Стоход
Шрифт:
— Потерпи, заявится.
— Бронь боже! — замахала Олеся руками. — Только бы не пришел прямо в Морочну. Там же Сюсько!
— Гриша все знает, — успокоил ее Моцак и коротко рассказал обо всем, что произошло с ними со дня отъезда из Морочны.
Миссюра со всей щедростью набрал полную ложку каши и старался всю ее сразу впихнуть в рот Моцаку.
— Дайте я! — не вытерпела Олеся. — Кто ж так кормит!
Миссюра охотно уступил свое место и виновато развел руками:
—
— Не слушай его, Олеся. Руки у него нежнее женских, не смотри, что большие да грубые. Второй раз он меня спасает, — благодарно посмотрев на Миссюру, сказал Александр Федорович. — Только первый раз, при панах, я сам ложку держал, а теперь заявился к нему чуть тепленький.
— Алэ, — подтвердил Миссюра. — Ночью чую, что-то скребется. Ну, думаю, добрался и до меня новый пан комендант. Выхожу — около дверей человек лежит. А ни слова, ни полслова. Внес. Он весь в крови и глаз не видно — от бороды до виска сплошной синяк. Это сейчас уже отошло, а то ж он совсем глаз не открывал.
— Почти вслепую добирался, — подтвердил Моцак. — В правом глазу была маленькая щелка. Открою, присмотрюсь и ползу от дерева к дереву. Трое суток полз по берегу озера.
— А до озера ж как вы? — вытирая крупные капли пота со лба Моцака, скороговоркой спросила Олеся, хотя и знала, что сейчас ему лучше лежать молча.
— До озера плыл по канаве, лежа в лодке. Одной рукой греб.
— Как же можно лежа и одной рукой? — опять не удержалась Олеся.
— Беда всему научит…
— Так от же ж принес я его на диван, — продолжал Миссюра. — А у меня таких перебывало уже немало: все тряпье изодрал на перевязки. На мне осталась последняя сорочка, да и то самая старая. Ну кое-чем перевязал и этого. Молоком попоил. Корову мэтээсовскую я оставил у себя, вот и пригодилась. Три дня молоком из бутылки отпаивал… Думал, не выживет. И только на четвертый день, когда он помаленьку заговорил, узнал я, кто это.
— Олеся, где Анна Вацлавовна, Игорек? — спросил Моцак.
Олеся ждала этого вопроса. Но, увидев предостерегающий жест Миссюры, поняла, что сейчас говорить о гибели Игоря не время.
— Анна Вацлавовна уехала к отцу. Там безопасней. — И Олеся коротко рассказала о том, как ездила с Анной Вацлавовной искать Гришу и его, Александра Федоровича.
Тяжело вздохнув, девушка закончила:
— Некуда мне теперь возвращаться!
Узнав, что жена пристроилась у родных, и уверенный, что сынишка с нею, Моцак облегченно перевел дух:
— Добрая весть что бальзам на мои раны.
—
— По мне танк проехал. Уцелел я только потому, что лежал в глубокой, узкой канавке. А во время побега из Картуз-Березы еще и ранило в ногу.
Олеся откинула одеяло.
— Заражение крови! — задыхаясь, словно в комнате вдруг не стало воздуха, прошептала она и начала ощупывать опухшее и посиневшее колено Моцака. — Лошадь есть? — обратилась она к Миссюре, угрюмо стоявшему возле дивана.
— Зачем?
— У меня в Морочне красный стрептоцид есть. Ну да я и пешком… — Она метнулась к двери.
— Стой, Олеся. Нас тут таких еще пятеро, — остановил ее Моцак.
— Пя-те-ро? — удивленно протянула Олеся и подумала об оставшейся в лодке Соне.
— Олеся, я слышал, что ты спасла Санька Козолупа, — сказал Моцак. — Не каждый мужчина нашел бы в себе мужество так поступить.
— Ну, чего там! — отмахнулась Олеся.
— Но сейчас меня вот что интересует: как, по-твоему, этот Сюсько любит тебя или пристает просто потому, что красивая?
Олеся смутилась, сбивчиво рассказала, как еще при поляках Савка начал за нею ухаживать, не давал прохода, хотя она не раз откровенно говорила ему, что терпеть его не может…
— Олеся, — Моцак сурово посмотрел девушке в глаза. — А вот теперь наберись сил и… потерпи. Здесь сейчас нас, тяжело раненных, шестеро. А может случиться, будет больше… И твоя помощь очень нужна будет всем нам.
— Что же мне делать?
— А то, что и всем нам, — ответил Александр Федорович и обратился к Миссюре: — Дайте ей почитать листовку.
Миссюра достал из-под дивана листок бумаги с мелкими черными буквами и подал Олесе.
— Может, лучину запалить? — спросил он Моцака. — А то ж темно.
— Не нужно! — впившись острыми глазами в листовку, отмахнулась девушка. — «…В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы…» — читала полушепотом Олеся. — Александр Федорович, что такое диверсионные группы?
— Партизанские группы, которые будут уничтожать все, что может пригодиться врагу для войны: взрывать поезда, машины, заводы, жечь и уничтожать военное имущество, убивать самих фашистов.
— Понятно, — кивнула она и продолжала читать: — «…Диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны повсюду и везде…»
— Обрати внимание, Олеся, на подчеркнутые в конце слова. Эта война является великой войной всего советского народа против немецких войск.