Стоим на страже
Шрифт:
Открывал или, наоборот, запечатывал болотную горловину рыжий, без малейшей растительности каменистый утес, от которого вправо и влево тянулся зыбун. Апраксин знал, что в таком зыбуне в два счета можно было увязнуть…
И тем не менее едва заметные следы, оставленные нарушителем, уходили туда, к седловине утеса. И собака тоже упрямо, на ходу взлаивая от нетерпения, вела пограничников вверх.
На что рассчитывал нарушитель? Неужели избрал своим прикрытием топь, полагая, что другим сюда хода нет? А может, вгорячах, подстегнутый страхом, сбился с намеченного маршрута и сам
Лейтенант молча кивнул Лыгареву и Данилину: мол, идите в обхват. Те мгновенно, без пояснений поняли, — не маленькие. Вчетвером они с разных сторон вскарабкались на макушку утеса, соблюдая предельно возможную осторожность, сошлись в седловине. И что же? Апраксин от досады едва не выругался: утес был пуст. А собака беспокойно подскуливала и все норовила сорваться вниз: видимо, ее звал, манил непонятно куда ведущий запах, оставшийся в воздухе после того, как тут прошел неуловимый пришелец.
Придерживаясь за скальные выступы, Апраксин спустился сколько мог, взглянул сверху на воду и мгновенно все понял. Под утесом среди сплошного гнилья длинными разводами чернело окно, которое могло означать только одно…
— Веревку! — заметно нервничая, громче обычного скомандовал Апраксин. — Подстрахуйте меня.
Он сам, не уступая ни Лыгареву, ни Данилину своего командирского права, спустился на прочной капроновой веревке к воде. Держа пистолет наготове, до боли в пальцах сжимая его рифленую пластмассовую рукоятку, Апраксин оглядел малейшие щели и выступы вплоть до маслянистого зеркала болотной жижи. Он все еще надеялся отыскать скрытую от глаз нишу, складку, в которой мог затаиться неизвестный. Однако нигде не обнаружилось никаких следов пребывания человека.
Хмурый, раздосадованный, лейтенант поднялся наверх, на макушку утеса, еще хранившего дневное тепло. Жадно закурил, торопливо глотая дым и почти не ощущая горечи табака.
Все трое из состава тревожной группы ждали его решения, смотрели на него с надеждой. Чупров уже вполне пришел в себя, только бледность на лице еще напоминала о его недавнем недомогании. Цеза тоже вела себя спокойно, облизывалась, по-своему понимая, что поработала хорошо, на совесть…
Апраксин тычком погасил окурок о гранитный скол, дал солдатам команду хорошенько обследовать прилегающую к утесу местность и, когда убедился, что осмотр тоже ничего не прояснил, приказал Лыгареву передать на заставу: поиск прекратить, заслон снять. На недоуменный вопрос Невьянова о нарушителе Апраксин четко, не колеблясь, выговорил: нарушителя засосало болото, а для того, чтобы поднять утопленника, необходимо дополнительное снаряжение и люди, которыми он, Апраксин, в данный момент не располагает.
— Отставить команду «прекратить поиск»! — сердито грохнул Невьянов. Затем потребовал у начальника заставы: — Дайте точные координаты своего местонахождения.
Координаты были предельно просты: утес в начале болота. Невьянов не стал расспрашивать подробней, сказал коротко, решительно:
—
Больше всего в этот нескладный вечер Апраксину не хотелось встречаться с Невьяновым, хотя с момента их знакомства пролетело не так уж много времени, за которое они успели обменяться едва ли десятком фраз. В чем тут крылась загадка, Апраксин вряд ли смог бы объяснить.
Долго ждать им не пришлось — подполковник Невьянов вскоре прибыл к подножию холма. Он хотя и был достаточно информирован о ходе поиска, поскольку доклады поступали к нему регулярно, тем не менее неожиданно для Апраксина потребовал от начальника заставы подробного отчета: где именно, в какое время и при каких обстоятельствах были обнаружены следы нарушителя, каким маршрутом двигался, где исчез… Апраксин, удивляясь в душе переменам, происшедшим с медлительным на первый взгляд Невьяновым, без запинки обрисовал путь, проделанный тревожной группой, по минутам, словно на оперативном совещании, расписал организацию поиска и действия тревожной группы.
Невьянов молча выслушал доклад, потом хмыкнул, укоризненно сказал своим маловыразительным голосом:
— Действия в основном правильные. Одобряю. А вот участка своей заставы ты, Апраксин, не знаешь.
В ответ на неприкрытое недовольство, недоумение и мимолетную обиду Апраксина подполковник высказался тоном, не терпящим возражений:
— Да, да, не знаешь… Ну, теперь-то что об этом! Поздно критиковать.
Оглянувшись на зловонное болото, распространявшее вокруг сырость и смрад, Невьянов решительно сказал:
— Не будем терять время. Едем, товарищ лейтенант! Водитель, разворачивайте машину.
Ехали молча. Уязвленный Апраксин и понятия не имел, что затевал этот непонятный Невьянов. Но глухая досада, в ответ на упрек старшего офицера заполнившая душу, не рассасывалась, а, наоборот, набухала на языке словами оправдания, неуместной сейчас иронии.
— Какова протяженность твоего болота, знаешь? — первым нарушил молчание Невьянов, внешне вполне миролюбиво, будто разговор шел о вещах обыденных, малоинтересных.
— Знаю, — однословно ответил Апраксин. Невьянов ждал, и лейтенанту волей-неволей пришлось пояснить: — Оно оканчивается глубоко в тылу. С боков к нему не подступиться — топь. Один у нарушителя путь — через утес.
— Один, говоришь?.. Хм! Поворачивайте на тыловую дорогу, — вдруг приказал Невьянов шоферу.
Апраксин терялся в догадках, но задавать вопросы не спешил. Пусть он и допустил в чем-то просчет — у кого их не бывает! — но настанет минута, когда Невьянов сам убедится, что тоже был неправ. Настанет…
Когда достигли противоположного края болота, сумерки почти укрыли землю, соединив ее сплошной темнотой с небом. Шофер тревожной группы уловил и понял молчаливый жест подполковника, в нужном месте остановил машину.
— Так, — сказал Невьянов, близоруко щурясь на циферблат часов со светящимися капельками фосфора. — В нашем распоряжении еще около получаса. Вполне достаточно. Закурим, лейтенант?
Мягкая нотка в подобревшем голосе Невьянова разом отрезала возникшую отчужденность. Да и не умел лейтенант долго держать обиду.