Сто удач и одно невезение (Свидание вслепую)
Шрифт:
И отвел Захара за стойбище, к одинокому небольшому чуму. Это было что-то вроде сауны: в центре большие круглые камни в поддоне, разогреваемые снизу костром, небольшое отверстие в крыше для вентиляции, емкости с водой.
Осип парился вместе с Захаром. Долго. Очень долго, напевая убаюкивающие заклинания, поддавая на камни какие-то зелья-настойки. Потом, ничего не говоря, вышел, оставив Захара одного, через полчаса засунул голову в разрез шкуры на входе и приказал:
– Выходи!
Не, нормально?! За бортом марток, морозец к тридцати, а он одежду забрал и – выходи!
Захар вышел в клубах поднимающегося от голого тела пара. Осип указал ему на небольшую площадочку утрамбованного снега, и когда Захар послушно встал туда босыми, горящими от перепада температур ступнями, шаман вылил на него ушат еле тепленькой родниковой водицы.
– Одевайся! – приказал.
В этот вечер шаман отменил спортивно-оздоровительные мероприятия на грани пыток изуверских. Осип указал Захару место у очага в центре чума, рядом с собой. Захар сел, как и шаман, скрестив ноги. Осип помолчал, покурил тонкую трубочку, с которой не расставался никогда, и вдруг улыбнулся, спрятав в щеках глаза-щелки.
– Однако, жизнь ухватил, Захарка! Завтра в стадо пойдешь, с чукчами олешек арканить, зверя почувствовать!
Помолчал, смотрел загадочно, в прищур на Захара, затянулся трубочкой, выпустил клубы дыма.
– Ты, Захарка, помнишь, где водили тебя? – спросил неожиданно, с нажимом.
– Ты про сны, которые я видел, спрашиваешь? – уточнил Захар.
– Однако глупый ты, Захарка! – издал скрипучий смешок Осип. – Это не сны, это ты в стране душ маетных, между мирами ходил.
– Не ходил, – всплыло перед глазами Захара калейдоскопом пережитое и виденное, – я оленем был, который в болоте застрял и вырвался, орлом, барсом, дрался за добычу, воином был разных народов.
– Никогда другим не рассказывай, нельзя! – предупредил Осип. – Великий Дух проверял тебя на жизнь. Удостоил! А помнишь, кто тебя назад вывел? – спросил, глядя Захару в глаза, шаман.
– Ты.
– Не моя! – покачал головой шаман. – Моя проводник, к Великому Духу обратился, он решал! Разрешил тебя назад вывести тому, кому ты нужен, однако!
Захар задумался над странной фразой.
– Женщина песню пела, позвала, – сказал Захар, окунаясь в яркое воспоминание. – И руку протянула, такую тонкую ладошку, я схватился, и она потянула и вытащила. Сказала: «Я с тобой».
– Твоя! – кивнул Осип.
– Да, – согласился Захар, – жена у меня, Ирина. Переживает очень, боится за меня.
– Не она, – выпустив порцию дыма, оповестил Осип, – другая. Твоя!
Захара поразили его слова и спокойная уверенность, с которой Осип утверждал нечто известное только ему. Он хотел было расспросить, да шаман не дал, остановил предупреждающим взглядом.
– Идем, покажу, что в тебе было, – позвал, поднимаясь с места, Осип.
Он привел Захара назад, к банному чуму, и повел дальше, к площадочке, где обливал его из деревянного ушата.
Ткнул трубочкой – смотри!
Там, где стоял поливаемый водицей Захар, среди девственно-белого, голубоватого сверкающего снега темнела почерневшая проплешина.
– Однако далеко ушел, еле вернулся, принес в себе много из того мира. Смыли, в землю ушло!
К назначенному Осипом времени для возвращения Захар научился арканить и скручивать оленей, перетаскал на плечах всех ездовых упряжки Осипа, бегал по целинному снегу по пять-десять километров, отжимался по тридцать раз, загорел от солнца и блискучести снежной, обливался еле теплой водой каждый день, научился понимать язык чукчей. Он был любимым развлечением и детей, и взрослых. Они учили его, крича что-то веселое, малышня висела на нем гроздьями, называя его «Захарка – носитель собак».
Через три месяца Василий Маркелович, выбравшийся первым из нарт, Захара не узнал, пригляделся – и аж рот открыл. Постоял, посмотрел, развернулся к Осипу и отвесил ему поклон до земли.
– Спасибо тебе, шаман великий, за друга нашего. Спас! С того света вытащил, век не забудем…
– Однако завтра поедете, – сказал Осип, – сегодня праздновать станем, песни петь, олешка кушать, ночевать останетесь.
Провожая следующим утром Захара, Осип прищурился и сказал напоследок:
– Однако, Захарка, твоя женщина тебя вернула, ты ее и ищи, мимо не пройди!
Захар кивнул – вроде как согласился, а вроде и нет…
Он не сразу понял выражение потрясения на лицах родных, когда ввалился с мужиками в дом. Никитка – так вообще его не узнал, убежал к себе в комнату, когда Ирина ему сказала: это же папа! Захар расстроился даже поначалу, но повернувшись к большому, во весь рост, зеркалу в прихожей и сам поразился в первый момент – кто это?
Из зеркала на него смотрел незнакомый мужик, старше его лет на десять, заросший бородой-усами, с загорелым до черноты лицом, шире в костях, выше ростом, больше и мощнее прежнего Захара, с суровыми морщинами и с мощной стальной мускулатурой.
Он не узнал себя. Это был другой человек.
А он и стал теперь другой…
Он уже не мог не тренироваться, бегать, качаться, отжиматься и обливаться холодной водой каждый день, словно в нем кровь, привычки, жизнь поменяли. И сознание заодно, наделив новыми непростыми и загадочными знаниями.
Загар сошел, бороду и усы он сбрил, пришлось поменять всю одежду – мала и коротка стала.
Цивилизовался, вернулся из первобытно-общинного в современный строй, в действительность.
О пении зовущей женщины, вытащившей его из потустороннего мира, о ладошке узенькой, запахе и дыхании ее не забыл, но задвинул ее образ подальше, туда, где хранилось все мистическое, странное, непонятое, произошедшее с ним, и к чему он относился весьма осторожно, стараясь не тревожить суетностью бытия.
Он еще раз побывал у Осипа – несколько лет спустя, когда Ирину отпустил, разводился. И приехал-то не за советом, не за помощью, а вроде как навестить.
Стал почему-то вспоминать об Осипе чуть ли не каждый день, улыбался далеким воспоминаниям и мытарствам своим исцеляющим и подумывал: надо бы съездить, повидаться…
Его вдруг так потянуло к старому шаману, словно звал кто-то!
Непонятно.
Захар знал: все, что связано с Осипом – не для мирского разумения, и послушал свою интуицию. Собрался, договорился, и надо же, удивительно: дорога сложилась легко, как по вешкам, без единой заминки и трудности! Запасся подарками и гостинцами для всего стойбища, любимыми конфетами Осипа, табачком дорогим, душистым для трубочки, всяческих мелочей набрал. Выяснил, где они сейчас стоят – и полетел.