей экран пополам. Перечеркнувшей всё. Его грудь приподнялась, когда очередную порцию воздуха в лёгкие механически вдул аппарат ИВЛ.
А запасного сердца ещё не изобрели.
Никто не захотел брать моё.
Физика выпихнула из лёгких воздух. Я не торопилась вдыхать новый. Всё поплыло перед глазами.
— Внимание! Стыковка через пять. Четыре. Три. Два. Один…
От внезапного торможения встряхнуло. Крепления шлюза, будто клешни, схватились за корпус.
— Добро пожаловать на станцию «Ковчег», — пробормотала система, а я уже вскочила на ноги. Шаталась, но вполне могла идти. Бежать. Шлюзы раскрылись с шипением.
— Сюда. Сюда! Быстрее! — заорала кому-то мама.
Несколько смельчаков из её подчинённых вбежали внутрь. Не испугались вируса. Не испугались карантина. Окружили Беллами, отталкивая меня в сторону. Стащили прежние датчики. Оставили только ИВЛ. Прицепили специальные приборы к груди и вискам, вкололи стимуляторы, покатили по коридорам. Смотрели что-то в планшете. Что-то говорили. Бегали пальцами по экрану. Я едва успевала следом, израсходовав весь свой запас сил на бесполезную борьбу с инерцией.
— Есть! Есть пульс…
— Сильная гипотермия. Гиповолемия, возможен шок… Нужен норэпинефрин…
— Есть альбумин? Плазма? Допамин? И срочно подробную КТ…
Успели? Мы успели? Успели…
Всем телом я прилипла к прозрачной перегородке. Мама и её помощники уже вовсю занимались своим делом. Укутали Беллами в согревающее электроодеяло. Стабилизировали показатели. Напряжение отхлынуло резкой волной. Конечности затряслись. Захлебнувшись истерическим всхлипом, я осела на пол. Всё дрожало от облегчения, накрывшего, будто цунами. Перестать всхлипывать не получалось. Обхватив себя руками, я просто наблюдала за ними. Думала, что у меня получилось. Понимала, что переписала концовку. Плакала. Рыдала, не в силах перестать. Обманщица. Счастливая.
Мир померк в темноте.
Очнулась я в кровати незнакомой каюты. Первые пару секунд даже думала, что это очередной сон про «Ковчег», а потом запоздало накрыло осознанием — я в самом деле здесь. Вернулась и отключилась тогда, когда не должна была. В самый ответственный момент. Откинув одеяло и вскочив с постели, я тут же ткнула в кнопку на двери. Она выпустила меня в просторный зал. Мама оторвалась от компьютерной панели, за которой работала, и взглянула на меня, полусонную, растрёпанную и отчаявшуюся.
— Что с ним? Как он?!
— И тебе доброе утро, дорогая, — приподняв одну бровь, усмехнулась она. — С нашим пациентом всё замечательно. Полностью стабилен. Ещё несколько дней в глубоком сне — и будет как новенький. Буквально. Потому я решила дать тебе отдохнуть. Ты отключилась от стресса и переутомления, и ничего хорошего в этом нет.
— Где он?
— Успокойся, приведи себя в прядок, боги, хотя бы причешись и переоденься, а то это же…
— Где он?! — воскликнула я куда более напористо, угрожающе шагнув вперёд.
Мама сверлила меня недовольным взглядом несколько секунд. Поняв, что я не сдамся, отмахнулась и пробормотала в ответ номер каюты. Не теряя ни мгновения более, я развернулась на пятках и рванула прямо по коридору. Помятая одежда? Растрёпанные волосы? Плевать. Здесь всё равно должна быть карантинная зона. Кому какое дело до дурацких правил, если я не могла спокойно дышать, не убедившись, что он в порядке?
Беллами и правда мирно спал в широкой постели в просторной каюте. Его до сих пор оплетали трубки и датчики, но теперь это не пугало. Все изменения жизненно важных показателей фиксировались и выводились на настенную панель. Норма. Мама не солгала.