Сто удач и одно невезение
Шрифт:
Перемещался он от одного объекта до другого только вертолетом, а не на чем ином из пункта «Ж» в пункт «Е» оперативно на тех просторах, где между двумя поселками запросто помещается территория европейской страны целиком, да любой, на выбор, добраться не имелось иных вариантов.
Один из таких полетов с лихими такими летчиками, а иных там не водилось, Захар запомнил на всю жизнь! Еще бы!
Погода, как и положено в тех широтах, баловалась, как ей заблагорассудится, и диспетчер разрешил один-единственный маршрут для полета. Либо так, либо сидите на буровой и не трындите, пока добро на полет не получите.
Летчики,
– Вы что, мужики? – подивился «молодой ешо» инженеришка.
– Да места там непростые… – непонятно протянул командир. – Тебе это, Игнатич, срочно нужно?
– Да еще позавчера! – пояснил степень срочности Захар. – Буровая стоит, вахта бухает, еще день – и трындец! Мужиков из штопора поди вытащи! И хрен знает, что там с оборудованием, смотреть надо!
– Да уж! – посочувствовал командир экипажа, понимая, но готовность лететь не выказал.
– Да в чем дело-то?! – расшумелся Захар.
– Ты про те места что-нибудь слышал? – издалека начал второй пилот Юра.
– Нет. Да какая разница! Есть коридор для пролета, что думать! – завелся от всей этой таинственности Захар.
– Вот ты, Захар Игнатьевич, здесь работаешь, считай, что живешь, а ни хрена не знаешь ни про тамошние законы, обычаи, легенды, – принялся втолковывать недорослю неразумному грамотный, бывалый командир экипажа. – А ведь годами, веками их не зря складывали. Ты думаешь, почему диспетчер нам этот коридор предложил? Да потому, что знает: не полетит через него никто! Это как шифровка, мол, погодные условия такие хреновые, что только через Черное озеро и лететь! Никто там не летает, разве что припрет совсем уж и вариантов нет! Не летает, не ходит и десятой дорогой объезжает. Борта там падают и пропадают бесследно, люди исчезают. Место это запретное, и живому человеку там ни за каким чертом нефиг шастать!
– Да ладно! – не поверил Захар. – Дикость и чушь! Суеверия бабкины! Места запретные! Вот у меня вахта в запой уйдет, так с меня десять шкур спустят, да такого наваляют, что любое запретное детским утренником покажется! Мужики, надо лететь!
Летчики переглянулись, молча совещаясь, второй пилот пожал плечами, дескать, тебе решать, старшой. Командир помолчал, подумал и решил:
– Лады, рискнем!
– А чё, Иваныч, давай! – взбодрился второй пилот. – Да ладно, пронесет небось!
– «Пронесет!» – передразнил недовольно командир. – Еще один птенец-юнец на мою голову образовался! Ты там, Юрик, не был, только понаслышке о тех местах, а я в прошлый раз еле машину и свою жопу унес. Пронесет тебя поносом испужным, а не бреющим по верхам!
Полетели.
Захар в наушники, которые на него надели, как и положено в вертолете, слышал переговоры экипажа и диспетчера, потерявшего на пару минут дар речи, когда Иваныч ему объявил о решении лететь через Черное озеро.
– Вы что, мужики, охренели? – после продолжительной паузы поинтересовался диспетчер. – Или перепились там?
– Ты давай веди! – одернул Иваныч. – Не засоряй эфир болтовней неуставной!
– Ну, как знаете… – пролепетал потрясенный диспетчер.
Погода и на самом деле как сбесилась: снег вперемешку с дождем, и все это крутилось-вертелось, подгоняемое порывами ветра. Но стоило отлететь на десяток километров и лечь на курс – как в другую страну попали: солнце, подмороженное легким молодым ранним августовским морозцем, ширь бескрайняя – красота!
– Может, повезет, – услышал Захар в наушниках голос Иваныча, – озеро туманом прикроет. В прошлый раз так и было, да и мужики говорили, что обычно над ним туман стелется.
– Подлетаем, – каким-то придушенным тенором оповестил Юрик.
Захар прилип к иллюминатору, стараясь разглядеть, что там за озеро такое загадочное, что даже бывалых мужиков пугало до оторопи. Видимость стояла кристально-прозрачная, до горизонта, во все стороны, еще не тундра, но уже и не тайга – пограничье. Высокие деревья островками среди низкорослых и проплешин без растений, и только на краю самого густого и темного ельника по земле стелился густой молочно-белый туман. Захар присмотрелся. Странный это был туман – переливался разными красками, то розоватыми рассветными отблесками, то голубовато-снежным холодом и постоянно перемещался, не клочками, поддуваемыми ветрами, а как большое пуховое одеяло, всей массой.
Это, что ли, озеро мистическое? И что в нем такого? Из-за чего столько шуму поднимать? Или его мужики прикалывали, проверяли на «слабо», по устоявшейся привычке ставить новичка в неловкие, глупые ситуации и наблюдать, как он из них выберется. Нормальный такой подкол в любом мужском сообществе, куда приходит новенький, что-то типа якорь затачивать напильником на флоте.
Захар оторвался от созерцания природных красот, глянул на мужиков напряженных, молчаливых, усмехнулся, даже головой качнул «понимающе» и вернулся к наблюдениям.
И в этот момент неожиданно туман над озером как бы раскололся надвое, словно кто-то невидимый разрезал пушистый торт большим ножом. Две туманные половины повисели несколько секунд в воздухе и очень быстро, в пару мгновений исчезли в ельнике и в проплешь на другом берегу, растворились бесследно.
Захар не понял толком, что он видит, – вода не вода, лед не лед, что-то неровное с темными вкраплениями. Он прилип к иллюминатору, уткнувшись в стекло лбом и носом, стараясь рассмотреть. Зрение у него имелось в наличии великолепное, снайперское, недаром его дед научил бить белку в глаз на охоте.
И вдруг он разом увидел и осознал, ЧТО видит!!!
Озеро было круглое, почти идеальной формы, промерзшее до самого дна, а лед странным, прозрачным, и еще более странно в нем преломлялись лучи встающего раннего солнца: без отсветов, без бликов, окрашивая лед в ровный розовый цвет.
А во льду лежали мертвые люди!
Много, очень много: может, сотни, может, и больше, ему казалось, что тысячи. Почти все лицом вверх, с раскрытым в последнем крике ртом и открытыми глазами, и все смотрели на него, на Захара, и звали…
Спаси, приди на помощь, сделай для нас что-нибудь!!!
Он не отрываясь смотрел, смотрел, смотрел! В основном мужчины, но были и женщины, зовущие, плачущие, мечущиеся в последнем неизбывном страхе, и он услышал, совершенно четко и громко, как они зовут его, умоляют…
– За-а-ха-а-ар!..
Он понял, что ему надо к ним, срочно, прямо сейчас! Надо что-то делать! Спасать, наконец! Немедленно!
Что-то раздражающе ввинчивалось в мозг, мешающее, отвлекающее…
Ему немедленно надо к ним! Зовут же! Им помощь требуется, немедленная!